Златовласка
Златовласка
Я часто отдыхал с родителями в Паланге. Тогда еще не требовалось виз, а Литва не была еще заграницей. Там чистое море, там не такой зной как на юге, и гораздо меньше народу. Мы останавливались в частном секторе, у каких-то дальних родственников. Я обычно был предоставлен самому себе, родители за меня не беспокоились. Во-первых, я хорошо плавал, а во-вторых, несмотря на мои одиннадцать лет, голова у меня работала нормально, и ни в какие авантюры я не влезал. Да и вообще, время тогда было спокойное, и за то, что с детьми может что-то случиться, особенно никто не волновался. Я обычно находил себе приятеля и пропадал с ним в саду или на берегу моря. От завтрака до ужина.
В этот раз моим приятелем был Юргис, местный мальчик, мойсверстник. Я звал его просто Юрка. Он хорошо говорил по-русски, а я немного мог объясняться по-литовски. Как-то раз он заговорщически отвел меня в сторонку и сказал:
— Хочешь кое-что интересное посмотреть?
Я, конечно же, хотел. Юрка захватил из дому большой морской бинокль и повел меня к морю.
— Что, на корабли будем смотреть?
На траверсе стояло на рейде много военных кораблей, мы часто рассматривали их в бинокли.
— Не-а, — ответил Юрка. — Не корабли.
— А что?
— Не торопись, увидишь.
Мы шли вдоль высокого глухого забора, за которым находился женский пляж. Тогда такого направления как нудизм еще не было, но в Прибалтике существовали отдельные женские пляжи, где тетки купались и загорали голые.
— Вот бы в заборе дырочку проковырять! — мечтательно произнес я.
— Зачем дырочку? Вот! — Юрка потряс биноклем.
Мы свернули в сосновый бор, который почти вплотную подступал к морскому берегу. Тут забор загибался и уходил к воде. Юрка подвел меня к корявой разлапистой сосне.
— Полезли, — сказал он. — Это мой НП.
Мы забрались на дерево и сели на соседние ветки, которые росли выше забора. Пляж перед нами открылся как на ладони, но объекты нашего внимания находились достаточно далеко. Были видны фигурки женщин, также явно виделось, что они без купальников, но подробности разглядеть трудно, несмотря на то, что зрение у меня прекрасное. Народу на пляже было немного. Кто-то загорал, кто-то купался. Мое внимание сразу привлекла фигурка молодой женщины или девушки, которая загорала ближе всего к нам. Она лежала на спине, согнув одну ногу в колене, а другую закинув на нее. Глаза были закрыты темными очками. Длинные золотистые волосы ручьями бежали вдоль ее
тела. Небольшая грудь была, судя по всему, очень упругая, потому что не растекалась по всему телу и не свисала по сторонам, а торчала маленькими холмиками вверх. А животик ее кончался
золотистым треугольничком, скрывавшимся между ножек. Тем не менее, подробно разглядеть ее было трудно — все-таки далеко.
Юрка сидел на толстой ветке верхом, прислонившись спиной к стволу и, прильнув к биноклю, шарил им по всему пляжу. Было видно, как под трусами у него зашевелился бугорок и стал выпирать наружу. Вдруг он, часто дыша, произнес:
— Ух, ты! Нет, такого пропустить нельзя!
Не отрывая от глаз бинокля, он свободной рукой вытащил из-под трусов пипиську. Она была у него сильно надута, немного загнута и торчала вверх. Моей пипиське тоже стало завидно, и она начала надуваться. А Юрка зажал свою пипиську большим и указательным пальцем, сдвинул кожицу вниз, освободив головку (я такого делать еще не мог), потом снова натянул, снова сдвинул вниз и начал
повторять это быстро-быстро. Я с интересом наблюдал за этим процессом. Через пару минут его писька задергалась, а из дырочки показалась большая прозрачная капля. Что это он, начал писать, а
не писает?
— Чего же ты не писаешь? — спросил я.
— Зачем? — удивился Юрка. — Все, я кончил. На, теперь ты, — он протянул мне бинокль. — Не урони, смотри! Отцовский!
Я, припав к окулярам, начал сканировать по пляжу. В общем, как оказалось, ничего интересного. Старушки с дряблой морщинистой кожей, девочки лет трех, на которых и смотреть-то не интересно.
Толстые тетки со свисающими жирами и отвисшими сисями. А между ног у них какие-то взъерошенные волосатые хохи. Уж лучше бы купальники надели! У меня даже пиписька снова опустилась. Наконец я поймал в объективы ту девушку, которой залюбовался вначале, и почувствовал приятный холодок в груди и пульсацию в писе, готовой снова подняться. Она была обворожительно красива! Впалый животик с небольшой ямочкой пупка, стройные ножки, торчащие сосочки, нежные волосики на лобке… Она вытянула ножки и потянулась как кошка, сейчас я разгляжу ее писю. Но она села. К ней подошла девочка лет двенадцати, такая же стройная, такая же золотовласая, такая же голая, такая же красивая, только поменьше. И грудь поменьше, и пися без волос — узенькая щелочка между длинных стройненьких ножек. В то время таких игрушек не было, но сейчас бы я назвал ее куклой Барби. Хотя нет, она куда красивее! Девочка повернулась спиной к старшей Златовласке, та села на корточки и начала заплетать младшенькой Златовласке косы.
Покончив с этим процессом, они надели платья прямо на голое тело, свернули свою подстилку и ушли. Я вернул Юрке бинокль. Больше там смотреть было не на что. Но писька моя все еще стояла.
Взглянув на мои оттопыренные трусы, Юрка спросил:
— А ты что, не подрочишь?
— Это как?
— Ну, вот так, — он достал из трусов свой все еще торчащий писюлей и проделал с ним то же, что и пять минут назад.
— А у меня так не выйдет, — сказал я.
— Почему?
— А у меня вот эта… вот такая вот не высовывается.
— А ну, покажи!
Я засмущался.
— Давай, давай, показывай.
Я достал свою письку. Юрка своими пальцами попробовал сдвинуть кожицу с головки. Мне было стыдно, что чужая рука прикасается к моей письке, но вместе с тем и приятно. А потом стало больно, я вскрикнул и чуть не свалился с дерева.
— Слушай, — сказал Юрка. — Тебе тренировать надо.
— Как тренировать?
— Ну, оттягивать все время, каждый день, чтоб сдвинуть. А то трахаться не сможешь.
Что такое «трахаться» я не знал. Но понял, что угроза серьезная.
— А у тебя тоже так было?
— Нет, у меня сразу открываться стала. Но у мальчишек такое бывает, я в книжке читал. И если запустить, потом резать придется.
И я стал тренироваться. Два-три раза в день в туалете я теребил письку или думал о Златовласке, чтобы она встала, а потом до наступления острой боли натягивал кожицу. К осени моя головка стала
открываться. Я решил попробовать «подрочить», как сказал Юргис. Я заперся в ванной, включил воду, будто я моюсь, представил голенькую Златовласку младшую. Пиписька встала, я как Юрка зажал большим и указательным пальцем головку… Тут постучала мама:
— Открой, я не буду на тебя смотреть, мне тазик нужен.
Я отодвинул шпингалет, быстро забрался в ванну и лег на живот.
— Чего это ты сегодня мыться вздумал? — спросила мама. — Сегодня ж среда!
— Так. Вспотел на физкультуре, решил ополоснуться.
— Ну-ну.
Да, спокойно подрочить мне не дадут. Надо дождаться, когда никого дома не будет. Такой случай скоро представился — родители ушли в театр. Я разделся догола, возбудил свою писю и начал манипулировать кожицей на головке. Этого мне показалось мало,
Я часто отдыхал с родителями в Паланге. Тогда еще не требовалось виз, а Литва не была еще заграницей. Там чистое море, там не такой зной как на юге, и гораздо меньше народу. Мы останавливались в частном секторе, у каких-то дальних родственников. Я обычно был предоставлен самому себе, родители за меня не беспокоились. Во-первых, я хорошо плавал, а во-вторых, несмотря на мои одиннадцать лет, голова у меня работала нормально, и ни в какие авантюры я не влезал. Да и вообще, время тогда было спокойное, и за то, что с детьми может что-то случиться, особенно никто не волновался. Я обычно находил себе приятеля и пропадал с ним в саду или на берегу моря. От завтрака до ужина.
В этот раз моим приятелем был Юргис, местный мальчик, мойсверстник. Я звал его просто Юрка. Он хорошо говорил по-русски, а я немного мог объясняться по-литовски. Как-то раз он заговорщически отвел меня в сторонку и сказал:
— Хочешь кое-что интересное посмотреть?
Я, конечно же, хотел. Юрка захватил из дому большой морской бинокль и повел меня к морю.
— Что, на корабли будем смотреть?
На траверсе стояло на рейде много военных кораблей, мы часто рассматривали их в бинокли.
— Не-а, — ответил Юрка. — Не корабли.
— А что?
— Не торопись, увидишь.
Мы шли вдоль высокого глухого забора, за которым находился женский пляж. Тогда такого направления как нудизм еще не было, но в Прибалтике существовали отдельные женские пляжи, где тетки купались и загорали голые.
— Вот бы в заборе дырочку проковырять! — мечтательно произнес я.
— Зачем дырочку? Вот! — Юрка потряс биноклем.
Мы свернули в сосновый бор, который почти вплотную подступал к морскому берегу. Тут забор загибался и уходил к воде. Юрка подвел меня к корявой разлапистой сосне.
— Полезли, — сказал он. — Это мой НП.
Мы забрались на дерево и сели на соседние ветки, которые росли выше забора. Пляж перед нами открылся как на ладони, но объекты нашего внимания находились достаточно далеко. Были видны фигурки женщин, также явно виделось, что они без купальников, но подробности разглядеть трудно, несмотря на то, что зрение у меня прекрасное. Народу на пляже было немного. Кто-то загорал, кто-то купался. Мое внимание сразу привлекла фигурка молодой женщины или девушки, которая загорала ближе всего к нам. Она лежала на спине, согнув одну ногу в колене, а другую закинув на нее. Глаза были закрыты темными очками. Длинные золотистые волосы ручьями бежали вдоль ее
тела. Небольшая грудь была, судя по всему, очень упругая, потому что не растекалась по всему телу и не свисала по сторонам, а торчала маленькими холмиками вверх. А животик ее кончался
золотистым треугольничком, скрывавшимся между ножек. Тем не менее, подробно разглядеть ее было трудно — все-таки далеко.
Юрка сидел на толстой ветке верхом, прислонившись спиной к стволу и, прильнув к биноклю, шарил им по всему пляжу. Было видно, как под трусами у него зашевелился бугорок и стал выпирать наружу. Вдруг он, часто дыша, произнес:
— Ух, ты! Нет, такого пропустить нельзя!
Не отрывая от глаз бинокля, он свободной рукой вытащил из-под трусов пипиську. Она была у него сильно надута, немного загнута и торчала вверх. Моей пипиське тоже стало завидно, и она начала надуваться. А Юрка зажал свою пипиську большим и указательным пальцем, сдвинул кожицу вниз, освободив головку (я такого делать еще не мог), потом снова натянул, снова сдвинул вниз и начал
повторять это быстро-быстро. Я с интересом наблюдал за этим процессом. Через пару минут его писька задергалась, а из дырочки показалась большая прозрачная капля. Что это он, начал писать, а
не писает?
— Чего же ты не писаешь? — спросил я.
— Зачем? — удивился Юрка. — Все, я кончил. На, теперь ты, — он протянул мне бинокль. — Не урони, смотри! Отцовский!
Я, припав к окулярам, начал сканировать по пляжу. В общем, как оказалось, ничего интересного. Старушки с дряблой морщинистой кожей, девочки лет трех, на которых и смотреть-то не интересно.
Толстые тетки со свисающими жирами и отвисшими сисями. А между ног у них какие-то взъерошенные волосатые хохи. Уж лучше бы купальники надели! У меня даже пиписька снова опустилась. Наконец я поймал в объективы ту девушку, которой залюбовался вначале, и почувствовал приятный холодок в груди и пульсацию в писе, готовой снова подняться. Она была обворожительно красива! Впалый животик с небольшой ямочкой пупка, стройные ножки, торчащие сосочки, нежные волосики на лобке… Она вытянула ножки и потянулась как кошка, сейчас я разгляжу ее писю. Но она села. К ней подошла девочка лет двенадцати, такая же стройная, такая же золотовласая, такая же голая, такая же красивая, только поменьше. И грудь поменьше, и пися без волос — узенькая щелочка между длинных стройненьких ножек. В то время таких игрушек не было, но сейчас бы я назвал ее куклой Барби. Хотя нет, она куда красивее! Девочка повернулась спиной к старшей Златовласке, та села на корточки и начала заплетать младшенькой Златовласке косы.
Покончив с этим процессом, они надели платья прямо на голое тело, свернули свою подстилку и ушли. Я вернул Юрке бинокль. Больше там смотреть было не на что. Но писька моя все еще стояла.
Взглянув на мои оттопыренные трусы, Юрка спросил:
— А ты что, не подрочишь?
— Это как?
— Ну, вот так, — он достал из трусов свой все еще торчащий писюлей и проделал с ним то же, что и пять минут назад.
— А у меня так не выйдет, — сказал я.
— Почему?
— А у меня вот эта… вот такая вот не высовывается.
— А ну, покажи!
Я засмущался.
— Давай, давай, показывай.
Я достал свою письку. Юрка своими пальцами попробовал сдвинуть кожицу с головки. Мне было стыдно, что чужая рука прикасается к моей письке, но вместе с тем и приятно. А потом стало больно, я вскрикнул и чуть не свалился с дерева.
— Слушай, — сказал Юрка. — Тебе тренировать надо.
— Как тренировать?
— Ну, оттягивать все время, каждый день, чтоб сдвинуть. А то трахаться не сможешь.
Что такое «трахаться» я не знал. Но понял, что угроза серьезная.
— А у тебя тоже так было?
— Нет, у меня сразу открываться стала. Но у мальчишек такое бывает, я в книжке читал. И если запустить, потом резать придется.
И я стал тренироваться. Два-три раза в день в туалете я теребил письку или думал о Златовласке, чтобы она встала, а потом до наступления острой боли натягивал кожицу. К осени моя головка стала
открываться. Я решил попробовать «подрочить», как сказал Юргис. Я заперся в ванной, включил воду, будто я моюсь, представил голенькую Златовласку младшую. Пиписька встала, я как Юрка зажал большим и указательным пальцем головку… Тут постучала мама:
— Открой, я не буду на тебя смотреть, мне тазик нужен.
Я отодвинул шпингалет, быстро забрался в ванну и лег на живот.
— Чего это ты сегодня мыться вздумал? — спросила мама. — Сегодня ж среда!
— Так. Вспотел на физкультуре, решил ополоснуться.
— Ну-ну.
Да, спокойно подрочить мне не дадут. Надо дождаться, когда никого дома не будет. Такой случай скоро представился — родители ушли в театр. Я разделся догола, возбудил свою писю и начал манипулировать кожицей на головке. Этого мне показалось мало,