и повернулась ко мне.
Я опустился на коленки и даже протянул пальчик, чтобы потрогать, но Злата отстранила мою руку.
— А вот этого не надо.
— Почему?
— Моя сестра говорит, что давать трогать можно только самому любимому человеку. А ты еще не мой любимый.
Тогда я, глядя на Златину писю, стал теребить свою. И она надулась до предела.
— Вот, смотри, — с гордостью произнес я, поднимаясь с колен.
— Ух ты! Вот это да! Я и не знала, что она так может увеличиться! Ну ладно, прости, что поехидничала, пошли загорать.
Мы легли прямо на теплый песок, потому что подстилки не было. Мы лежали рядом, оба на спине и искоса поглядывали друг на друга. У нее торчали вверх два соска, а у меня — моя палка. Конечно, это была еще не палка, еще не член взрослого мужчины, но уже и не детская писюлька.
— Мы раньше с сестрой там, на женском пляже купались, — говорила Злата. — Там можно было спокойно купаться голышом. Потом женский пляж перенесли на другое место, туда далеко ходить стало. Я пробовала купаться рядом со старым, но там противно — мальчишки все время подглядывают. Тогда я выбрала это место. Тут никогда никого не бывает. Лес кончается, начинаются дюны, пустыня, одним словом. А ты что, раньше не купался голышом?
— Не-а.
— А почему? Стеснялся?
— Не знаю.
— А моя сестра, ее Рита зовут, я тебя с ней ...познакомлю. Так вот, Рита говорит, что не надо стесняться. Все естественно. Неестественно, только когда подглядывают или пристально пялятся.
Тогда противно. А так, ну что, мальчики — одни, девочки — другие, чего из этого секреты делать! Ну ладно, мне пора домой. Придешь завтра?
— Конечно, приду.
Ночью я ворочался и не мог уснуть. Я все видел перед собой Злату. Пиписька торчала, зудела и не давала мне заснуть. Я хотел, хоть это и вредно, позаниматься онанизмом, но как только я начинал теребить писю, кровать скрипела, а мы все спали в одной комнате. Поэтому я бросил это занятие.
Зато ночью мне опять приснилась Злата, и опять все трусы стали мокрыми. Я прискакал на наше место сразу после завтрака. Наверно я влюбился, потому что ни минуты не мог прожить, не думая о Злате. Я ждал ее больше часа. Она пришла в коротком сарафанчике, такая милая, такая красивая. Мне страстно хотелось задушить ее в объятиях и расцеловать всю, от кончиков волос на голове до кончиков пальцев на ногах.
— Привет, — поздоровалась она. — Не купался еще?
— Нет, тебя ждал.
— Ну, пошли. Помоги мне расстегнуть сзади пуговку.
Я расстегнул пуговку и помог снять сарафанчик, под которым, естественно, ничего не было. Потом я сбросил с себя свою нехитрую одежду, и мы побежали в море. Сегодня оно было спокойное-спокойное, просто как Москва-река. Мы ныряли и искали янтарь. Я нашел два камушка с горошину, Злата обрадовалась. Потом мы бегали вдоль берега, гонялись друг за другом, и я ее поймал. И прижал к себе. И поцеловал в губы. Вернее чмокнул, по-настоящему целовать я не умел.
Злата смотрела на меня каким-то удивленно-испуганным взглядом, широко раскрыв свои васильковые глаза.
— Я тебя люблю, — вдруг вырвалось у меня.
— А я — тебя, — услышал я из ее уст неожиданно для себя.
С моря послышался стук, скрип и плеск. Мы оба обернулись на эти звуки. К берегу плыла лодка. Злата быстро завернулась в полотенце, а я мгновенно натянул трусы. Лодка ткнулась носом в мелкую гальку. В ней сидел старик. Он начал вычерпывать воду из лодки консервной банкой.
— Эх, молодежь… — проворчал он, не прерывая своего занятия. — Все бы вам любовь-морковь. Что ж, правильно, такие ваши годы. Ваше дело трахаться, детишек рожать, а наше — внуков-правнуков нянчить. Такие уж наши годы, все в прошлом. Стареем, рассыхаемся, как эта посудина…Все еще продолжая что-то ворчать, он вынул весло из уключины, оттолкнулся им от берега, снова вставил весло и погреб в море.
— А говоришь, тут никого не бывает, — произнес я.
— Подумаешь, это так. Случайно. Пошли купаться.
Она бросила на камень полотенце и побежала к воде. Я снял трусы и припустил за ней. Потом мы снова легли загорать.
— А ты умеешь массаж делать? — спросила она.
— Вообще видел, но сам не пробовал.
— Попробуй, — она перевернулась на живот.
Я погладил ей спинку, потом потер, пощипал. Потом погладил ножки — икры, бедра, попку, потом сказал:
— А спереди тоже массаж делают.
— Да, — согласилась Злата, переворачиваясь. — Только ноги. А живот не надо.
Я сахнул прилипшие песчинки с ее ножек, животика и очень аккуратно, пальчиком — с писи, помассировал голени и бедра, приближаясь к тазобедренному суставу, и смотрел на ее писю. Губки у нее немножко распухли, а между ними высунулся розовый язычок, на котором выступила капелька влаги. Злата лежала с закрытыми глазами. Вдруг я, не помня себя, наклонился и слизал эту капельку.
— Ты что делаешь?! — возмутилась девочка, вскакивая на ноги.
— Ты же сказала, что любишь меня. А любимому трогать можно.
Возмущение сошло с ее лица. Подумав, она сказала:
— Сделай еще так.
И я лизнул еще раз. И еще. А она закрыла глаза, а капли текли из нее все сильнее.
— Злата, — спросил я. — А ты знаешь, что значит трахаться?
— Не совсем. Рита говорит, что трахаются люди, которые сильно любят друг друга. А еще я видела картинку. Там стоит тетя, а сзади к ней прижимается дядя. Рита говорит, что они трахаются.
— А давай так попробуем?
— Ты чего, мы маленькие, нам нельзя!
— Ну, мы совсем чуть-чуть, ну капельку. Я прислонюсь к тебе сзади. и мы посмотрим, что получится.
Злата некоторое время размышляла, потом сказала:
— Ну, попробуй, — и повернулась ко мне задом.
И что же, интересно, надо делать? Я обнял ее и прижался к ее телу. Моя торчащая кверху писька попала в ложбинку между ее ягодичек. Я плотнее прижал ее животом. Потом нащупал рукой ее грудку и зажал между пальцами сосочек. А другой рукой нащупал ее писю и тот розовый язычок, который из нее высовывался. Там было все мокро, и я стал водить пальчиком вверх-вниз вдоль щелки. А сам стал тереться своей писькой в ложбинке ее попки. Злата стала часто дышать и стонать, а моя пиписька дергаться. И что-то заныло в промежности, и горячая волна побежала по стволику письки, и я сам задергался, и Злата задвигала попкой, и из моей письки стали вырываться струи. И
я уже перестал тереться, потому что стало больно головке, а струи все вырывались и вырывались на спину моей Златовласке. А Злата громко вскрикнула и упала на четвереньки.
— Что это было? — спросила она поднимаясь, спустя минуты две.
— Наверно, мы трахнулись.
— Слушай, а это здорово. Я не думала, что будет так приятно. А чем ты мне забрызгал спину?
— Не знаю. Папа говорит, что у мальчиков такое бывает. У меня несколько раз так текло во сне, когда ты мне снилась. А если самому делать так, чтобы она вытекла, то это онанизм, и это вредно, —
выпалил я все свои сексуальные знания.
— Ладно. Завтра я Ритку приведу. Ей двадцать лет, и она все знает. Раньше она мне мало рассказывала, а теперь пусть все расскажет: раз у меня есть любимый, я должна все знать.
На следующий день, когда я пришел, на берегу было две Златовласки. Обе они сидели на подстилке в сарафанах, а когда увидели