А он говорит:
- Я уже л е т о м придумал».
Вилли сказал потом, что он п л о х о спал ночью, всё представлял, как будет. Смешно даже: он не сомневался, что сделает н у ж н о е количество ошибок, при котором ему придётся снова снимать трусы и получать следующее наказание. Мне тоже было не до сна. Я, конечно, был уверен, что Вилли скажет его щекотать, и всё думал, как это лучше обставить. В общем смешно, что мы оба мало заботились о самом уроке, зато предавались эротическим фантазиями. Вилли пришёл ко мне красный, как помидор. Я говорю со смехом:
- А вдруг у тебя не будет ни одной ошибки?
- А я тогда н а р о ч н о сделаю.
В этот раз я сказал ему, что он не будет снимать одёжку после каждой ошибки, мы просто будем з а п и с ы в а т ь , а потом уж – разом! Кончился ...урок.
- Ну и что ты себе придумал?, - спрашиваю я.
- Вы д о л ж н ы меня пощекотать.
Я внутренне даже засмеялся; неужели в с е мальчики одинаковые? - Но до этого ты д о л ж е н снова раздеться.
Едва Вилли начал стягивать шорты, я говорю, что я выйду на кухню, а он всё с себя снимет и станет на мостик (он обещал летом потренироваться). Вилли крикнул:
- Ой!, - но я уже выходил из комнаты.
Не звал он меня дольше, чем я думал, а потом слышу:
- Готово!
Ожидая в коридоре, я прикидывал, что Вилли может выбрать один из четырёх вариантов, то есть, ногами к дверям, лицом к дверям или же – поперёк. Он встал – «лицом». Тем, что я увидел, можно любоваться сколько угодно! Не зря ещё потом много десятков раз я заставлял Вилли становиться на мостик – не надоедало никогда! Сначала я заметил его красное лицо (кажется, рот был открыт) и пушистые подмышки, потом живот, посредине такую длинную стрелу, окружённую чёрными волосками, а уж затем – предельно широко расставленные ноги. Сразу же захотелось дотронуться, но я сдержался, потому что Вилли тотчас бы рухнул, а хотелось рассматривать его подольше. Он так смешно спрашивал:
- Ну всё или ещё нет?
Конечно, я отвечал, что ещё нет. Наконец он явно устал, и я разрешил ему лечь на спину. Ночью думал, как сделать так, чтобы Вилли мне н е м е ш а л его щекотать. Уже было ясно по его смешливости, что щекотки он будет бояться д и к о , и о том, чтобы самому держать руки и ноги, не могло быть и речи. «Нужной» кровати у нас нет, но меня осенило, что для привязки подойдут кресла, которые нам подарила мама Вилли. Сами они тяжёлые, а ножки расставлены как раз очень широко. Но для проформы я заставил Вилли лечь на кровать и закинуть руки назад. Едва я произнёс, что, мол, начнём, как Вилли моментально убрал руки из-за головы. Я сказал ему опять забросить. Это было бесполезно: только я собрался прикоснуться к подмышкам, как он уже захохотал и опять прижал к себе руки. Тут Вилли сказал:
- Если вы меня не привяжете, ничего не выйдет. Щекотка для меня – самое с т р а ш н о е наказание.
Тогда я сказал ему лечь на ковёр, пододвинул кресло к рукам и привязал двумя верёвками (всё уже было приготовлено).
- А н о г и?, - спросил Вилли.
- Успеешь, а пока можешь ими дрыгать, сколько хочешь, - ответил я.
Раз Вилли с а м выбрал себе наказание, я решил его особо не жалеть и пощекотать к а к с л е д у е т . Сначала стал волоски под мышками шевелить, Вилли начал хохотать и пытался защититься ногами. Он мотал головой во все стороны и сквозь хохот что-то выкрикивал. Я его стыдил и говорил, что мальчик должен в с ё терпеть (вот из этих слов и выросла наша более поздняя игра в пленного). Стал подлезать под рёбра, считать их, ругаться, что он ногами мешает, а потом наказал тем, что стал тыкать под рёбра пальцами. Вилли завопил, я остановился и спрашиваю:
- Что, хватит? - а он кричит:
- Ещё!. Я почувствовал, что во мне просыпается что-то жестокое, но - ещё так ещё. Постепенно перешёл к животу, и тут Вилли стал ногами не просто мешать, а не давать щекотать дальше. Вот и настал момент привязать ноги ко второму креслу. Какой «красивый» вид был у мальчика! Я щекотал ему живот одним пальцем – худший вид наказания – и приговаривал при этом, что надо похудеть. Вилли сквозь вопли прокричал, что он у ж е похудел. Тогда я сказал, что и ляжки у него толстоватые, и потихоньку стал подниматься от колена выше, сначала по одной ноге, потом по другой, потом стал мять их двумя руками. Вилли только набирал дыхание в промежутке между приступами хохота. Долго дразнил я его на подходе к мячикам. Пацан уже изнемогал просто, когда я начал его наконец щупать. Хохот не уменьшился, он просто стал другого сорта. Мне кажется, Вилли было тут не так уж и щекотно, просто он скрывал свой стыд в хохоте и воплях. Наконец я объявил, что на сегодня сеанс окончен. Мне кажется щекотка продолжалась минут пять «чистого времени», но для жертвы – это вечность. Вилли был не красный, а какой-то бордовый. Отвязал ему одну руку и сказал, чтобы он дальше освобождался сам.
Я пошёл греть чай. Прихожу с угощением, а Вилли уже сидит за столом с горящими глазами и спрашивает:
- Ну, как я себя в ё л ?
Я почувствовал, что он хочет, чтобы его поругали, засмеялся и говорю, что вёл он себя очень позорно, что мальчик его возраста не должен так вопить и визжать, надо т е р п е т ь . Он говорит, что мы, дескать теперь будем к а ж д ы й д е н ь делать, вот он и потренируется. Тут я как раз похвалил его и говорю:
- Знаешь, как щекотка полезна для здоровья!
Он спрашивает:
- А почему?
- Ну, во-первых, после хохота чувствуешь, что отдохнул.
Вилли говорит, ему кажется, что он сейчас будет летать.
– Вот видишь, - назидательно сказал я.
– Во-вторых, ты похудеешь.
– Мне надо, меня уже ребята начинаю дразнить, потому что я поесть люблю и спортом не занимаюсь.
– А как же мостик?
- Ну так я всё лето тренировался.
– В-третьих, во время щекотки у тебя будет петушок расти.
Я говорю, что завтра, мол, то же сделаем, что сегодня. Не надоест ли одно и то же? Вилли серьёзно сказал, что щекоткой будем заниматься каждый день и добавлять н о в о е .
- Что же? - я сделал вид, будто неопытен в этих делах.
– Я уже придумал п я т ь наказаний.
Тут я чуть не упал. Мне так захотелось узнать сразу все. Ведь я не рассказывал про нас с двоюродным братом – специально, чтобы Вилли не спросил раньше времени, ч т о мы делали. Я надеялся, что Вилли изобретёт что-нибудь новенькое. Он мялся, не говорил, а потом вдруг сказал:
- Я сейчас н а п и ш у все пять.
Писал почему-то долго. Kitzel (щекотка), K lte (холод,) G rtel (ремень), W scheklammer (бельевые прищепки), Flachzange (плоскогубцы.) Когда я увидел этот список, у меня прямо дыхание перехватило: мы в с ё это делали с братом, кроме одного, до чего Вилли не додумался, и это было как бы грустно - ничего нового, но с другой стороны – это же настоящие «пытки». Мы-то с братом придумывали их друг другу, а Вилли – с е б е ! Я сделал вид, конечно, что ничего не понимаю, и потребовал разъяснений. Про холод Вилли сказал, что надо прикладывать что-нибудь из холодильника.
– Можно я посмотрю? - спросил он.
Долго разглядывал содержимое полок, хмыкал, доставал бутылки и банки, попросил разрешения открыть м о р о з и л к у . Когда он туда заглянул, мне