Ну и ну!
уже не вниз, а вверх, вдоль границы ягодичных полушарий. Дырочка оказалась очень близко, и указательный палец стал, едва касаясь, гладить её, вращаясь по тёплой коже. Но - удивительно! - Лиза не шевелилась. Её спина даже слегка прогнулась, приподнимая анус повыше. Карты перестали порхать по экрану.
Ещё всё можно было остановить. Можно было вытащить руки из-под ёё немногочисленных одежд, толкнуть её в спину и сказать: "Убирайся, дрянная девчонка" , - потому что на краю сознания тихо постукивало: "Нельзя! Нельзя!". Но руки продолжали ласкать, гладить, касаться тёплого, податливого, таинственного.
Никогда не поймут девочки-подростки, почему взрослые дяди так любят глазеть на них, даже одетых, не говоря уже о пляжных пейзажах. Подростковое очарование - это радость Бога, гармония Вселенной, вершина красоты природы. Ностальгия по своему ушедшему возрасту и незнанию тайн соития, ностальгия по первой влюблённости и томлению юного тела. И движет взрослыми мужчинами не похоть. А сложное чувство, близкое к эстетическому, а не к физиологии, что бы ни думали они, славные, нераскрывшиеся бутоны. Поэтому я сказал осипшим голосом:
- Надо закрыть дверь. Иди.
Она замерла на секунду. Мои руки освободили её. И она, не глядя на меня, ушла.
У неё был шанс уйти совсем. Я бы не обиделся. Ломоту в яйцах ликвидировал бы онанизмом и колкой дров. Мне было достаточно и того счастья, что она уже подарила мне. Но из сеней раздался металлический стук запираемой щеколды. Это "остановись, мгновенье, ты прекрасно" надо зафиксировать. Послышался звук рукомойника. У меня была минута. Я достал из шкафа камеру, поставил её на телевизор, включил, отодвинул трансфокацию так, чтоб объектив брал всю комнату по диагонали. Едва закончил приготовления, как Лиза появилась на пороге. В футболке и треугольных белых трусиках. Но самое очаровательное было то, что она не сняла красных своих ботиночек с белыми носочками, которые так трогательно подчёркивали её подростковую угловатость. Стройность развитой цветущей юности ещё ожидала Лизу. Шорты она держала в руке. Бросив их на стул, она подошла ко мне.
Мне очень хотелось поцеловать её тихо и нежно, но она резким движением руками вверх сняла с себя футболку и бросила её через плечо.
- Я тебе нравлюсь? - спросила Лиза кокетливо.
Я вздохнул.
- Ты прекрасна.
Она взяла мои ладони и положила их к себе на грудки. Я чуть не умер и повторил:
- Ты прекрасна.
- Почему ты не разделся? - спросила она и расстегнула мне джинсы.
Её руки стали стягивать с меня брюки и трусы одновременно. Ей было трудно, и я, обомлев, ей не помогал. Она села на корточки и выпростала мои ноги из белья. Я стянул с себя рубашку. Она прохладными пальчиками обхватила мой восставший член, натянув кожу, обнажила головку и тут же засунула её себе в рот, начав сосать, как леденец.
Вероника, моя благоверная, иногда делала мне минет, когда бывала сильно возбуждена, но доставляла этим удовольствие только себе. То, что делала Лиза, не шло ни в какое сравнение с супружескими ласками. Она сосала, прижимая головку к нёбу, обводила её языком, крепко зажав, медленно извлекала член изо рта и также медленно всасывала его обратно, ограничив его длину колечком пальцев. Головка члена так набрякла, что, казалось, треснет, словно плод граната.
- Подожди, - сказал я. - Пойдём на диван.
Она поднялась, и мы, взявшись за руки, как дети, подошли к дивану. Я лёг на спину, и она, уткнувшись своими гудками в мои ноги, продолжила свои действия с членом. Я еле сдерживался. Я готов был кончить уже много лет назад, бурно и неоднократно, но усилием воли не давал себе это сделать. Однако пик приближался.
- Не торопись, - попросил я Лизу, переводя дыхания.
Она, не вынимая члена, подняла удивлённые глаза. Я погладил её по щеке, убрал волосы с лица, провёл пальцем по краю ушной раковины.
- Ты неверосятно красива, - искренне сказал я. - Где ты так научилась?
- Да у нас все девчонки в классе умеют это. Мы с мальчишками дружим же.
Как изменилось содержание дружбы в наше время. Дружить - это значит в глубь.
- Тебе нравится?
Она пожала плечами, держа в кулачке мою твердь, как эскимо.
- У пацанов они не такие большие, конечно, и всегда мочой воняют. А у тебе пахнет, но по-другому, вкусно.
Я гладил её щёки, ушки, глаза, крылья носа. Дожили. Простота нравов необыкновенная. Как выпить стакан воды. Через сколько десятилетий восторжествовали-таки идеи пролеткульта. Да и она прекрасно знала, что здесь никого, кроме меня, нет. За тем и пришла.
- Ты невероятно хороша, - повторил я. - Иди ко мне. Ляг на меня.
Она легла на мою грудь своими твёрдыми маленькими сосками, я и стал целовать её лицо и губы, медленно, едва касаясь, словно собирая капельки росы с цветов. Напряжение медленно отступало.
- Сними трусики и повернись ко мне попкой, - попросил я.
Она встала надо мной, расставив ноги, между которыми были протянуты мои, подбоченилась, как воительница, подражая, вероятно, какому-то виденному ею плакату, но женщины-вамп из неё не получилось - она была трогательно наивна. Я невольно улыбнулся.
- Почему ты смеёшься? Я тебе не нравлюсь?
- Потрясающе! Только ботинки не снимай.
Она спрыгнула с дивана и сняла трусики, стянув их через ботинки. Все её движения вызывали у меня приступы очарования и нежности. Она распрямилась и повесила трусики на указательный палец, покачивая ими, как маятником. При этом глаза её словно говорили: "Попробуй, отними!" , потом отбросила их и села мне на грудь спиной к моему лицу. Я провёл руками по её плечам, спине, пересчитал пальцем каждый позвонок до самой попки, запустил ладони под мышки и сжал завязи грудей. Она снова наклонилась к члену и также стремительно стала его сосать. Мы были разного роста, и её нижние губки, едва подёрнутые тёмным пушком, и дырочка ануса оказались точно перед моими лицом. Я провёл языком по губкам, но Лиза дёрнулась, с чмоканьем выпустила мой член изо рта и сказала:
- Не надо. Щекотно.
Она же не женщина, подумал я, поглаживая её маленькие ягодицы, они в этом возрасте ничего не чувствуют - как пластмассовые куклы. Я коснулся языком её ануса. Против ожидания она не дёрнулась и даже подалась ко мне. Я покусывал её ягодицы, тёрся о них лицом, целовал анус, гладил его языком, стараясь просунуть его вглубь. И он медленно расслаблялся, осторожно раскрываясь. Я упивался Лизой, испытывая дикую жажду, словно от родниковой воды.
- Почему ты не кончаешь? - спросила Лиза, оторвавшись.
- Я хочу тебя сюда, - ответил я, вставляя фалангу пальца ей в попку.
Она засмеялась и легла поперёк дивана на живот, потом подобрала под себя коленки, опёрлась на локти и прогнула спину так, что её розовая розетка оказалась на уровне моей, твёрдой, как орех, головки.
- Тебя этому ...тоже научили мальчишки? - спросил я, улыбаясь.
- Ну-у, - протянула она, - я давала одному раз или два.
Я обхватил её ягодицы руками и приник ртом к розовому анусу, целуя его, обильно смачивая слюной, засовывая язык в розовую дырочку. Это доставляло неописуемое блаженство, словно дышал на рассвете воздухом, настоянным на яблоневом цвету. Я мог заниматься этим
Ещё всё можно было остановить. Можно было вытащить руки из-под ёё немногочисленных одежд, толкнуть её в спину и сказать: "Убирайся, дрянная девчонка" , - потому что на краю сознания тихо постукивало: "Нельзя! Нельзя!". Но руки продолжали ласкать, гладить, касаться тёплого, податливого, таинственного.
Никогда не поймут девочки-подростки, почему взрослые дяди так любят глазеть на них, даже одетых, не говоря уже о пляжных пейзажах. Подростковое очарование - это радость Бога, гармония Вселенной, вершина красоты природы. Ностальгия по своему ушедшему возрасту и незнанию тайн соития, ностальгия по первой влюблённости и томлению юного тела. И движет взрослыми мужчинами не похоть. А сложное чувство, близкое к эстетическому, а не к физиологии, что бы ни думали они, славные, нераскрывшиеся бутоны. Поэтому я сказал осипшим голосом:
- Надо закрыть дверь. Иди.
Она замерла на секунду. Мои руки освободили её. И она, не глядя на меня, ушла.
У неё был шанс уйти совсем. Я бы не обиделся. Ломоту в яйцах ликвидировал бы онанизмом и колкой дров. Мне было достаточно и того счастья, что она уже подарила мне. Но из сеней раздался металлический стук запираемой щеколды. Это "остановись, мгновенье, ты прекрасно" надо зафиксировать. Послышался звук рукомойника. У меня была минута. Я достал из шкафа камеру, поставил её на телевизор, включил, отодвинул трансфокацию так, чтоб объектив брал всю комнату по диагонали. Едва закончил приготовления, как Лиза появилась на пороге. В футболке и треугольных белых трусиках. Но самое очаровательное было то, что она не сняла красных своих ботиночек с белыми носочками, которые так трогательно подчёркивали её подростковую угловатость. Стройность развитой цветущей юности ещё ожидала Лизу. Шорты она держала в руке. Бросив их на стул, она подошла ко мне.
Мне очень хотелось поцеловать её тихо и нежно, но она резким движением руками вверх сняла с себя футболку и бросила её через плечо.
- Я тебе нравлюсь? - спросила Лиза кокетливо.
Я вздохнул.
- Ты прекрасна.
Она взяла мои ладони и положила их к себе на грудки. Я чуть не умер и повторил:
- Ты прекрасна.
- Почему ты не разделся? - спросила она и расстегнула мне джинсы.
Её руки стали стягивать с меня брюки и трусы одновременно. Ей было трудно, и я, обомлев, ей не помогал. Она села на корточки и выпростала мои ноги из белья. Я стянул с себя рубашку. Она прохладными пальчиками обхватила мой восставший член, натянув кожу, обнажила головку и тут же засунула её себе в рот, начав сосать, как леденец.
Вероника, моя благоверная, иногда делала мне минет, когда бывала сильно возбуждена, но доставляла этим удовольствие только себе. То, что делала Лиза, не шло ни в какое сравнение с супружескими ласками. Она сосала, прижимая головку к нёбу, обводила её языком, крепко зажав, медленно извлекала член изо рта и также медленно всасывала его обратно, ограничив его длину колечком пальцев. Головка члена так набрякла, что, казалось, треснет, словно плод граната.
- Подожди, - сказал я. - Пойдём на диван.
Она поднялась, и мы, взявшись за руки, как дети, подошли к дивану. Я лёг на спину, и она, уткнувшись своими гудками в мои ноги, продолжила свои действия с членом. Я еле сдерживался. Я готов был кончить уже много лет назад, бурно и неоднократно, но усилием воли не давал себе это сделать. Однако пик приближался.
- Не торопись, - попросил я Лизу, переводя дыхания.
Она, не вынимая члена, подняла удивлённые глаза. Я погладил её по щеке, убрал волосы с лица, провёл пальцем по краю ушной раковины.
- Ты неверосятно красива, - искренне сказал я. - Где ты так научилась?
- Да у нас все девчонки в классе умеют это. Мы с мальчишками дружим же.
Как изменилось содержание дружбы в наше время. Дружить - это значит в глубь.
- Тебе нравится?
Она пожала плечами, держа в кулачке мою твердь, как эскимо.
- У пацанов они не такие большие, конечно, и всегда мочой воняют. А у тебе пахнет, но по-другому, вкусно.
Я гладил её щёки, ушки, глаза, крылья носа. Дожили. Простота нравов необыкновенная. Как выпить стакан воды. Через сколько десятилетий восторжествовали-таки идеи пролеткульта. Да и она прекрасно знала, что здесь никого, кроме меня, нет. За тем и пришла.
- Ты невероятно хороша, - повторил я. - Иди ко мне. Ляг на меня.
Она легла на мою грудь своими твёрдыми маленькими сосками, я и стал целовать её лицо и губы, медленно, едва касаясь, словно собирая капельки росы с цветов. Напряжение медленно отступало.
- Сними трусики и повернись ко мне попкой, - попросил я.
Она встала надо мной, расставив ноги, между которыми были протянуты мои, подбоченилась, как воительница, подражая, вероятно, какому-то виденному ею плакату, но женщины-вамп из неё не получилось - она была трогательно наивна. Я невольно улыбнулся.
- Почему ты смеёшься? Я тебе не нравлюсь?
- Потрясающе! Только ботинки не снимай.
Она спрыгнула с дивана и сняла трусики, стянув их через ботинки. Все её движения вызывали у меня приступы очарования и нежности. Она распрямилась и повесила трусики на указательный палец, покачивая ими, как маятником. При этом глаза её словно говорили: "Попробуй, отними!" , потом отбросила их и села мне на грудь спиной к моему лицу. Я провёл руками по её плечам, спине, пересчитал пальцем каждый позвонок до самой попки, запустил ладони под мышки и сжал завязи грудей. Она снова наклонилась к члену и также стремительно стала его сосать. Мы были разного роста, и её нижние губки, едва подёрнутые тёмным пушком, и дырочка ануса оказались точно перед моими лицом. Я провёл языком по губкам, но Лиза дёрнулась, с чмоканьем выпустила мой член изо рта и сказала:
- Не надо. Щекотно.
Она же не женщина, подумал я, поглаживая её маленькие ягодицы, они в этом возрасте ничего не чувствуют - как пластмассовые куклы. Я коснулся языком её ануса. Против ожидания она не дёрнулась и даже подалась ко мне. Я покусывал её ягодицы, тёрся о них лицом, целовал анус, гладил его языком, стараясь просунуть его вглубь. И он медленно расслаблялся, осторожно раскрываясь. Я упивался Лизой, испытывая дикую жажду, словно от родниковой воды.
- Почему ты не кончаешь? - спросила Лиза, оторвавшись.
- Я хочу тебя сюда, - ответил я, вставляя фалангу пальца ей в попку.
Она засмеялась и легла поперёк дивана на живот, потом подобрала под себя коленки, опёрлась на локти и прогнула спину так, что её розовая розетка оказалась на уровне моей, твёрдой, как орех, головки.
- Тебя этому ...тоже научили мальчишки? - спросил я, улыбаясь.
- Ну-у, - протянула она, - я давала одному раз или два.
Я обхватил её ягодицы руками и приник ртом к розовому анусу, целуя его, обильно смачивая слюной, засовывая язык в розовую дырочку. Это доставляло неописуемое блаженство, словно дышал на рассвете воздухом, настоянным на яблоневом цвету. Я мог заниматься этим