может быть, тебя вылечат!» - снова просипел я. «А разве лечат от этого?» - «Обязательно и непременно!» - уверенно заявил я, до того хотелось помочь девчонке. «А что, может и правда сказать? Вдруг вылечат – а то не могу же я всю жизнь голая ходить! Мне-то похер, особенно когда тепло, но ведь и холодно бывает!» - От волнения Лиза подскочила и села на койке по турецки.
«Всё, завтра же обязательно скажу! Бить же они меня не будут – здеся культурно ведь, а поругают, так с меня - как с гуся вода!» Возбуждённая девчонка ещё долго что-то бормотала, я же опять провалился в забытье.
На следующее утро в субботу обход проходил быстрее обычного. Когда процессия задержалась у Лизкиной койки, девочка густо покраснела, но всё-же собралась с силами и сказала громким голосом: «Тётеньки врачи! Полечите меня ещё, пожалуйста – я всё время обсыкаюсь и ничего не чувствую нахуй!...» Главный недоумённо посмотрел на одну из женщин в белом халате, и та затараторила: «Понимаете, эта девочка из неблагополучной семьи, у неё хроническое недержание мочи, похоже на дисфункциональное мочеиспускание, осложнённое ....» - далее разговор пошёл уж совсем на врачебном языке, и я перестал что-либо понимать.
Врач насупился ещё больше: «Очень странно, Эмма Васильевна, что мы узнаём об этом в последний день – вы же на выписку её собирались готовить! Кстати, почему ребёнок лежит на голой клеёнке? Я понимаю, какой это груз, но лечить её будем – немедленно переводите в неврологию! Меняйте местами кого угодно – но эта девочка должна лежать там! Далее – узнайте, с кем мне связаться из милиции по её вопросу, подготовьте телефонный разговор после обеда!»
Суббота была сокращённым днём и сестры торопились поскорее закончить процедуры и уйти домой. В палату влетела Зиночка: «Послеоперационные, как у вас со стулом?» - При чём тут стул? – подумал я. В больнице были табуретки, кушетки, даже диваны разные – но вот стульев-то почти и не было! Вслух же я спросил, превозмогая боль: «Послеоперационные – это я с Нариной, что-ли?» - «Ну да, и ещё Галя с Наташей. Когда последний раз по-большому ходили, только честно?» (Ну, это я сразу догадался: «по-большому» - значит КАКАТЬ!) - «Да ещё до операции, мы же есть пока не можем много, так и какать не с чего!» - за всех ответила Наринка.
«Значит вчера клизмы вам никто не ставил? – Ладно, опять мне отдуваться – давайте все в процедурную, это совершенно необходимо, а то животы разболятся!» - Ну клизма, так клизма – я уже знал, что это такое, и совсем не испугался.
Однако в детской процедурной было не протолкнуться, Зиночка аж расстроилась: «Нет, так я опять до вечера не управлюсь! Девочки, вы уж побудьте пока тут, а я ребят на третий этаж свожу, там уже пусто. Уткин и вы двое – за мной!» Я и еще двое ребят чуть постарше меня поскакали за Зиночкой.
Одеты все были лишь в штаны, старший пацан выглядел толстяком, с его носа свисала большая зелёная сопля. Тот, что помладше был всё равно на пол головы выше меня, очень коротко, почти налысо подстрижен, и при своей худобе выглядел крепышом – вон, какие мускулистые руки, уж если такой ущипнёт, то мало не будет!
Процедурная на третьем этаже оказалась вовсе не пустой: богатырского вида женщина в белом халате натягивала резиновые перчатки, а невысокий плотный дядька смешно прыгал возле кушетки, стараясь снять запутавшиеся пижамные штаны. – «Ой, Нина Васильевна, это вы тут!» - «Зиночка, заходите ради бога, мне только одного больного посмотреть, и я исчезаю немедленно! Ребята, посидите пока!» - Мы дружно уселись на ближнюю кушетку, Зиночка стала наполнять клизмы, а дядька наконец снял штаны и смешно влез на четвереньках на соседнюю кушетку, сильно оттопырив голую задницу.
Женщина-врач смазала палец в резиновой перчатке вазелином (я сразу узнал знакомый запах!) и полностью засунула его прямо в дядькину попу! Он же не только не возмутился такому нахальству, но даже как-бы подвинулся навстречу руке в перчатке!
«Так, так - чуть прогнитесь! Ну что сами чувствуете – я же давлю прямо на вашу больную железу! Всё запущено совершенно – теперь только операция вас и спасёт, умрёте ведь под забором от разрыва мочевого пузыря!» - «Шо? Ну почему сразу – забор, и какое-такое вы там щупаете?
У меня вот действительно горе – не при дамах будь сказано, но на моём половом члене возникли проблемы, я уже не имею шанса, чтобы вы посмотрели мою мошонку, а вы всё время уделяете через задний проход!» - плаксивым голосом ответил дядька. «Это ещё что за новости! Быстро показывайте!» - сказала врачиха и вытащила глубоко засунутый палец из его попы. Дядька слез с кушетки и выставил прямо под нос женщине свой здоровенный писюн. Врачиха сняла резиновые перчатки, и стала щупать дядькины яички, одно из которых было просто огромным, намного больше другого.
Увлёкшись прощупыванием, она стала двигать кожу на здоровенном дядькином писюне, и в процедурной резко завоняло чем-то противным: «Фу, Малкин, ну почему вы не промываете под крайней плотью?» - «Нет, я вас умоляю – это где же я могу совершить туалет в вашей прекрасной больнице с разбитыми унитазами? Уже третий космонавт готов к полёту, но сортир у нас во дворе, умывальники на свежем воздухе вместе с женщинами и детьми, а я-ж таки потею как боцман!»
Врачиха продолжала щупать дядькины яички: «Зиночка, вы ведь студентка? Подойдите-ка сюда, это просто случай из хрестоматии!» - «Нина Васильевна, у меня стажа не хватает, я в следующем году только буду поступать!» Повернувшись к нам, девушка даже залилась румянцем: «Но я ведь на педиатра хочу, по детским болезням!» - «Так поэтому я вас и зову – если бы эту патологию выявили в детстве, то медикаментозно бы всё выправили, а сейчас – только под нож, да и то успех не бесспорен!» Красная от стыда Зиночка подошла к дядьке и стала послушно рассматривать его писюн. «Нет, вы уж пощупайте мошонку, ни в каком институте таких пособий не найдёте, а книги – они и есть бумага, это надо чувствовать – вот лимфатические узлы гипертрофированные вам о чём говорят?»
Самое интересное, что дядька не только не постарался прикрыться, а гордо выставлял своё хозяйство женщинам на обозрение, на его лице даже проступила какая-то блаженная улыбка. Врачиха же нарочно или нечаянно старалась всё показать не только Зиночке, но и нам троим, сидящим буквально рядом на кушетке. Разумеется мы смотрели во все глаза, а стриженный пацан аж рот разинул. Зиночка послушно прощупала дядьке между ног, отчего он только шире заулыбался, обнажив жёлтые зубы.
«Семён Владиленович?» - «Да можно Владимирович!» - «Это не моя вина, что вас так запустили, я всё это вижу в первый раз! Так что оперировать вас во вторник не будем – нужны дополнительные анализы и снимки!
И операция предстоит более сложная – только требование категорическое: я иду на преступление, но отпускаю вас домой на выходные – хоть в бане, хоть в пруду, хоть на площади – но промойте всё под крайней плотью! И советую лобок побрить самостоятельно – у нас тут условия вы сами видите какие! Бритвы старые, сёстры нищие! Со мной сейчас пойдёте, и получите свою одежду!» Дядька