Они не против?
- Не против. – Сью рассмеялась, фыркнув в ладонь, и чокнулась с Грегори.

Тот опрокинул в себя бокал, щелкнув накладным пальцем об стекло, и вытер платком губы.
- А недурное у меня винцо? Легкое, искристое, как ты.
- Мужская манера: залпом... У тебя что-то с пальцем?
- Да. Грубо говоря, его просто нет.
- А...
- Это долгая история. Я расскажу ее тебе, когда мы подружимся настолько, что тебе не будет скучно слушать байки старого холостяка.
- Ты старый холостяк?
- Да. Все мои друзья помешаны на моей женитьбе. Мне пересватали уже весь Куинс и, кажется, скоро начнут делать вылазки в Нью-Джерси*.
- Ну, так в чем же дело?
- Ооо... Ведь я не только старый, но и очень требовательный холостяк. Мне подавай не то и не другое, а чтоб именно в самую точку. В тютельку, иначе говоря. Которая сама знаешь где растет. Или не знаешь?
- Эээ...
- Не знаешь?

По мере их разговора Сью начинала заметно нервничать: ерзать, вертеться, барабанить пальцами по столу...
- Почему ты все время смотришь на часы, Сью?
- О, прости: дурацкая привычка.
- Наверно, муж приучил?
- Наверно...

«Пора приступать к атаке», подумал Грегори.

– А теперь, Кудряшка Сью, давай сменим пластинку.
- Что... что ты хочешь этим... – Сью подхватилась, глядя исподлобья на Грегори.
- Я хочу пригласить вас на танец, мисс Кудряшка. Позвольте проводить вас в танцпол.
- Танцпол?
- Ага. Небольшой вечерний танец на двоих. При свечах...

Грегори галантно протянул руку, Сью взялась за нее холодными, как ледышка, пальцами, и они встали из-за стола.
- Это будет особенный танец, – говорил Грегори, вводя ее в просторную комнату, обставленную просто, но изысканно, даже изощренно. – Танец, в котором все зависит от костюма...
- От костюма?.. Красиво у тебя тут. Как для старого холостяка...
- И много ты видела холостяцких домов?.. Итак, Сью... – Грегори зажег свечи в подсвечниках и выключил свет. Сразу стало темно, жутковато и волшебно. В воздухе обозначился тонкий, пронзительно-пьянящий аромат: свечи были ароматическими. – Итак, Сью, давай присядем вот в эти кресла. Скоро свечи разгорятся в полную силу, и наступит время нашего танца. Но перед этим я хотел бы сыграть с тобой в одну игру.
- В игру?! В какую?
- О, это очень простая игра – в ассоциации. Блиц-партия. Я говорю слово, ты говоришь свое. В течение двух секунд. У меня в мобилке как раз подходящий секундомер – громкотикающий... Медлишь больше двух секунд – значит, проиграла.
- Но зачем это?
- Таким образом мы решим наш главный вопрос: как нам танцевать. Если ты проиграешь больше трех раз – мы танцуем без одежды. Совсем.
- Но...
- Чтобы все было по-честному – выбирай количество слов. Двадцать тебя устроит?
- Эээ... много. Давай десять.
- Пятнадцать…
- Двенадцать!
- Идет. По рукам! Ну что, готова? Внимание... включаю!

Свечи заливали полумрак зыбким мерцанием, дрожащим на стенах и на груди Сью. Ее кудряшки отблескивали тусклыми золотинками, как рождественский дождь из фольги.
- Итак... Свечи?
- Романтика!
- Ночь?
- Звезды!
- Мужчина?
- Эээ...
- Первый проигрыш! Обман?
- Правда.
- Двое?
- Ужин.
- Ужин?
- Вино!
- Вино?
- Эээ...
- Второй проигрыш! Женщина?
- Свобода.
- Деньги?
- Возможности.
- Ограбление?
- Эээ... Полиция!
- Отрава?
- Бокал.
- Мужчина?
- Эээ...
- Третий проигрыш! И двенадцатое слово. Ты проиграла, Кудряшка Сью. Одно слово – и мы никогда не станцевали бы этот танец так, как его нужно танцевать. Но ты проиграла... – Грегори встал и не спеша подошел к ней.

Сью тоже встала:
- И что же теперь...
- Танец начался! – откуда-то заиграла музыка, тихая и пронзительная, как аромат свечей. – Танец начался, а мы все еще не в форме. Приготовьтесь к танцу, мисс Кудряшка!

Грегори подошел к ней и медленно расстегнул ей пуговицу на блузке. – Спешить не будем. Теперь вы помогите мне…

Сью молча смотрела на него; затем протянула руку и расстегнула ему пуговицу на рубашке. Руки Грегори мягко взяли ее за бедра – и повели в ритме едва слышной музыки...
- Это особенный танец, – шептал он, плавно покачиваясь с ней. – Бесконечный, как эта ночь. Нам некуда спешить...

Вскоре все пуговицы были расстегнуты, и на пол упала блузка Сью, обнажив округлые плечики и ложбинку груди, а за ней и рубашка Грегори.
- Пришла пора раскрыть все тайны, – шептал он, плавно поднимаясь от бедер Сью к ее спине. Не прерывая танца, он щелкнул замком бюстгальтера и медленно потянул к себе черные бретельки... – Теперь ты.

Сью потянула наверх его майку, и она упала на пол.
- Я, кажется, сошла с ума, – хрипло сказала она. – Никогда раньше я бы не…
- Мы оба сошли с ума. Пусть тебя это утешает, – отвечал Грегори, стягивая черное кружево с округлых полушарий. Вырвавшись из плена, груди Сью раздались в стороны, затрепетав упругими большими лунами. Их соски выпирали врозь, как рожки чертенка. Сью посмотрела на них, словно не могла поверить, что они голые; потом – на Грегори...
- А теперь – новый этап танца. Готова? Вдохни глубоко... выдохни... Есть? – и Грегори вдруг обнял Сью, влепив ее в себя, в свою голую кожу – грудь к груди, живот к животу, плечи к плечам, плотно-плотно, клеточка к клеточке, – и стал мягко вминать ее себе в тело, не прекращая танца.

Сью охнула, обожглась телесным теплом, утонула в нем, растеклась, задохнулась – и вжалась носом в шею Грегори, свесив кудряшки ему на спину.

Они покачивались так довольно долго, пьянея от близости. Затем руки Грегори, поглаживающие спину Сью, расширили зону прикосновений, спустившись на бока, на бедра... и вскоре расстегнутые брюки медленно сползали по ее ногам.
- Ваш ход, – шепнул ей Грегори. Сью оторвалась от него, чмокнув грудями, и расстегнула ему ремень. Под брюками обнаружился кол, натянувший белую ткань трусов, как нос корабля. Сью охнула, смешно всплеснув руками...

Через минуту она громко пыхтела, чувствуя, как трусы сползают с ее бедер, обнажая стыдное и горячее. Еще через минуту она снова охнула, добыв из-под белой ткани огромный таран, твердый и налитой, как пушка. Это орудие целилось ей прямо в лицо… Затем Грегори снова привлек Сью, обнял, влепил всей наготой в себя, сунул ей таран между ног – и танец продолжился.

Таран скользил в створках, мыльных от смазки, не заходя вовнутрь. Сью уже начинала откровенно подвывать, выгибаться и влипать в Грегори, как присоска, – но он знал, что это только начало.
- Это только начало нашего танца, Сью, – приговаривал он, щекоча губами ее шею. Его язык касался бархатной кожи легко, как бабочкины крылья, а руки нежно скользили по телу и мяли его, постепенно усиливая хватку.

Нацеловав шею, он поднялся к уху и влился в него мягким, требовательным языком, вымыв все складочки упругого лабиринта. Сью хрипела, оглушенная этой лаской, – а он все мучил и мучил ее, пока наконец не оторвался, оставив обожженное ухо гореть на сквозняке.
- ...Но у тебя ведь есть и другое ухо! – и Кудряшка снова хрипела, вцепившись ногтями в его спину. Соль ее ушей горела на языке Грегори, наметившем себе новую жертву:
- Следующий наш танец – особенный... Танфуй, танфуй, фто фе ты? – говорил он, сжимая губами ее сосок, как клюквинку. Губы всосались