ней, но она была чем-то занята и так на меня рявкнула, что я решила, нет, нужно как-то по-другому. Но как? Мне ведь только в ноябре будет шестнадцать. Засмеют все. Я стала листать литературу. Нашла у матери одну книжку. "Про здоровый быт". Мой быт был не таким здоровым, как там описывалось, и эта книжка мне помочь уже не могла. "Девушка не должна" - вот основная мысль одной из глав, а что делать, если девушка залетела. Нет ли домашних средств? Таблеток каких. Горьких, горьких. Я согласна. Есть в природе таблетки, но "до". Или "после", но сразу. Но ни "до", ни "после" мне их никто не предложил. Боже, какая я дура. От кого я понесла? Где он, мой омут?
Еще один день.
Что-то когтистое сжало мое сердце и не отпускало.
Еще день.
Ничего.
Кошмар.
Тетрадь Миши
В один из вечеров встретился и поговорил с Наташкой. Чудо в юбке! Видите ли, она больше не хочет со мной встречаться. Баба с воза - кобыле легче. Я едва сдержался, чтоб не сказать ей это. Хотя, сказать честно, я ей был благодарен. За наши встречи, за любовь, мне все-таки кажется, что мы были влюблены друг в друга. За то, что позволила мне все, что я хотел. Словом, за все, что было. После разговора, ей-богу, полегчало. Хотя где-то в глубине души остался во мне какой-то чисто спортивный интерес к Наташке. Хотелось бы сделать с нею еще разок, чтобы и ее довести до вершины ощущений. Я даже попытался пойти на контакт. Ей с Тоней выпало убирать в мастерской, я вошел к ним и сказал Тоне, что ее вызывает классуха. Когда она ушла, я подошел к Наташе сзади и обнял ее.
- Убери руки, - сказала она.
Каким тоном она это сказала! Я отодвинулся, словно обжегся. Через пару минут возвратилась возмущенная Тонька и стала укорять меня, что я ее обманул, что сегодня не первое апреля.
- Не бушуй, что ты раскудахталась, - сказал я ей.
- А ты зачем сюда приперся? Мюнхаузен! - она стала махать на меня веником.
- Отвали ты от меня, коза! Сама простая, как пиджак Мао Дзедуна!
- Сам ты пиджак, сейчас будешь подоконники протирать.
- Если ты будешь такой злюкой, то никогда не выйдешь замуж.
- За такого кобеля, как ты, лучше и не выходить вообще.
- Что-то вы увлеклись, давайте приостановим диспут, - вмешалась Наташа.
- Давайте, приостановим, - согласился я.
Тонька еще долго бурчала и не могла успокоиться.
Купленные с таким трудом резинотехнические изделия вопреки моим грандиозным планам оказались невостребованными. Катенька, которую я стал кадрить, водила меня за нос и не допускала к заветным рубежам своей невинности. Наташа отпала по вышеописанным причинам, и когда моя мужская действительность, разбуженная последней короткой близостью, стала нестерпимо требовать своего, тогда я, как шанс последней надежды бросился штурмовать оставленную по весне высоту по имени Лидка, но и тут меня ожидало фиаско.
- Лидочка, - ворковал я, прижимая ее в раздевалке спортзала.
- Да, я Лидочка, - отвечала она, отталкивая мои лапы.
- Давай, пообщаемся, когда все уйдут.
- Общайся, у меня нет тайн от одноклассников.
- Ну, что ты, - я понижал голос до шепота, - у нас с тобой есть тайна.
- Какая?
- Ну, ты что, разве все забыла? - я старался говорить тихо.
- Мне просто нечего забывать, - она слегка краснела.
- Неправда, ты покраснела, ты все помнишь. Лид, давай, встретимся.
- Отстань! Зачем нам встречаться?
- Ну, побалуемся, - я слегка ущипнул ее за грудь.
- Пошел отсюда, - она больно шлепнула меня по руке.
- Лид, за что? Я же от всей души. Рука сама тянется к красоте.
- Отстань от меня. Любитель красоты.... Наташу лапай. Или Катю.
- Лид, какая ты грубая. Что за слово такое "лапай". Нужно говорить "ласкай".
- Ласкать ты не умеешь, ты только лапаешь. Выпусти меня.
- Я тебя не держу, - я едва сдержался, чтоб не треснуть ее.
- Вот и чудесно, - она ныряла сквозь кольцо моих рук и убегала за подружками.
По тому, как шел наш разговор, наша словесная игра, я сразу понимал, что мне, увы, в очередной раз ничего не светит. Я, как дурень с писаной торбой, носился теперь с этими презервативами и не мог их использовать. Я прятал их в своей школьной сумке, однако, выходя вечером на улицу, я брал с собой один пакетик с сокровенной мыслью - "а вдруг". Безотносительно к кому бы то ни было. На всякий пожарный. Возвращаясь домой, нужно было не забыть переложить пакетик из кармана брюк опять в сумку. И так каждый день.
Словно охотник я стал осматривать девушек нашего класса. Вообще красота понятие относительное. Наташа красивая. Женя была еще красивее. А взять Людку? Нос длинный. Вместо сисек два прищика. Попа огурцом. Ножки иксом. Коленки грушевидные. На конкурсе красоты полы мыть не разрешат. Но, поди ж ты, Толян со второго класса вертится вокруг нее. Значит, что-то в ней есть? Надо у него спросить. Интересно, что он скажет? А если попробовать отбить у него Людку? Вот так, зажмуриться и вперед.
А Катенька, неужели эта крепость поистине неприступна? Ведь все позволяет. Нет такого местечка на ее теле, которое я бы не трогал, не целовал. Иногда мне казалось, все, довел ее до края, не контролирует она себя, стонет, дышит, словно вынырнула с большой глубины. Пора, думал я и бросался на решительный штурм и всегда получал такой отпор, словно и не было этой волшебной любовной игры. Катя будто просыпалась. Трах, бах, я получал по физиономии, ее гневу и возмущению не было предела. Я стал подозревать, что она притворяется, когда будто бы реагирует на мои ласки.
- Катя, ты не любишь меня, - сказал я ей как-то.
- Почему? Может быть и люблю. - ответила она.
- А отчего ты ведешь себя так?
- Как?
- Ты же понимаешь, чего я хочу.
- Прекрасно понимаю.
- И почему моришь меня голодом?
- Я накормлю тебя, когда мы поженимся.
- Когда это еще будет?
- Если ты захочешь - будет. Но я тебе уже говорила, первым у меня будет муж.
- Ты жестокая. Ты не представляешь, как я хочу.
- Догадываюсь.
- Катя, давай сделаем это. Я умоляю тебя. Я не сплю ночами. Думаю о тебе.
- Не приставай. Я сказала. Ты слышал.
- А как мне быть? Я не хочу идти к другой.
- Насчет другой - сам решай. Будет другая - меня не будет.
- Катя! Я лопну.
- Ха-ха-ха! Мне говорили, что мальчики умеют сами себя обслуживать.
- Я не хочу этим заниматься. Я хочу с тобой. По настоящему.
- Нет. И не мечтай. Ни за что.
Бог мой! На фига ты мне нужна, недотрога недоделанная, подумал я злобно.
Чувства мои обострились до предела. Я хотел женщину. Обоняние мое, всегда отличавшееся какой-то звериной остротой, стало таким, что я боялся только одного - чтоб у меня не вырос собачий нос. Повод для тревоги был. В октябре нас повезли собирать виноград. Автобус, в котором мы ехали, летел по трассе со скоростью не менее семидесяти километров в час. Окна были закрыты, лишь верхние люки обеспечивали минимальную вентиляцию. И вдруг я почувствовал запах арбуза. В автобусе арбуз никто не ел, это я знал. Я вскочил, я понял, откуда этот запах. Я посмотрел в заднее окно автобуса. И успел увидеть.
На шоссе валялся раздавленный арбуз. Мы проехали над ним.
"Зачем мне такой звериный нюх?" - подумал я про себя.
Ныли кончики пальцев.