я с ней за компанию. У ней знаешь, какой дракон на спине? – зачастила она.
- Если она на панель пойдёт, собой торговать? Ты тоже с ней блядовать будешь.
- Я хотела что бы тебе понравилось! - Мне вообще то, русалочка понравилась, но денег не хватило, - со слезами на глазах, извинялась Настя.
- За эту глупость, вас барышня, надо строго наказать!
- Как наказать?
- Выдрать розгами – как сидорову козу! По голой жопе, до визгу.
- Нельзя меня бить, я не коза! Я уже взрослая! – дерзко ответила она.
- Раз взрослая, должна отвечать за свои поступки. Посмотрим, что на это скажет Наталья Николаевна. Я думаю: она тебя накажет и заставит вывести, это безобразие. А это намного, больней и дороже, чем наколоть.
- Не надо ...маме говорить, пожалуйста, - заплакала в голос Настя!
Сопротивление сломлено – злорадно подумал я.
- Быстро, раздевайся до гола!
- Здесь, в лесу? Стыдно! – ныла она.
- А в салоне, было не стыдно голой жопой крутить? – дожимал я.
Настя разделась. Зябко поёживаясь, она со страхом смотрела на меня.
- Свитер и сапожки надень, не хватало ещё тебе простудиться, - проявил заботу я.
- Возьми нож и иди, срежь, три прута с разных кустов, - велел я.
- Какие прутья резать?
- Длинные и толстые. Если будут малы – я нарежу, в два раза крупней!
С присущей мне основательностью, я стал готовиться к экзекуции Насти.
Топориком вырубил, 4 колышка, с обратной рогулькой. Отвязал лямки рюкзака, снял брючный ремень. Вот и моток пеньковой бечёвки обнаружился – очень кстати – пригодиться.
Одним ковриком, я обернул ствол упавшей, берёзы, закрепил его верёвкой. Второй коврик свернул валиком. Подошла Настя, протянула мне розги, с ужасом смотря на мои приготовления. Со свистом рассекая воздух – опробовал батоги. Удовлетворенно хмыкнув, сказал:
- Пойдёт! Ну что, застыла, укладывайся - поперёк бревна, под живот коврик подсунь.
- Ой! Не надо меня привязывать, я буду смирно лежать, - стала умолять Настя.
- Надо, розга это очень больно, - продолжая привязывать, к рогулькам вбитым в землю, стращал я её.
- Тебе 17 лет, ты получишь 16 горячих, - закончив фиксировать конечности, вынес я пр! иговор.
- Вася, а если кто нибудь, увидит или услышит. Я тут голая лежу, - испугано спросила Настя.
- Кто откажится, от такого зрелища: как молодую, красивую, девку розгами секут, - рассмеялся я.
- Ты шутишь?
- Раньше надо было, головой думать! А сейчас нечего хвост поджимать.
- Я продам им билеты подороже, в партер. Стыд – это часть наказания, - усмехнулся я, осматривая своё творение.
Настя лежала, свесив голову вниз, в полу метре от земли. Привязанные ноги и руки, касались земли – были широко разведены в стороны. Оттопыренная попка, блестевшая на солнце, вздрагивала в такт её всхлипываниям.
- Пора платить по счетам. С начало я тебя основательно отшлепаю, ладонью, разогрею значит. Когда буду, сечь розгой, попку расслабь. Не напрягайся, кричи сколько угодно, не так больно будет.
Свитер ей я стянул к шее, пусть грудки провертеться. Начал сильно шлёпать, её ладонью. Потом перешёл на бёдра, не пропуская их внутреннею часть. Попка стала красной , а чём я поспешил сообщить Насти:
- Вот и исправили оплошность, розочка стала красной! А то зелёная – не порядок.
Насти было не шуток – она тихо плакала, истерично всхлипывая. Встав поодаль, чуть сбоку, от «объекта наказания» я взял розгу. Сильно размахнулся, свист, шлепок – есть контакт! Я попал, по обеим ягодицам, точно посередине задницы. В конце удара, я резко продёрнул розгу на себя. Всё её тело, изогнулось и резко дёрнулось, в оковах. Из груди вырвался крик:
- Больно!
- Один! Знаю что больно, заслужила, терпи.
След от удара, налился и стал тёмно красным и рельефным – как рубец, от старой раны.
Довольно страшная картина, когда видишь, это на яву. Мозг, обожгла мысль: Что ж я творю? Она же живая и я её люблю! Я решил продолжить порку. Но не бить со всей силы и сечь без от тяга.
Последующие четыре удара я нанёс, слабей. Расчертив холмы ровными полосками. Не забывая громко считать удары. На её крики и мольбы, я отвечал только удара ми. Потом стеганул пять раз, вдоль тела, стараясь не задеть открытую киску. На попе на рисовались ровные клеточки. Два раза, ужалил, кончиком прута, её бёдра. Мне опять стало её жалко – надо заканчивать решил я:
- Тринадцать! Чёртова дюжина, - выдохнул я, стеганув последний раз, покрепче – на добрую память.
- Всё, хватит с тебя!
Вся жопа была багровой, а следы первых ударов посинели. Поглаживая её ягодицы, я пальцами, широко раздвинул губы её влагалища, нащупал девственную плену. В ответ Настя дёрнулась и вскрикнула.
- Надо было тебя наказать строже! Или после порки, посадить в муравейник. Или голой жопой на ежа – тогда бы ты на долго запомнила.
- Но так как, тебе сегодня предстоит распрощаться с девственностью, то довольно с тебя.
Я намочил полотенце, служившее нам скатертью, в берёзовом соке. Наложив компресс на пострадавшие ягодицы.
- Так быстрей пройдёт. Ты тут полежи, остынь, я пойду, прогуляюсь.
Я понял, что был, на грани фола. Ещё немного и я бы, изнасиловал, свою истерзанную козочку, распятую на бревне.
Отойдя недалеко от эшафота, минут за пять. Набил полные карманы ветровки, молодыми, сочными, побегами крапивы и сныти.
- Вася! Васечка – ты где? – с испугом пищала Настя.
- Здесь я, здесь, - отозвался я, подходя.
У барышни голосок прорезался – значит будет жить.
- Я думала, ты меня бросил. Одну, связанную в лесу! – жаловалась она.
- Ага на съедение серым волкам.
- Развяжи, меня скорей! Мне страшно!
- Сейчас, только компресс поменяю.
Освободив её ноги и сняв сапожки, я натянул на неё трусы и колготки. Потом оттянул резинки, плотно набил, трусы собранной травой.
- Ой, что ты мне в трусы напихал? Колется!
- Молодой крапивы, для дезинфекции твоих боевых ран.
Когда я освободил её руки и помог подняться на ноги. Настя, первым делом, попыталась избавиться от крапивы в трусах.
- Не смей! Так до дому дойдешь, там траву вынешь и в кастрюле водой зальешь. Потом на свою многострадальную попку в зеркало , вдоволь налюбуешься, - я предупредил её второе желание. - Ты молодец, мой храбрый заяц, стойко перенесла суровое наказание! Одевайся, умывайся и приводи себя в порядок. Пора домой – нас банька заждалась. А кто старое помянет – тому глаз вон.
Я собрал наши пожитки, не забыв, затереть землёй, раны на берёзах – чтоб не плакали горючими слезами.
- Розги лучше с собой возьми, - дал я совет.
- Зачем? – с испугом спросила Настя.
- Можешь на память оставить. А лучше сожги – чтоб не таить на меня обиду.
Она последовала моему совету – сложила их в корзинку.
Мы тронулись в обратный путь. Шла Настя не торопясь, широко расставляя ноги – словно дойная коза – с полным выменем молока. По дороге мы не сказали друг другу, не слова.
Придя на дачу, я разобрал вещи и подкинул дровишек в печку, стал собираться в баню.
Настя, избавилась от травы в трусах. Стоя перед зеркалом, смазывала шрамики на попе кремом.
- Я хочу домой, - заявила Настя.
- С чего это вдруг? Домой?
- Не вдруг, потому что ты меня выпорол. Ты меня не любишь! – закричала она.
- Наоборот, если бы не любил, то мне