она голая, совсем голая, как и мужчина рядом с ней...

«Значит, я голая.

Совсем голая.

Со мной голый мужчина.

Как в моих снах.

Мужчина хочет секса.

Нас похитили инопланетяне.

Настоящие инопланетяне.

Они хотят, чтобы мы занялись сексом.

Сейчас я займусь сексом.

Наверно, у меня нет выхода.

НЕТ ВЫХОДА...»

Ей было зябко, как на сквозняке. Она видела, что Юрик был «из них» - из грубых типов, которых она боялась, как чумы, - и от этого было вдвойне страшней и слаще. Чувство ожившего сна нарастало, как звон в ушах, и когда Зеленый напал на нее, а Юрик вступился - почти не было страха, и было только чувство - «вот, вот, уже сейчас...»
- Если вы, организмы, не выполните... я буду вынужден... и тогда... - гудел Зеленый.

Ксения судорожно сглотнула.

Конечно, это не смерть и не боль, но... ей хотелось, чтобы не было выхода.

И она шептала себе: вот теперь действительно нет выхода. Нет.

Нет.

НЕТ, - твердила она и плавилась, как масло. «Сейчас со мной сделают Это», думала она, когда Юрик подходил к ней. «Сейчас, сейчас, сейчас... « - стучало в ней, когда он обнял ее и поцеловал так нежно, как она не ожидала от него, и потом целовал ей так все лицо, и шею, и ключицы... и тело обволоклось мурашками, от которых хотелось умереть, и в рот проник Он, сладко-соленый и влажный, и нежный, и лизучий, и соски заискрили под его пальцами - впервые, впервые в жизни, - и все тело стало мягким, рыхлым, как будто он забрал у нее власть над ним...

Заласканная, зализанная Ксения извивалась в тихой истерике и думала - «мне разводят ноги... мне ласкают Манюню - аааа, как хорошо... голую Манюню... на меня залезли... в меня уперлись... ааа... аааааа...
- Аааааа!... - закричала она, когда стало больно и плотно. Он обцеловывал ей губки и глаза, но нервные пружины в теле все равно натянулись, и было туго, туго, и еще туже, будто внутри пророс тяжелый острый стебель - и набухает, и тянется внутрь, в глубь изголодавшегося тела... и очень хотелось насадиться, чтобы Он попал ТУДА - в зудящую, подсасывающе-сладую точку, - но Он врастал мимо, в обход, сторонами, больно натягивая все вокруг и внутри, но не ТАМ - и толкался рядом, совсем рядом с зудящей точкой, и одним этим хоть как-то утолял радужный зуд, - утолял и распалял сильней, сильней, еще сильней; дразнил, бодая с желанной силой, но мимо, вскользь, почти вхолостую... и сладкий зуд, смешанный с болью, нарастал звериным ритмом, росшим из ее нутра - ыыы-ы, ыыы-ы, ыыы-ы...
- Ыыыыыы! - хрипел Он, отчаянно прыгая на ней. Манюня сотрясалась от толчков, взбивавших ее, как коктейль; толчки отзывались зудящим эхо в Точке, яростно дразнили ее сквозь толщу плоти - и все тело гудело и таяло вместе с ней, и ухало в ритме звериных толчков - голое, раскаленное сексом, зализанное, затисканное тело, напяленное на бешеный миксер кончающего самца...

... Когда удары утихли, и тяжелая масса сплавленного с ней тела обмякла на ней, сдавив грудь, Ксения решилась открыть глаза.

Открыла - и с полминуты не дышала.

«Я ослепла? Сошла с ума? Умерла?» Чернота растеклась по мозгу, замазывая обрывки мыслей, - и только когда тело ощутило ветерок, а глаз увидел живую вязь, приоткрывшую желтый диск - «луна! луна, прикрытая веткой дерева!... « - только тогда Ксения поняла, что лежит под звездным небом. Ночью. На Земле.

И сверху на ней лежит Он.

Какое-то время она молчала, боясь шевелиться, говорить и даже думать. Распаленное тело ныло и требовало... секса. Еще, еще и еще.

Проговорив себе это, она застонала - и с ней застонал Он.
- Ксюш?
- У?
- Ааа... э... Слуш, а мы... мы вообще... Что это было?
- Нууу... Мы с вами... Вы меня...
- Эт понятно!... А был этот... зеленый?
- Угу.
- И тарелка была? Летающая?
- Угу... - отвечала Ксения с облегчением, ибо мучительно терзалась теми же вопросами.
- А... а мы где сейчас?
- По-моему, на Земле. То есть на траве...
- Мда... Ну и делаааа...

Юрик (точнее - темный силуэт, носивший, как она помнила, это имя) сполз с нее и минуты две вертел головой.
- Пустырь возле Металлистов, - наконец сказал тот. - Фффух. Я уж думал - высадил где-нить в Зимбабве... Слуш, а мы ведь голые оба!

Ксения охнула.
- Тебе далеко домой? Ничего, проберемся как-нить задами... У тебя дома есть кто? Мама-папа? Ну, зайдешь ко мне, приоденешься...

Он умолк. История, в которую они попали, была слишком невозможна для того, чтобы портить ее планами на жизнь.

Несколько минут они молчали. Потом теплая шершавая рука нащупала Ксенину руку... Ксения замычала.
- Ксюш... А как мы с тобой, а?
- Если б он не сказал, что выложит нас голых в интернете, я бы не поддалась, честно, - стала вдруг зачем-то оправдываться та. - Я как представила, что мама, да и одноклассники, и вообще все - смотрят, как мы с вами голые... Эта тарелка изнутри здорово похожа на всякие там клубы секса, или как их там... ну... я тоже в сети видела... Никто ведь не поверит, что нас украли инопланетяне и заставили заниматься секс... Ой!
- Что?

Ксения приглушенно рассмеялась:
- Мне сегодня подружка, Светка, заявила: ты, говорит, лишишься девственности только, когда инопланетяне заставят!
- Мда... Ксюш, а сколько тебе лет?
- Мне? Через неделю будет восемнадцать. А что?
- Пригласишь меня?... А мне всего тридцать два. Считай, одно поколение. Так что не надо меня на вы, ладно? Тем более, что мы с тобой...

Юрик снова замолчал. Потом вдруг встал, канул в темноту - и через секунду его голос зазвучал со стороны:
- Давай сюда. Тут такая труба большая, на ней сидеть удобно. Только осторожно - ножки не порань, говна много...

Ксения нащупала Юркину руку, ухватилась за нее и влезла на трубу.

Глаза привыкли к темноте, и черное небо расцвело мириадами звезд, леденящих душу. Все вокруг казалось таким же невозможным, как летающая тарелка...
- Ксюш!
- А?
- Слышь... а мож не было всего этого? Мож, гипноз?... Внушила нам какая-то сволочь, и мы с тобой...
- Не знаю.

Юрик вдруг спрыгнул.
- Сиди. Раздвинь ножки, - он требовательно взялся за ее колени.
- А... а...
- Мой батя говорит: «в каждом деле нужно поставить точку». Ясно? Ну, не бойся, не бойся, Ксюш... Ксюшенька...

Он распахнул ей бедра, и в зудящую Манюню вдруг впилось мягкое жало.
- Оооу!
- Ага, нвавитфя? Сейфяф мы ф товой тафое сфелаем... - бормотал Юрик, вылизывая Манюню, как мороженное...

Тихонько подвывая, Ксения выпятила грудь, будто хотела проткнуть сосками луну.

Звезды плясали у нее в глазах, смешиваясь с искрами блаженства, коловшими ее тело, и черное бездонное небо всасывало в себя, и хотелось плакать от холода и жара, от горечи и сладости, которая вот-вот вскипит между ног, разольется по телу, выплеснется из нее, Ксении, и зальет все небо, всю Вселенную, и она, Ксения, умрет, расточившись меж холодных звезд...

Внизу сопел Юрик, умиляясь ее блаженству («какая же ты чувственная, пуся моя... поднажать бы, хоть и пасть отваливается уже... «), и старательно чавкал Манюней, обжигавшей ему язык.

Где-то над ними, среди звезд, плясавших в глазах Ксении, посапывал курсант Ыип, блаженно вытянув хвост после ионного душа.

Ему снился Кристалл Совершенства, сверкающий