в своих мыслях. И опять серебряное колечко.
Подрастала Ириша. И все чаще принималась расспрашивать, почему у бабушки и у мамы на мизинчике серебряные колечки. А у других мам и бабушек других девочек таких колечек нет.
В четырнадцать лет она вдруг из гадкого утенка превратилась в стройную девушку с длинными ногами, красивой молодой грудью, волнистыми русыми волосами и статью молодой королевы. Переход был как-то чудовищно резок. Еще буквально вчера угловатая нескладеха, а сейчас королева, и сознающая прекрасно это, с явным удовольствием ловящая на себе взгляды не только мальчиков-сверстников, но и молодых мужчин. "Н-да, ? как-то подумалось ей, ? Это совсем другое поколение. Не их поколение, до слез стеснявшееся всех ...признаков наступающей женственности, не поколение Зики, на все это за "запахом тайги" не обращавшее внимания".
И мать как-то рассказала ей историю бабушкиного и собственного серебряного колечка. Та была так заинтересована всей этой историей, что запрыгала, захлопала в ладошки и тут же сказала, что также заведет себе такое, когда потеряет свою невинность.
- Только ты не очень с этим спеши, Ириша, - только и смогла сказать мать.
- Не волнуйся, мамочка, я у тебя разумная.
- Бабулечка, это ужасно здорово, что у нас есть своя семейная история, своя фамильная традиция, какой ни у кого нет. Девчонки с ума посходят от зависти, - сказала она потом ей. С нею Ириша была в совершенно товарищеских отношениях, на короткой ноге, как она выражалась. И потом часто расспрашивала ее, интересуясь порою уж такими подробностями, которые даже ее, старуху, повергали в смущение.
- Ну, Ириша, - только и могла выговорить она.
- Бабулечка, ну что тут особенного. Вот и папу спроси, он тебе скажет, что это все нормально, и ничего такого в этом нет.
Сам Петр Семенович, готовый выступать на темы сексуального воспитания где угодно, готовый обсуждать эту тему в любой аудитории, с собственной дочерью о этих разговоров уклонялся как юная институтка нескромных анекдотов. Иногда это выглядело до ужаса забавным, когда знаменитый профессор-сексолог вдруг превращался в стеснительную старую деву, краснеющую от простых и "естественных" вопросов собственной несовершеннолетней дочери.
Этим летом Ириша закончила десятилетку и решила пойти по отцовской части. Она до сих пор не может понять, как ее старое сердце смогло выдержать ту бурю страхов и волнений, которые она испытала, пока ее внучка сдавала вступительные экзамены. Но теперь, слава богу, все позади, капли с валерьянкой и таблетками с успокоительными лежат в дальнем шкафчике.
И вот вчера это случилось.
Иришка, ее маленькая внучка, тяжесть тельца которой в младенческом возрасте до сих пор еще жива в ее руках, ее бесенок - пришла вчера с серебряным колечком на мизинце.
Первой заметила его Зика. И машинально спросила дочку.
- А это для чего ты нацепила?
- Как для чего? Для того же.
- Как, это значит...
- Мамочка, это самое и значит.
Зина только открыла рот. Казалось, она никогда не сможет закрыть. Наконец, она только и смогла выговорить:
Да ведь тебе еще даже нет и восемнадцати...
- Мамулечка, мне уже почти восемнадцать. Каких-то двух месяцев не хватает. А что такое два месяца для девушки и женщины? Ведь правда, бабуля, ничего.
Отец, отец, ты посмотри, что сотворила наша дочь, - закричала тут Зина, до которой, наконец, все окончательно дошло.
Вошел Петр Семенович.
- Что такое? Я ничего не вижу.
Ты посмотри на ее правую руку.
Петр Семенович посмотрел внимательно и тут впервые при родной дочери в нем, наконец, проснулся психиатр и сексолог.
- Случилось то, что и должно было случиться в ее возрасте. Ей уже восемнадцать...
- Ты у меня молодец, папочка. Ведь два месяца не играют никакой роли.
- Нужно только радоваться, что это произошло в пятнадцать...
- Кто бы мне в пятнадцать подарил серебряное колечко?
- Поздравляю тебя, дочка. Это большое и прекрасное событие в твоей жизни.
И он поцеловал дочь.
- Ой, папочка, ты всегда такой разумный, - только и смогла под конец вымолвить Иришка и сама бросилась к отцу на шею и стала его целовать, как, кажется, в жизни не целовала. Петр Семенович был растроган и стал протирать очки.
- А кто же сей прекрасный рыцарь? - спросил Петр Семенович, когда Ириша по очереди приняла зинины и ее поздравления и поцелуи.
- Вот папочка, - сказала Ириша, снимая колечко и подавая отцу. Тот одел очки и медленно прочел: "Олег Качалов. 11. 08. 91". - Вы его не знаете. Он курсант летного училища. Сей час на каникулах.
- А вы собираетесь с ним пожениться? - спросила Зина.
- А вот этого мы пока не знаем, мамочка.
- Да, - вздохнула Зина, - у нас все было по-другому. А затем вдруг загорелась. - Ты должна нас познакомить с ним. Должны мы знать, кто стал первым мужчиной нашей единственной дочери. И не возражай, не спорь. Завтра приходите вдвоем. Правда, Петя? - крикнула она.
- Конечно, Ириша, приводи его. Мы с удовольствием с ним познакомимся.
- Но ведь это неудобно как-то, пап.
- Право, я так вовсе не считаю, ответил Петр Семенович.
А затем Ириша пришла в ее комнату, забралась с ногами в ее кресло, усевшись в своей любимой позе калачиком, и стала делиться с нею впечатлениями этого события. Ирина всегда считала ее скорее подружкой, чем бабулей, и была с нею куда откровенней, чем с матерью, а уж тем более отцом.
- Ой, бабуль, только почему это так больно? У тебя тоже, ба, больно было?
- Ириша!
- Ладно, ладно, бабулька. А он такой красивый, высокий и мне сразу ужасно понравился. И песни он хорошо поет. Но представь, ба, он был совсем-совсем неопытный, я была его первой серьезной девушкой. И мне пришлось чуть ли не самой показывать, что он должен делать.
- Боже, Ирина, откуда ты-то все узнала?
- Бабуля, да я же еще с восьмого класса перетаскала и поперечитала с девчонками все книги по сексологии из отцовской библиотеки. Папа у меня читает лекции по сексологии, а хоть бы раз поговорил на эту тему с собственной дочкой. Разве это справедливо? Вот и по телевизору говорят о необходимости сексуального воспитания. А меня кто воспитывал?
- А кто нас, по твоему, воспитывал?
- Бабуль, вы жили в старое время. А сейчас совсем все другое. В ваше время не было ни телевизора, ни космоса, ни компьютеров.
- Но девушки и юноши, извини, были и в наше время.
- Все равно у вас все было по-другому.
- Увы, Ириша, наша любовь была под грохот взрывов и раскаты военного грома.
- Ой, бабулечка, я все знаю, знаю твою романтическую историю. И у вас было хорошо. Но и у нас тоже должно быть хорошо. Ведь серебряное колечко должно принести счастье, не так ли?
- Дай бог, дай бог. Я лично тебе его желаю от всей души. Но скажи, ты его любишь?
- Ой, бабулечка, не знаю. Но он мне ужасно нравится. Если б ты посмотрела, как он исполняет песни под гитару. И потом он вообще душка.
- Боже, до чего ты легкомысленная, Иришка.
Иришка бросилась к ней на диван, и они покатились по нему, как два расшалившихся ребенка. Когда они отдышались, она намекнула.
- Ирина, а ты знаешь, что от этого у девушек ...может быть?
- Бабулечка, прекрасно знаю. Я ему сама презерватив надела.
"Да, только