отчаянные больные и не менее отчаянный персонал. Весна, самое приятное время года для тех, кто желает помучиться. Так говорила легенда больницы, набивая себе очередную папиросную гильзу. И в тот вечер он тоже выскользнул в сад, раскинувшийся у больницы. Оказался и я там. Ну, сколько же можно спать, когда вокруг поют соловьи, луна дурит, а в штанах так и вертится шило, требующее и требующее?

Они встретились на дальней аллее, куда выполз я, сам не знаю почему. Она шла навстречу ему, он неспешно переступал, придерживая карман. Держал, наверно, папиросы или фляжку. Она, конечно же, с врачебно-административным гневом напала на него. Он отвечал ей спокойно, и разговор вскоре стал тише, тише, они уселись на скамейку в глубине зарослей сирени. Но потом это вот «бу-бу-бу» стихло, вызвав у меня интерес. Сирень росла часто, но не так как требовалось бы для таких дел. Главврач сидела, прислонившись спиной к ребрам спинки скамейки, а дед, сжимая в руках её трусы, крутил головой между её прекрасных ножек, обтянутых чулочками. Стрипки пояска, зубчиками державшие чулки, подчёркивали переход от ткани к белой коже, седой голове старика и белому халату врачихи. Тиская себя за груди, выпущенные на свободу, со стянутым вниз лифчиком, она закидывала голову, сжимала губы, не давая себе возможности даже на слабый вздох. Ночь чутка к звукам любви, распространяя их вокруг на многие метры, если не километры.
Через минут десять, за которые я успел два раза кончить, она забилась на скамейке, сжимая его голову бёдрами, вытягиваясь стрункой. А потом опала к нему на руки, чуть неслышно плача. А он гладил её по голове, стягивая на колени свои больничные штаны. Приведя себя в относительный порядок, уже она наклонилась к нему, поглаживая торчавший член. После чего я поспешно ретировался. Вдруг, пока ласкает, увидит меня? Тогда мне конец.

Всё это всплыло в секунду в моей памяти, когда выпив, мы вышли на порог, а небо упало на нас ночью, большими звёздами, ночной тишиной, успокаивая нас. Разгорячённые, мы потолкались у моей машины, рассматривая в свете фонаря какие-то там технические изыски, а потом пошли к реке. Тишина-то какая!?? Только нет соловьёв, скамейки, старичка-ебунца и врачихи, в распахнутом халате, с чулочками на пояске.

***

Песня на два мужских голоса взвивалась вверх, убегала в далёкие дали, возвращаясь к нам в виде мошек, крутившихся у небольшого костра, разведённого у берега реки. После первой бутылки мы пошли ловить раков. По заверению Вовки, раки тут чуть ли не с омара, вот такие, на полруки. Но пока мы раскладывали костёр, добавляли водки в прихваченные стаканы, раки уползли. Очевидно, поняли, что пришли за ними. Остались только несмышленые, размером в ладонь.
- Мелкие! - Сосед огорчённо вздыхал, крутил в воздухе раков, удерживая их за панцирь. - Совсем мелкие!
- Ничего! - Я помешивал воду в ведре. - Нам хватит.
- Ну, ничего не поделаешь! - Он кинул первого рака в кипящую воду. - Такова судьба злодейка. Кто не спрятался, тот и виноват!

А потом, насладившись горячим соком раков, выпив бутылку водки, мы сели петь. И пели от души. Он знал столько песен, я же не мог поддержать его, так как кроме пары начальных строчек ничего не знал. Но мы пели, обнявшись за плечи, ощущая своё слияние не только между телами, нашими душами, но и слияние с природой, снисходительно принимавшей наше изливание души. И нам было хорошо. Очень хорошо.
- Знаешь, мы тут со Степанидой столько раз сидели, раков ловили, просто любились. И даже не думалось, что вот так и будешь один. - Он закинул голову назад, посмотрел наверх. - Как там она? Сердится ли на меня?
- Думаю, что хорошо. - Я говорил уверенно. - Ведешь ты себя прилично, не пьешь! Помнишь её. С чего она будет на тебя сердиться?
- Она просила в больницу не везти, а я повёз. - Он неожиданно всплакнул. - Боялся за неё. Очень боялся.
- Так ты беспокоился о ней. - Я обнял его за плечи. - К тому же, кто знает свою судьбу? Всё там. - Палец ткнул в звёздное небо, подмигивающее сверху двум у костра. - Вот кто знает, что там? До сих пор учёные не могут сказать, что и как. И поэтому.
- Пошли спать. - Вова приподнялся, но грузно сел обратно. - Ноги не идут.
- Так понесём! - Он оказался легким. Вися на плече вниз головой, он хихикал, вспоминая, как в молодости девку одну на деревне так тащил. Поймал на речке голую, на плечо и в деревню. Только покойница и посмела отбить у него. Тогда он в неё влюбился.

Уложив его в кровать, я вышел на улицу. Как хорошо! Нетвёрдой походкой дошёл до костра, зачерпнул воды из реки, залил его, наслаждаясь фантастическим видом угасающих углей. Остатки еды бросил в воду. Тем, огромным ракам, тоже надо питаться. Довольный собой, я улёгся на диване у Владимира, подбросив поленьев в печь. Ночи уже прохладные.
- Эй! Вович! - Этот голос выдернул меня из сна. Кто-то усиленно долбил по стеклу окна, будя нас после вчерашнего. Я посмотрел на часы. Твою налево! Десять часов. - Ты живой? Вович!?
- Это кум. - Вович странное имя. Опухший Владимир присмотрелся к контуру в окне. - Эй, кум! Мы сейчас, погодь, не трынди!
- А. Так, давай. Жду. - За окном тень удалилась, пустив поток солнца в комнату.

Жмурясь от солнца, мы сидели на крыльце. Кум на моторной лодке двигался из Верхнего в Нижнее, а так как давно не видал кума, решил завернуть. Завернул, а тут машина чужая есть, а кума нет. Не видать. Поболтав о своих делах, в которых я тут же запутался, они пошли к реке.
- Слушай, Ильич. - Кума не знаю как по имени, потому что они звали себя, как привыкли - один Вович, второй Ильич. - До берега подбросишь?
- А куда собрался-то? - Вович остановился, удивлённый услышанным.
- Так, осень уже на пороге, а еды нет. Ни картошки, ни чего. - Это так и слетело с языка, хотя я собирался только позвонить своим, успокоить их, послушать последние новости об оставленном бизнесе и вообще.
- А. - Ильич кивнул понимающе. - Покупать-то где думаешь?
- Так, там. - Я махнул рукой. - У дороги. Там грузовик найдётся всё довести, как думаете?
- А грузовик-то зачем? - Удивление было не поддельным у обоих. - Трактор-то есть, коли чё. Только зачем-то?
- А на чём вести сюда купленное? - Теперь удивился я. Словно с глухими говоришь, ей богу!
- Ты, того. - Вович покачал головой. - Если, правда, купить хочешь, то давай на Верхнее. Верно будет.
- Так, оно далеко, как я понял.
- Недалече, чем это Суковка. - Сплюнул Вович. Ох, уж эти между деревенские отношения! - Так тебе скажу, паря. На Верхней купишь, так тебе привезут. А десятку накинешь на мешок, сами всё переберут, погрузят, разгрузят. И всё будет хо кей! - Во, как! Ещё и хоккей тут!
- А?
- Так у нас там и баржа своя есть. - Вообще! Рта раскрыть не дают. - Сено-то с острова там возим. - Ильич кивнул. - Довезём, если купишь. - Гм, прямо европейский сервис - с доставкой до дверей! - А картоха славная у нас.
- Если, что - Иринка там поможет.
- Она поможет. - Заверил Ильич. - Ну, так как?