Обнажение жены. Вторая история про мою Дашеньку
стой! Ты что!", а она оборачивается на ходу, ухмыляеется насмешливо - и не останавливается.
Ну, я ее не пустил, конечно, там полно людей, здесь пляж все-таки, а там был бы скандал, наверно. Пошел сам за водой, возвращаюсь через пляж, а там, наверно, треть всех девок с голой грудью расположились. Ну, дала моя Дашка пример всему пляжу! Без трусов, правда, не было никого, кто-то только приспустил трусы пониже, чтобы попа загорала.
Подхожу к нашему пятачку, смотрю, а Дашки нет. Туда-сюда сунулся, смотрю - нет нигде. Ну я перенервничал, ужас просто, метался туда-сюда, знакомых ребят не вижу, а у незнакомых стесняюсь спрашивать - "вы не видели мою жену, ну, которая голая?" Пробежался по пляжу, глянул на дорогу, в поле - нет! А одежда лежит - значит, голая где-то бродит. Не пошла же она в номер, в самом деле! Думаю уже Бог знает что, воображаю, как мою Дашу насилуют какие-то уроды, клянусь больше никогда не оставлять ее ни на миг...
Когда наконец вижу - идет по дороге со знакомыми ребятами, совершенно голая, разумеется, и ноги почему-то заляпаны грязью. С души как камень свалился, я так и присел на дорогу, и вид голой Дашки, идущей по дороге как ни в чем не бывало среди людей, меня потряс просто, как током долбануло.
Когда приблизились, я, конечно, делаю вид, будто в ярости, а на самом деле готов расцеловать ей все тело за то, что она жива и невредима. Тут она подходит ко мне, обвивает шею ручками, выгибается-прижимается всей фигуркой, трется грудями, лицо невинно-влюбленное, а глазенки так и сверкают, и в каждом - по чертику. Сидят, ножки свешивают. Из меня, конечно, весь воспитательный стих вытек, как масло из котлеты, стою, мычу что-то строгое-неубедительное, а она щебечет - рассказывает,... что рядом, оказывается, есть грязевой вулкан, и там жидкая грязь, очень полезная, в ней люди купаются. Окунаются туда, а она густая, как паста, и держит всех на плаву, никого не засасывает и никто не тонет. Чего ж ты не окунулась, спрашиваю ее, хоть и понимаю: там же все в купальниках небось, одна Дашка голая - а она говорит: не хотела без тебя, только вместе, преданно смотрит мне в глаза и опять прижимается всем голым телом. Тут я потек, что называется, окончательно. Вот так всегда... Спрашиваю, много там людей? Не очень, но есть люди, говорит она, а я думаю: Боже мой, это ведь она ходила совсем голая туда, ну и ну...
Меня возбудило все это невероятно, член натянул плавки, я и не знал, куда деваться. Остаток дня прошел в играх: Дашка разыгралась, расшалилась, громко визжала, разгорелась вся, раскраснелась, глазенки сверкали... Ее только и слышно было и видно на пляже: знай сверкали мокрые голенькие ягодицы, да слышался ее звонкий смех и крики. Мы все здорово разыгрались тогда: бегали, брызгались, топили друг друга, швыряли в воду. Там была компашка Дашиного возраста, студенты, чуть постарше ее, ну и я тоже втянулся. Пацаны, как обычно в игре, потеряли дистанцию и шлепали Дашку по чему попало, хватали за руки-ноги, и я вместе с ними, но все-таки при мне они старались держаться в рамках. Голая Дашка их возбуждала страшно, они обсмотрели ее тело во всех возможных ракурсах, и все старались взять ее за ноги, чтоб ненароком раздвинуть их и посмотреть ТУДА. У всех члены колами стояли, хоть никто этого как бы и не замечал. К вечеру почти все девочки остались без купальников, кроме одной, но плавки не снял никто. У меня к концу дня было чувство, будто вся мировая энергия пульсирует у меня в паху, хоть я среди дня и пристраивался для разрядочки за скалой. В номере мы с Дашкой, как только заходили, бросались друг на друга без слов...
На шестой день мы решили рано утречком пойти к грязевому вулкану, пока там еще никого нет, чтобы нарезвиться в грязи наедине. Я не знал, пойдет ли Дашка туда голая, и стеснялся спросить. Дашка не взяла ни трусов, ни даже обуви, пошла босиком, и я с ней за компанию - ноги все равно почти что привыкли к колючей крымской травке. А одела Дашуня один только сарафан на голое тело, и кроме него, на ней не было ровным счетом ничего, даже сандалий.
Как только мы вышли из парка на дорогу, Дашунька подпрыгнула, как козленок, стянула с себя сарафан и стала голышом танцевать, вертеть сарафаном над головой, и все это - на глазах у нескольких человек. Это так радостно-непосредственно у нее вышло, она так спешила подставить тело солнцу и ветру - я просто обалдел.
Мы вначале окунулись, покушали, а потом оставили ее сарафан и мои шорты под камнем, и отправились к вулкану. Было утро, часов 8 или 9. Вулкан был такой "черной дырой" в поле, в траве - участок густой, как варенье, чернющей грязи, метров 8 в поперечнике. Выглядела она устрашающе, но очень заманчиво. Нигде не было ни души, только птицы пели, и море шумело рядом. Мы зачавкали ногами в грязи вокруг вулкана, ноги сразу стали черными, на них было жутко смотреть. Мы немного оробели оба, голая Дашка сказала, что где-то в другом месте было бы и подумать противно, чтоб так вывозиться. И все-таки в блестящей черной грязи было что-то необъяснимо привлекательное, хотелось плюхаться и возиться в ней, как поросята. Я окунул палец в грязь и принялся рисовать на Дашке, потом осмелел, зачерпнул грязь ладонью, сделал Дашке гусарские эполеты, Дашка тоже стала чертить на мне всякую всячину. Я нарисовал ей улыбающуюся рожу на животе, потом усы на мордочке, испачкал ей носик... зачерпнул обеими руками грязи, и со словами "лучший в мире шампунь" стал густо вымазывать в ней светленькие Дашкины кудряшки. Дашунька полушатенка, полублондинка, полурыжая, такого сверкающего золотистого оттенка, наверно, больше нет в природе, она никогда не красилась... а грязь была густо черная, как сажа или гуталин, и был такой особый кайф пачкать эти милые кудряшки вязким черным месивом, густо вмазывать его по всей Дашкиной голове, не оставляя ни пряди, и скоро Дашкина кудрявая головка превратилась в блестящий мотоциклетный шлем, черный-черный, по самую переносицу, и только глаза сверкали...
Мы так увлеклись пачканьем друг друга, что не заметили людей и вздрогнули, услышав их голоса рядом. Там было четверо ребят, они остановились возле кромки вулкана и с интересом глазели на нас. Почему-то мы оба ужасно застеснялись, что нас застукали за таким занятием. Усатая Дашка вдруг издала боевой клич, схватила меня за руку и поволокла в самую гущу грязи - а там вдруг оказалось глубоко, мы оба провалились, споткнулись, и Дашка окунулась по грудь. Это меня подзадорило, и когда она привстала, отряхиваясь, как собака, я толкнул ее дальше, и она с визгом плюхнулась в метре от меня и вдруг исчезла в грязи с головой.
Меня как током дернуло, подогнулись колени, мелькнула мысль, что вот, все... но через мгновение оттуда вынырнуло какое-то черное существо, без глаз, рта и ушей, хрюкнуло, провело черной лапой по голове, на которой сразу появилась пара знакомых блестящих глаз, схватило меня за ногу и рвануло к себе. Я, ничего не сообразив, ухнул куда-то в преисподнюю. Мне залепило глаза, уши и нос густой теплой массой... через секунду я вынырнул, снял с лица пару килограмм грязи,
Ну, я ее не пустил, конечно, там полно людей, здесь пляж все-таки, а там был бы скандал, наверно. Пошел сам за водой, возвращаюсь через пляж, а там, наверно, треть всех девок с голой грудью расположились. Ну, дала моя Дашка пример всему пляжу! Без трусов, правда, не было никого, кто-то только приспустил трусы пониже, чтобы попа загорала.
Подхожу к нашему пятачку, смотрю, а Дашки нет. Туда-сюда сунулся, смотрю - нет нигде. Ну я перенервничал, ужас просто, метался туда-сюда, знакомых ребят не вижу, а у незнакомых стесняюсь спрашивать - "вы не видели мою жену, ну, которая голая?" Пробежался по пляжу, глянул на дорогу, в поле - нет! А одежда лежит - значит, голая где-то бродит. Не пошла же она в номер, в самом деле! Думаю уже Бог знает что, воображаю, как мою Дашу насилуют какие-то уроды, клянусь больше никогда не оставлять ее ни на миг...
Когда наконец вижу - идет по дороге со знакомыми ребятами, совершенно голая, разумеется, и ноги почему-то заляпаны грязью. С души как камень свалился, я так и присел на дорогу, и вид голой Дашки, идущей по дороге как ни в чем не бывало среди людей, меня потряс просто, как током долбануло.
Когда приблизились, я, конечно, делаю вид, будто в ярости, а на самом деле готов расцеловать ей все тело за то, что она жива и невредима. Тут она подходит ко мне, обвивает шею ручками, выгибается-прижимается всей фигуркой, трется грудями, лицо невинно-влюбленное, а глазенки так и сверкают, и в каждом - по чертику. Сидят, ножки свешивают. Из меня, конечно, весь воспитательный стих вытек, как масло из котлеты, стою, мычу что-то строгое-неубедительное, а она щебечет - рассказывает,... что рядом, оказывается, есть грязевой вулкан, и там жидкая грязь, очень полезная, в ней люди купаются. Окунаются туда, а она густая, как паста, и держит всех на плаву, никого не засасывает и никто не тонет. Чего ж ты не окунулась, спрашиваю ее, хоть и понимаю: там же все в купальниках небось, одна Дашка голая - а она говорит: не хотела без тебя, только вместе, преданно смотрит мне в глаза и опять прижимается всем голым телом. Тут я потек, что называется, окончательно. Вот так всегда... Спрашиваю, много там людей? Не очень, но есть люди, говорит она, а я думаю: Боже мой, это ведь она ходила совсем голая туда, ну и ну...
Меня возбудило все это невероятно, член натянул плавки, я и не знал, куда деваться. Остаток дня прошел в играх: Дашка разыгралась, расшалилась, громко визжала, разгорелась вся, раскраснелась, глазенки сверкали... Ее только и слышно было и видно на пляже: знай сверкали мокрые голенькие ягодицы, да слышался ее звонкий смех и крики. Мы все здорово разыгрались тогда: бегали, брызгались, топили друг друга, швыряли в воду. Там была компашка Дашиного возраста, студенты, чуть постарше ее, ну и я тоже втянулся. Пацаны, как обычно в игре, потеряли дистанцию и шлепали Дашку по чему попало, хватали за руки-ноги, и я вместе с ними, но все-таки при мне они старались держаться в рамках. Голая Дашка их возбуждала страшно, они обсмотрели ее тело во всех возможных ракурсах, и все старались взять ее за ноги, чтоб ненароком раздвинуть их и посмотреть ТУДА. У всех члены колами стояли, хоть никто этого как бы и не замечал. К вечеру почти все девочки остались без купальников, кроме одной, но плавки не снял никто. У меня к концу дня было чувство, будто вся мировая энергия пульсирует у меня в паху, хоть я среди дня и пристраивался для разрядочки за скалой. В номере мы с Дашкой, как только заходили, бросались друг на друга без слов...
На шестой день мы решили рано утречком пойти к грязевому вулкану, пока там еще никого нет, чтобы нарезвиться в грязи наедине. Я не знал, пойдет ли Дашка туда голая, и стеснялся спросить. Дашка не взяла ни трусов, ни даже обуви, пошла босиком, и я с ней за компанию - ноги все равно почти что привыкли к колючей крымской травке. А одела Дашуня один только сарафан на голое тело, и кроме него, на ней не было ровным счетом ничего, даже сандалий.
Как только мы вышли из парка на дорогу, Дашунька подпрыгнула, как козленок, стянула с себя сарафан и стала голышом танцевать, вертеть сарафаном над головой, и все это - на глазах у нескольких человек. Это так радостно-непосредственно у нее вышло, она так спешила подставить тело солнцу и ветру - я просто обалдел.
Мы вначале окунулись, покушали, а потом оставили ее сарафан и мои шорты под камнем, и отправились к вулкану. Было утро, часов 8 или 9. Вулкан был такой "черной дырой" в поле, в траве - участок густой, как варенье, чернющей грязи, метров 8 в поперечнике. Выглядела она устрашающе, но очень заманчиво. Нигде не было ни души, только птицы пели, и море шумело рядом. Мы зачавкали ногами в грязи вокруг вулкана, ноги сразу стали черными, на них было жутко смотреть. Мы немного оробели оба, голая Дашка сказала, что где-то в другом месте было бы и подумать противно, чтоб так вывозиться. И все-таки в блестящей черной грязи было что-то необъяснимо привлекательное, хотелось плюхаться и возиться в ней, как поросята. Я окунул палец в грязь и принялся рисовать на Дашке, потом осмелел, зачерпнул грязь ладонью, сделал Дашке гусарские эполеты, Дашка тоже стала чертить на мне всякую всячину. Я нарисовал ей улыбающуюся рожу на животе, потом усы на мордочке, испачкал ей носик... зачерпнул обеими руками грязи, и со словами "лучший в мире шампунь" стал густо вымазывать в ней светленькие Дашкины кудряшки. Дашунька полушатенка, полублондинка, полурыжая, такого сверкающего золотистого оттенка, наверно, больше нет в природе, она никогда не красилась... а грязь была густо черная, как сажа или гуталин, и был такой особый кайф пачкать эти милые кудряшки вязким черным месивом, густо вмазывать его по всей Дашкиной голове, не оставляя ни пряди, и скоро Дашкина кудрявая головка превратилась в блестящий мотоциклетный шлем, черный-черный, по самую переносицу, и только глаза сверкали...
Мы так увлеклись пачканьем друг друга, что не заметили людей и вздрогнули, услышав их голоса рядом. Там было четверо ребят, они остановились возле кромки вулкана и с интересом глазели на нас. Почему-то мы оба ужасно застеснялись, что нас застукали за таким занятием. Усатая Дашка вдруг издала боевой клич, схватила меня за руку и поволокла в самую гущу грязи - а там вдруг оказалось глубоко, мы оба провалились, споткнулись, и Дашка окунулась по грудь. Это меня подзадорило, и когда она привстала, отряхиваясь, как собака, я толкнул ее дальше, и она с визгом плюхнулась в метре от меня и вдруг исчезла в грязи с головой.
Меня как током дернуло, подогнулись колени, мелькнула мысль, что вот, все... но через мгновение оттуда вынырнуло какое-то черное существо, без глаз, рта и ушей, хрюкнуло, провело черной лапой по голове, на которой сразу появилась пара знакомых блестящих глаз, схватило меня за ногу и рвануло к себе. Я, ничего не сообразив, ухнул куда-то в преисподнюю. Мне залепило глаза, уши и нос густой теплой массой... через секунду я вынырнул, снял с лица пару килограмм грязи,