ткани, в который эта невеста была завернута голышом! Насколько я успел увидеть контуры её голого тела. Во мне всё рухнуло. Не знаю почему, я выдохнул, схватил водителя, собиравшегося опять куда-то рвануть.

— А что за семья такая? — Он заморгал, соображая, что сказать. — Давай, выкладывай.

— А что говорить? Прабабка спуталась горничной с белым, родила полукровку, та также спуталась с белым, родила дочь, а та спуталась с белым. Сынок её удрал в столицу, оттуда в Европу. А вот месяца три назад приехал, приволок её сюда, бросил и обратно укатил.

— А её мать?

— Мать? — Он почесал голову. — Умерла. Поэтому, он-то и привёз сюда. А денег не оставил. Дядя подержал её, подержал, и вот решил избавиться.

— А они с женихом...

— Нет! — Он усмехнулся. — Тут у нас в деревне знакомятся, слушают детей. А если такая вот, то другим. А тут, вообще, белая. Просто продают. А дядя хочет триста потому, что она девственница. А у жениха нет таких денег. Бедняки.

— Вот так вот, продают?
— Ага. Любому даже. И то, если возьмут это хорошо. Она по нашим меркам старуха. Ей уже пятнадцать лет! — А для пятнадцати лет она очень хороша! Эх! Внутри меня вспыхнуло то, чего я опасаюсь всю жизнь. Какой-то внутренний моторчик зажужжал, подгоняя мои мысли, чувства.

— Любой может купить? — Я ещё раз переспросил, удостоверяясь, что не ослышался.

— Любой. — Он сделал попытку рвануться за новой партией народных лекарственных средств, но был пришпилен мною к борту машины.

— Слушай, Джои. Я куплю её. — Неподдельное удивление в его глазах. — У дяди в руках её документы? — Продавец размахивал пачкой бумаг, потрясая перед лицом покупателя.

— Ну. Да. — Он оправился. — А если купишь, то...

— Твои пятьдесят долларов. — Я облизал губы. Солнце напекло тебе голову, работорговец! — Значит, так. В машине, я видел, ты припрятал ящик местного виски. — Он сделал удивлённое лицо. — Не отпирайся. За него пятьдесят долларов. Он мой. Теперь иди к старику с плёткой и договоримся.

— Понял. — Он повеселел, смахнул пот, поправил панаму. Солнце и его достало. — Пошёл.

— Иди, а я с тобой. Буду говорить, ты переводи. — В голове не было никакого плана. Да и зачем план, когда покупаешь раба? Тут нужен напор, уверенность, хитрость и превосходство белого человека. Ах, какие у неё глаза! Максим даже вспотел тем самым потом, после которого прямая дорога в койку.

— А зачем переводить? — Старейшина отмахнулся от мухи, пытавшейся сесть ему на нос. — Я и так понимаю по-английски. Служил у англичан.

— Отлично! — Я встал перед ним, с почтением в голосе заговорил. — Уважаемый старейшина! Мужчина без женщины как пустыня без воды. Я даю за эту невесту триста долларов. Вам как гаранту её девственности сто долларов и ящик виски семье и деревне для празднования. — Старейшина прекратил отгонять мух, уставился на меня. — Я прошу вас дать мне эту женщину.

— Вода бывает пресной, сладкой и солёной, горькой. — После молчания старейшина заговорил нараспев, заполняя пространство вокруг. Покупатель и продавец замерли, прекратив спор о сумме. Она же стояла, опустив голову, закрывая лицо упавшими волосами. Ох, какая же она в этом свете! Максим зашевелился, желая ощутить её. — Вода бывает морская. Вода бывает речная. И смешивать эти воды нельзя. — Стоявший за моей спиной Джои переводил слова старейшины слово в слово, тихим шёпотом вторя ему. — И когда есть русло, по которому воды морская может уйти в море, нужно пустить эту воду. Она. — Крючковатый палец указал на стоявшую девушку. — Морская вода. Пусть идёт туда, куда ей надо. Он даёт триста долларов. Ты согласен? — Дядя сглотнул, открыл рот, закрыл. — Значит согласен. — Не обращая на поднятый вой группы поддержки жениха, старейшина махнул плёткой-мухогонкой. — Забирай её, документы и уезжай.

Деньги из моей сумку сначала перекочевали в руки старейшины, который чуть ли не обнюхал их, а потом, за вычетом своих ста, в потные руки дяди. Не обращая внимания на напиравших представителей жениха, он подвёл её ко мне, сунул пачку документов, быстро что-то сказал. Да, и говорить много не надо. Джои уже ставил перед ним ящик с виски. Я подхватил тонкую фигурку на руки, удивляясь её лёгкости. Теперь дёру! Группа поддержки жениха явно была сильно против такой сделки и была не против затеять ссору. На повышенных тонах они выкрикивали что-то обидное, наступали на старейшину, дядю. На шум стали со всех сторон деревни стали стекаться мужчины деревни с палками. Ноги!

Она молча пережила не слишком мягкую посадку на заднее сидение, рывок машины. Цепляясь рукой за скобу сидения впереди, второй рукой она держала узел, связывающий полы этой тряпки. Я сунул пачку документов в свою наплечную сумку, вытянулся, доставая сзади сумку с вещами. Надо было переодеть её.

— Андре! — Джои закричал, борясь с крутящимся рулём. Тут, как в глубинке и у нас, колея решает куда ехать. — Они за нами! Жених!

— Жених? — Я оглянулся. — Что ты говоришь?

— Он. Он!

За нами по дороге мчался какой-то старый рыдван, обвешанный неграми, размахивающих палками. Похоже, что это были родственники того самого жениха. Лихо у них с передачей информацией на расстояние. Тамтамы? Или всё более прозаично? Мобильный телефон? Но отделаться от них надо было. Бросив обратно сумку, я вытащил из плечевой сумки Беретту, дёрнул затвор. И тут она впервые подняла на меня своё лицо. Испуганное лицо девочки, которую дважды предали. Я улыбнулся ей, крикнул что-то ободряющее, полез в люк на крыше. Такой среднего размера люк на крыше внедорожника. Для съёмок дикой природы Африки. Сейчас же он превращался в огневую позицию. Преследовавшие очень плохо представляли с кем они имели дело. Засада лучший способ сбить преследователей, если у тебя есть возможность, после неё сразу сделать ноги.

Их отчаянно трещавший рыдван выскочил из-за поворота прямо на наш стоящий внедорожник. Несколько коротких очередей по решётке радиатора и всё. Крутящийся в облаках пара рыдван, разбрасывал вокруг себя спрыгивающих с него негров, путая ещё больше в поднимаемых колесами облаках пыли. Зрелище скажу я вам! Даже ради этого стоило вот так — один на один с такой толпой. Джои не боец. Он местный, он, как говорит в России определённая часть населения, «не при делах». Джои с готовностью рванул с места, оставляя их с разбитым рыдваном в канаве, прыгающими на месте от адреналина пассажирами. Пока что и как, я со своей рабыней буду далеко отсюда. А Джои на всё будет с высокой колокольни. Он местный, на него распространяются все презумпции невиновности и не подсудности. Тем более, что он работал на белых, которые что хотят, то и воротят. Вот, украли невесту. Вернее, перекупили.

На короткой остановке, пока Джои бегал за водой с ведром, я вытащил из сумки шорты, рубашку, бросил ей на колени.

— Переодевайся. — Берета жала мне бок, я её поправил. — В таком виде я тебя привести не могу.

— Меня зовут Елизавета. — И голос у неё приятный. — Елизавета Кроминг.

— Понятно, Елизавета Кроминг. — Я вытер пот, пробивший меня насквозь — от пяток до макушки. — Давай, переодевайся. Нам тут недалеко.

— Хорошо. — Неожиданно