это как причину недовольства.
- Ну и невежливая же вы девчонка! – поднимаю я голос. - Ничего себе манера обходиться со своим мастером (работником, учителем), спроваживая его из его помещения таким способом! Сейчас же дайте мне прут, я должен заставить вашу задницу заплатить за ваше дурное поведение. – Ну же, преклоните колени на эту скамеечку для ног и склонитесь на моими бёдрами. И не вздумайте сопротивляться, иначе будет хуже.
- Ах, прошу, сэр, простите меня на этот раз! – нарочито кричит она, падая на колени около меня.
Я принуждаю её наклониться, и она выставляет свой славный зад во всей его округлом и габаритном великолепии перед моими восхищёнными взорами. Я обхватываю её вокруг талии и сначала кидаю злорадный взгляд на полные сладострастья прелести, не просто выставленные, но и находящиеся в моей власти, а я вооружён отличным прутом. И наношу ей два или три резких удара, которые заставляют её завихлять своими прекрасными ягодицами, но отнюдь не подать голос протеста, а так как я, придя в неистовство вожделения, продолжаю сечь более сурово, она просит меня:
- Будьте же таким свирепым!

Но я стегаю её с возрастающей силой, пока она не начинает корчиться жестокости боли, которую я ей причиняю. Наконец, она изо всех сил пытается освободиться, но по-прежнему полностью остаётся в моей власти, и я не жалею её, пока не замечаю перемену в её чувствах: острая боль сменяется буйством распутства и похоти. Она становится безумной от возбуждения и пронзительно кричит:
- Перестаньте же, дорогой Чарли, и без обиняков выебите меня! Иначе я помру.

Я отбрасываю прут, освобождаюсь от её чресл и перемещаю её на постели так, что она занимает коленопреклонную позицию. Она сама хватается за мой лопающийся дрекол и судорожно направляет его к губам своей шахны, где он тут же поглощается по самый черенок. Движения её становятся невыразимо похотливыми и подстёгиваются силой, которая в самом коротком времени выливается в стремительный поток спермы, вытекающей из нас обоих. Мы слишком возбуждены, чтобы остановиться, и почти без паузы гоним по второму кругу, ещё более чувственному. Но даже это не удовлетворяет её, и она, заставив меня лечь на спину, переворачивается в противоположном направлении, и мы начинаем взаимный гамаюш. Я преуспеваю в том, что заставляю её снова кончить, а она оказывается в состоянии привести мой хуй в стоячее положение.
- А теперь, Чарли, нам надо закончить через зад .
И сказав это, снова торопливо переворачивается, и, приподнявшись на локти и колени, направляет мой готовый дрекол к узкому обиталищу блаженства. Сразу же после минутного погружения его во влажность её вспененной и выделяющей неприятный запах шахны, я пронзаю (протыкаю) её заднепроходное отверстие. Я завладеваю её клитором, а она – уже готовым дилдо и рукой пускает его в ход. Мы устремляемся в последний круг самого что ни на есть вожделённого и извращённого обладания, которое заканчивается таким убийственным восторгом, что оба мы в полной бесчувственности падаем в постели. Обессиленные исступлёнными чрезмерностями, кои мы себе позволили, без движения и без чувств, мы впадаем в глубокий-глубокий сон до самого что ни на есть позднего утра, так что я возвращаюсь в свою комнату сразу же после того, как мы просыпаемся, не пытаясь даже возобновить какие-либо любовные забавы.

Так заканчиваются мои первые опыты с поркой. Ощущения были такие непривычные, а искушение быть битым и бить в отместку было настолько сильным, что я, увлёкшись наказанием, вышел за все мыслимые ограничения в нанесении ударов по великолепной жопе моей возлюбленной мисс Френкленд. Должен тем не менее отдать ей справедливость и сказать, что она поняла и простила мне чувства, под влиянием которых я действовал, только попросив меня, если в будущем нечто подобное случится, не позволять им так разгуливаться, как в этот раз. Спустя некоторое время мы возобновляем эту жоподёрку, но с нанесением более умеренных страданий – достаточных чтобы возбудить до крайности, но без уж слишком сурового наказания жертвы, неважно кто из нас ею должен быть стать.

И часто после этого тема порки становится темой наших дискуссий, и я снова и снова возвращаю её к мысли, ею уже высказанной, о явной любовной предрасположенности Лиззи. Она по-прежнему подтверждает:
- Да, я убеждена в этом.
После чего я высказываю предположение:
- А было бы здорово найти время и попытаться убедиться, насколько Лиззи имеет тягу к этому. Полагаю, вы легко сможете найти предлог, если пожелаете сделать это.
- Да, без труда. Мысль эта возбуждает меня. Почему бы не доставить себе такого удовольствия?
Что ж, думаю я про себя, предлог будет найден завтра же после полудня, когда я с Мэри направлюсь в летний домик, а Лиззи останется, чтобы не дать кому-либо помешать нам.

Поэтому я отдаю Мэри все предпочтения нашего уединения, и мы имеем четыре весьма изысканных и изящных отпущения грехов , восхитительных во всех позициях, допустимых при входе в храм любви. Ибо до сих пор я никогда не пытался добираться до входа через настолько узкую щель, слишком уж малую для проникновения моего огромного орудия. Странно, но если Лиззи легко приспособила своё заднепроходное отверстие ко мне и доставляла физическое удовольствие, то Мэри – старше её и с более женственной фигурой - была всё ещё не способна поместить меня в этой суженной тропинке, ведущей к блаженству.

Когда наступает ночь, я преисполнен любопытства узнать, как моя дорогая инструкторша вела себя Лиззи. И она рассказывает мне:
- Лиззи была сначала несколько нервозна, но я сердечно поговорила с ней, сказала ей, как её проявление ею дружбы и даже любви после первой порки снискало мою привязанность; что я не думаю быть так суровой, как в первый раз, но что дисциплину следует поддерживать. "Так что давайте, моя дорогая девочка, скидавайте-ка своё платье! Я, пожалуй, сделаю то же с моим, чтобы излишняя одежда не мешала, да чтобы не смялась и осталась в целостности". Видя, что и после этого Лиззи тем не менее продолжает слега дрожать, я стаскиваю с неё платье, обнимаю её и любовно целую. "
Не бойтесь же. Я не причиню вам сильной боли. Покажите-ка мне свои бёдра, моя дорогая, дайте мне взглянуть, остались ли ещё какие-нибудь следы от предыдущего наказания ". У Лиззи довольно выпуклый и многообещающий живот.

Я весь его ощупываю и громогласно восхищаюсь его формой и твёрдостью, заявляя: "Как это чудесно на самом деле взирать на это! И каким ещё более привлекательным будет, когда вы вырастете и станете женщиной! Повернитесь-ка и позвольте мне взглянуть, насколько вы женственны спереди. Честное слово, бугорок уже здорово заметен и покрыт прелестным мхом". Моя рука блуждает по её фигуре, Лиззи возбуждена, её лицо вспыхивает, в глазах сверкает растущее желание. Меня трясёт, и я тороплюсь уложить её к себе на колени и начинаю стегать – не очень-то сильно, но достаточно хлёстко, чтобы вызвать приток крови к поверхности кожи и тем самым с удвоенной силой возбуждать все эротические органы, так что Лиззи начинает так извиваться свой попой под моими взорами, а меня