Публичная мамка - 4
с них, с каждого – отдельная плата, как со зрителей, – предупредил я.
– Замётано! Они заплатят сами, – пообещал Макс...
Мы договорились о случке кобеля и мамы на субботу. В пятницу вечером я сказал маме о предстоящем на следующий день свидании.
– Ты договорился об оплате, Вова? – с тревогой уточнила мама. – И кобелю нужно будет надеть на лапы шерстяные носки, чтобы он не поцарапал меня своими когтями.
– Всё будет о, кей, мама! Мы всё сделаем как надо, – пообещал я.
В субботу, как и договаривались к двенадцати подошли Макс с двумя приятелями и кобелём – огромным чёрным купированным ротвейлером с рыже-коричневыми подпалинами на морде, шее, ногах и в паху. Немного погодя подтянулись сестра Макса Нэлли со своей подружкой Вероникой. Глядя с недоумением на подружку, я хотел возразить, что такого уговора не было, но Нэлли очаровательно мне улыбнулась в коридоре и таинственно сунула в карман брюк крупную, сложенную вчетверо денежную купюру. При этом она как бы невзначай, сквозь материю, притронулась пальчиками к моему члену, пошевелила ими там, и я мгновенно растаял. Заулыбавшись в ответ, пропустил девушек в квартиру.
Мама, едва увидев кобеля, сразу же загорелась. Сказала, что это как раз то, что нужно. Зрители разместились в креслах и на диване, достали из сумок и пакетов принесённую с собой выпивку и сигареты, сразу же задымили, стали с шумом открывать пивные банки и бутылки. Мама принесла из шифоньера две пары старых шерстяных носков, мои и свои. Протянула их Максу. Он принял носки, строго прикрикнул на маму:
– Раздевайся, шлюха! Мы, наверно, деньги платим не за то, чтобы на твои наряды смотреть!
Мама спохватилась и поспешно стала сбрасывать с себя одежду прямо на пол. Она поняла, что сеанс начался, её рабочее время пошло, и клиент совершенно прав. Я подбежал и звонко врезал маму пятернёй по морде, чтобы она не забывалась и не вызывала неудовольствия у посетителей. Она, в одном лифчике и своих традиционных длинных трусах, бросилась как всегда на колени, стала униженно биться лбом об пол, как будто молилась, и просить у меня прощения.
– У Макса проси, сучка, – брезгливо процедил я. Потребовал, чтобы она подняла личико вверх и раскрыла рот.
Мама так и сделала. Я наплевал ей в рот и сказал, что она «хуесоска». Мама тут же закивала головой в знак согласия. Все мои слюни она моментально проглотила и поползла на коленях к Максу, который с помощью своей сестры Нэлли надевал на лапы ротвейлера шерстяные носки. Чтобы они не спадали, их завязали шнурками.
Мама подползла к ногам Макса, стоя на коленях и униженно прося у него прощения, смахнула по быстрому с грудей бюстгальтер, стащила с бёдер трусы.
– Ты не у меня проси прощения, а вот у него, – кивнул Макс на собаку и засмеялся. – Только он человеческого языка не понимает. Ты у него лучше хуй отсоси.
Мама сейчас же нырнула под брюхо псины, и жадно захватила рабочими, слегка припухлыми губами собачий не вставший ещё член. Ротвейлер не стоял на месте, всё время перебирал лапами, крутился. Член то и дело выскальзывал у мамы изо рта. Она снова его заглатывала. Видя такое дело, Макс схватил кобеля за ошейник, строго прикрикнул на него, подал команду сидеть. Умный ротвейлер сейчас же сел и дал Максу лапу. Мама склонилась ещё ниже, воспользовавшись моментом, принялась с упоением сосать собачий член. Он у него мгновенно встал, залупился до самого основания, красной, длинной и толстой колбасиной встрял в мамины губы. Изо рта у мамы густо потекло, когда она в очередной раз заглотнула собачью «колбасу». Со стонами, с эротичесими вскриками и причмокиваниями, – она принялась аппетитно сосать у ротвейлера. Со стороны можно было подумать, что она сосёт и лижет сладкую красную конфетку-леденец. С таким удовольствием она делала глубокий минет кобелю. Он пробовал вскакивать, но Макс его удерживал в прежнем положении, чтобы маме было удобно сосать. Он хотел, чтобы она довела ротвейлера до оргазма, и он слил ей в рот накопившуюся лишнюю сперму.
Зрители с интересом лицезрели этот необычный зоо-минет и одобрительно вскрикивали. В самых захватывающих местах даже хлопали в ладоши, у кого были не заняты руки сигаретами и банками или бутылками с пивом. Когда кобель в конце-концов кончил маме в рот, наполнив его белой, горячей спермой, она пришла в экстаз и сама за малым не кончила. Она с упоением сглатывала всё, что било сильной струёй из собачьей залупы, обливала спермой голые сиськи и блестящий от пота, полный, гладкий живот.
Ротвейлера увели на кухню, покормили и напоили водой. Мама, расслабившись, даже не пополоскав рот после собачьей спермы, с наслаждением выкурила сигарету, которой её угостила Нэлли. Затем парни поставили маму раком, Макс привёл из кухни подкрепившегося кобеля и ткнул носом в мамину промежность.
– Лижи, Чарли, это твоя новая сучка! – со смехом крикнул Макс и звонко шлёпнул ладошкой по мягкой маминой жопе. Мама вздрогнула и сексуально вскрикнула. Ягодица колыхнулась, белая кожа моментально вспыхнула румянцем.
Чарли начал вылизывать длинным розовым, блестящим от влаги языком мамино влагалище. Маме стало хорошо, и она застонала ещё громче, конвульсивно задёргалась всем телом. У наблюдавших ребят сильнее заблестели глаза от дикой развратной похоти, руки сами собой потянулись к ширинкам. Девчонки откровенно схватились друг за друга, просунули руки под юбки, в трусики, и стали с наслаждением заниматься лесбиянством. Разошедшийся кобель Чарли лизал и лизал маму. Она уже не стонала, а кричала в полный голос, выкатив от напряжения и дикой страсти глаза. Пальцами она – помогая псу – тёрла с бешеной скоростью свой клитор и половые губы. Из пизды её текло прямо на пол, и все думали, что она уже кончила. Но у мамы это было только начало.
Пёс тоже перестал лизать мамину промежность, навалился на широкую голую спину всем телом, обнял лапами, как человек, за крутую талию, стал в бешеном темпе ширять вставшим, текущим членом в мамины, вымазанные его густыми выделениями, ягодицы. Мама широко раздвинула их руками, подставляя раскрывшуюся пизду под красную, стоящую палку Чарли, стонала и кричала, как будто её резали ножами на части. Кобель, не смотря на все усилия, никак не мог попасть в мамину дырку. Мама текла и стонала, темпераментно дёргая попой и подавая её навстречу собачьему хую.
Макс дал знак своей сестре Нэлли и её подруге Веронике, чтобы они помогли Чарли выебать маму. Девчонки всё поняли, подойдя, присели возле пытавшегося трахнуть мою маму кобеля. Одна с одной стороны, вторая – с другой, принялись направлять кроваво-красную собачью «палку» в мамину пилотку. После нескольких неудачных попыток, Веронике это, наконец, удалось. Она, вскрикнув, восторженно захлопала в ладоши, прокричала по дикарски «вау!» и «жесть!», сделала красноречивый жест правой рукой, вскинув её кверху. Нэлли, тоже державшаяся за собачий хуй, – громко поддержала подругу. Под их счастливые возгласы ротвейлер Чарли стал в сумасшедшем темпе дрючить мамину хлюпающую от выделений, большую волосатую пизду. Волосы у самого края слиплись и висели сосульками. Мама выла не своим голосом
– Замётано! Они заплатят сами, – пообещал Макс...
Мы договорились о случке кобеля и мамы на субботу. В пятницу вечером я сказал маме о предстоящем на следующий день свидании.
– Ты договорился об оплате, Вова? – с тревогой уточнила мама. – И кобелю нужно будет надеть на лапы шерстяные носки, чтобы он не поцарапал меня своими когтями.
– Всё будет о, кей, мама! Мы всё сделаем как надо, – пообещал я.
В субботу, как и договаривались к двенадцати подошли Макс с двумя приятелями и кобелём – огромным чёрным купированным ротвейлером с рыже-коричневыми подпалинами на морде, шее, ногах и в паху. Немного погодя подтянулись сестра Макса Нэлли со своей подружкой Вероникой. Глядя с недоумением на подружку, я хотел возразить, что такого уговора не было, но Нэлли очаровательно мне улыбнулась в коридоре и таинственно сунула в карман брюк крупную, сложенную вчетверо денежную купюру. При этом она как бы невзначай, сквозь материю, притронулась пальчиками к моему члену, пошевелила ими там, и я мгновенно растаял. Заулыбавшись в ответ, пропустил девушек в квартиру.
Мама, едва увидев кобеля, сразу же загорелась. Сказала, что это как раз то, что нужно. Зрители разместились в креслах и на диване, достали из сумок и пакетов принесённую с собой выпивку и сигареты, сразу же задымили, стали с шумом открывать пивные банки и бутылки. Мама принесла из шифоньера две пары старых шерстяных носков, мои и свои. Протянула их Максу. Он принял носки, строго прикрикнул на маму:
– Раздевайся, шлюха! Мы, наверно, деньги платим не за то, чтобы на твои наряды смотреть!
Мама спохватилась и поспешно стала сбрасывать с себя одежду прямо на пол. Она поняла, что сеанс начался, её рабочее время пошло, и клиент совершенно прав. Я подбежал и звонко врезал маму пятернёй по морде, чтобы она не забывалась и не вызывала неудовольствия у посетителей. Она, в одном лифчике и своих традиционных длинных трусах, бросилась как всегда на колени, стала униженно биться лбом об пол, как будто молилась, и просить у меня прощения.
– У Макса проси, сучка, – брезгливо процедил я. Потребовал, чтобы она подняла личико вверх и раскрыла рот.
Мама так и сделала. Я наплевал ей в рот и сказал, что она «хуесоска». Мама тут же закивала головой в знак согласия. Все мои слюни она моментально проглотила и поползла на коленях к Максу, который с помощью своей сестры Нэлли надевал на лапы ротвейлера шерстяные носки. Чтобы они не спадали, их завязали шнурками.
Мама подползла к ногам Макса, стоя на коленях и униженно прося у него прощения, смахнула по быстрому с грудей бюстгальтер, стащила с бёдер трусы.
– Ты не у меня проси прощения, а вот у него, – кивнул Макс на собаку и засмеялся. – Только он человеческого языка не понимает. Ты у него лучше хуй отсоси.
Мама сейчас же нырнула под брюхо псины, и жадно захватила рабочими, слегка припухлыми губами собачий не вставший ещё член. Ротвейлер не стоял на месте, всё время перебирал лапами, крутился. Член то и дело выскальзывал у мамы изо рта. Она снова его заглатывала. Видя такое дело, Макс схватил кобеля за ошейник, строго прикрикнул на него, подал команду сидеть. Умный ротвейлер сейчас же сел и дал Максу лапу. Мама склонилась ещё ниже, воспользовавшись моментом, принялась с упоением сосать собачий член. Он у него мгновенно встал, залупился до самого основания, красной, длинной и толстой колбасиной встрял в мамины губы. Изо рта у мамы густо потекло, когда она в очередной раз заглотнула собачью «колбасу». Со стонами, с эротичесими вскриками и причмокиваниями, – она принялась аппетитно сосать у ротвейлера. Со стороны можно было подумать, что она сосёт и лижет сладкую красную конфетку-леденец. С таким удовольствием она делала глубокий минет кобелю. Он пробовал вскакивать, но Макс его удерживал в прежнем положении, чтобы маме было удобно сосать. Он хотел, чтобы она довела ротвейлера до оргазма, и он слил ей в рот накопившуюся лишнюю сперму.
Зрители с интересом лицезрели этот необычный зоо-минет и одобрительно вскрикивали. В самых захватывающих местах даже хлопали в ладоши, у кого были не заняты руки сигаретами и банками или бутылками с пивом. Когда кобель в конце-концов кончил маме в рот, наполнив его белой, горячей спермой, она пришла в экстаз и сама за малым не кончила. Она с упоением сглатывала всё, что било сильной струёй из собачьей залупы, обливала спермой голые сиськи и блестящий от пота, полный, гладкий живот.
Ротвейлера увели на кухню, покормили и напоили водой. Мама, расслабившись, даже не пополоскав рот после собачьей спермы, с наслаждением выкурила сигарету, которой её угостила Нэлли. Затем парни поставили маму раком, Макс привёл из кухни подкрепившегося кобеля и ткнул носом в мамину промежность.
– Лижи, Чарли, это твоя новая сучка! – со смехом крикнул Макс и звонко шлёпнул ладошкой по мягкой маминой жопе. Мама вздрогнула и сексуально вскрикнула. Ягодица колыхнулась, белая кожа моментально вспыхнула румянцем.
Чарли начал вылизывать длинным розовым, блестящим от влаги языком мамино влагалище. Маме стало хорошо, и она застонала ещё громче, конвульсивно задёргалась всем телом. У наблюдавших ребят сильнее заблестели глаза от дикой развратной похоти, руки сами собой потянулись к ширинкам. Девчонки откровенно схватились друг за друга, просунули руки под юбки, в трусики, и стали с наслаждением заниматься лесбиянством. Разошедшийся кобель Чарли лизал и лизал маму. Она уже не стонала, а кричала в полный голос, выкатив от напряжения и дикой страсти глаза. Пальцами она – помогая псу – тёрла с бешеной скоростью свой клитор и половые губы. Из пизды её текло прямо на пол, и все думали, что она уже кончила. Но у мамы это было только начало.
Пёс тоже перестал лизать мамину промежность, навалился на широкую голую спину всем телом, обнял лапами, как человек, за крутую талию, стал в бешеном темпе ширять вставшим, текущим членом в мамины, вымазанные его густыми выделениями, ягодицы. Мама широко раздвинула их руками, подставляя раскрывшуюся пизду под красную, стоящую палку Чарли, стонала и кричала, как будто её резали ножами на части. Кобель, не смотря на все усилия, никак не мог попасть в мамину дырку. Мама текла и стонала, темпераментно дёргая попой и подавая её навстречу собачьему хую.
Макс дал знак своей сестре Нэлли и её подруге Веронике, чтобы они помогли Чарли выебать маму. Девчонки всё поняли, подойдя, присели возле пытавшегося трахнуть мою маму кобеля. Одна с одной стороны, вторая – с другой, принялись направлять кроваво-красную собачью «палку» в мамину пилотку. После нескольких неудачных попыток, Веронике это, наконец, удалось. Она, вскрикнув, восторженно захлопала в ладоши, прокричала по дикарски «вау!» и «жесть!», сделала красноречивый жест правой рукой, вскинув её кверху. Нэлли, тоже державшаяся за собачий хуй, – громко поддержала подругу. Под их счастливые возгласы ротвейлер Чарли стал в сумасшедшем темпе дрючить мамину хлюпающую от выделений, большую волосатую пизду. Волосы у самого края слиплись и висели сосульками. Мама выла не своим голосом