и обнаруживаю, что лежу не в своей собственной кроватке, как обычно, а в другой и в моих объятиях тело очаровательной женщины, большой пухлый гладкий зад которой покоится на моих коленях, прижатый к моим бёдрам и животу. Свой дротик я нахожу уже в необузданном трепещущем состоянии и сразу начинаю протискивать его между восхитительных щёк её огромного зада в поисках ножен, в коих он восхитительно провёл предшествующую часть ночи. Спит ли миссис Бенсон, я не знаю, но склонен думать, что это и на самом деле так… Но ногу механически приподнимает. Я крепко прижимаю свой дрекол к её роскошному телу, зная уже, что вход в храм удовольствия, столь очаровавший меня накануне ночью, спрятан где-то в этом направлении. Встретив больше трудностей, чем ожидал, я тем не менее начиню проникать внутрь, хотя отверстие оказывается намного более узким чем предыдущим вечером.
Возбуждённый трудностями входа, я крепко сжимаю леди вокруг талии и с силою пихаю, настойчиво продвигаясь вперёд. И вот чувствую, как складки уступают железной твёрдости моего дротика, и тот явно втискивается в эти почему-то сейчас чрезвычайно тесные для меня ножны. Я просовываю вниз свою руку, чтобы немного забрать назад свой дрекол и облегчить дальнейший вход. И вы можете вообразить моё удивление, когда, совершая это, я обнаруживаю, что оказался у леди в заднепроходном отверстии, а не в её влагалище. Это сразу объясняет трудность входа. И я собираюсь, было, извлечь его и поместить в более пристойное отверстие, когда конвульсивное давление сфинктера и складок на более чувствительную верхнюю половину моего дрекола вызывает у меня такое изящное удовлетворение, такое восхищение, какое кажется более напряженным и более захватывающим, чем предыдущее впечатление от влога, так что я не в силах противиться искушению продлить эксперимент до его конца. Поэтому, всунув свои два пальца ей во влог, я энергично подаю животом вперёд и полностью вкладываю свой дротик в ножны её заднепроходного отверстия. Миссис Бенсон при этом просыпается и восклицает:
- Силы небесные! Фред, безжалостный! Вы делаете мне больно. Мне бы хотелось, чтобы ...вы удовольствовались моим передком, иначе завтра я неспособна буду ходить. Вы же знаете, какой эффект это всегда имеет. Ну почему же вы так необычно жестоки? Но раз уж вы там, успокойтесь немного, но в то же время не переставайте дрочить меня своими пальцами, ибо вам известно, какое большое удовольствие мне это доставляет.
Она называет меня Фредом! Что она может подумать? Я, однако, в слишком приятном расположении, чтобы размышлять о чём-нибудь, но поскольку теперь погружен в её заднепрходное отверстие, то в течение нескольких минут тихо лежу, - ведь она это просит. Но когда её жалобы смолкают, и я чувствую лёгкое возвратно-поступательное движение, я также возобновляю движение в ней, не переставая в то же самое время работать своими двумя пальцами в её влоге. И она, к этому времени совсем очнувшись от сна, узнаёт, кто с ней в одной постели.
- Что такое, Чарльз? - восклицает она. - Вы понимаете, где вы?
- Не знаю. Что-то сделал не так?
- Действительно не так! Ну надо же, заднепроходное отверстие у леди ни в коем случае не предназначается для хуя! Как вы додумались вставить его туда?
- Не могу сказать; это получилось ненамеренно. Я думал, что вхожу в то же самое восхитительное место, где был в последний раз ночью.
И всё это время двигаю своим дреколом туда и обратно в одной скважине, а пальцами работаю совсем в другой. Плотность ножен вокруг моего дротика восхитительна вне какого бы то ни было постижения, и, насколько я могу судить, от того как леди ведёт себя, ей это нравится не меньше, чем мне. Во всяком случае, она разрешает мне продолжать, пока у меня не наступает восхитительное опоражнивание; а сама она не разряжается на всю мою руку.
Когда же схватка заканчивается, она выпрыгивает из постели, направляется к тазу и губкой очищает себя. После чего говорит:
- Мой дорогой мальчик, лучше вам подойти и также помыться; и озаботьтесь тем, чтобы больше снова не впадать в такого рода ошибку, поскольку это иногда ведёт к неприятным последствиям.
В комнате светло словно днём, и моя хозяйка выглядит настолько очаровательной в своей почти прозрачной ночной сорочке из батиста, что я отваживаюсь попросить:
- Позвольте мне увидеть вас совсем обнажённой, во всей великолепной красоте ваших форм.
- Пожалуйста! - тут же соглашается она.
Но удовлетворив мою просьбу, со смехом стаскивает рубашку и с меня, говоря:
- Мне также хочется иметь удовольствие не только от лицезрения ваших многообещающих юных прелестей, но и от того, чтобы обнять вашу милую фигуру, освобожденную от всей лишней одежды.
Мы сжимаем друг друга в восхитительнейших объятиях, а затем моя прекрасная и привлекательная партнёрша позволяет мне повертеть её во всех направлениях, чтобы видеть, восхититься и пожирать глазами все прелести её обладающего совершенными формами тела.
- О! Как же вы очаровательны!
Она действительно красива - в плечах и груди широка, зато шея низкая, без какой бы то ни было видимости шейного позвонка; твёрдые малыши, округлые и торчащие в стороны, с самыми что ни на есть изящными розовыми сосками, не очень-то развитыми; совершенная талия, - узкая, как и следовало ожидать, с изумительными выпуклыми бёдрами, и безмерным задом - не пропорционально большим, но ох, насколько очаровательным. А её живот, так соблазнительно выпяченный, в самом низу переходящий в бросающийся в глаза прекрасный венерин холм, покрытый обильными зарослями шелковистых и слегка вьющихся волос! Затем вход в грот Венеры с такими восхитительными вздувшимися губами, розовыми, но обрамлёнными с каждой стороны ещё более густыми волосами. Ведь не так уж часто случается у женщин, чтобы они в достаточном количестве были украшены пучками вокруг, а ведь это так красиво, когда у очаровательной и совершенной женщины они продолжаются в красивых завиточках не только вниз, но и вокруг её прелестного розовой и морщинистой дырочки в заднице, наслаждение от которой я уже в этом младенчестве моего любовного образования испытал и познал, какое это удовольствие. А насколько красивы и изящны её удлиненные ноги, поднимающиеся вверх от точёных лодыжек и крошечных ступней. Кожа у неё бела как молоко, чиста и гладка. В моих юных глазах она выглядит совершенной богиней красоты.
Даже потом, прожив немало лет, я не мог вспомнить никого, кто в целом бы превзошёл её, хотя мне встречались многие в чём-то несравненно красивые - у кого-то это была грудь, у кого-то - осанка, у кого-то - венерин бугорок и задница одновременно, у кого-то - ноги и бёдра; но у этого божественного существа ничего этого не заметно, когда она в одежде, но раздетая демонстрирует совершенно во всех частях своего тела, также красивых как и лицо - ласковая и чувственная по своей природе, с очаровательнейшим изяществом принимающаяся посвящать меня во все любовные мистерии и помогающая мне словами выражать вожделённые чувства.
Мы ласкаем друг друга с таким взаимным удовольствием, что природа вскоре побуждает