По следам Аполлинера. 23. Хозяйка имения Ульман
поднажать, а она терпела, сколько могла, когда я слегка поднажимал, - что наше подобие соития чуть не завершилось полноценным излиянием. Почувствовав его наступление, я выскальзываю наружу и, стоя с дрожащими от неудовлетворённой страсти ногами, показываю девицам на свои выделения, прошу ладошками вытереть меня и говорю:
- Когда мужчина освобождается от этой липкой жидкости в женщину, он достигает пика удовольствия… Для большинства женщин, говорят, получение её – тоже процесс приятный. Но если эта жидкость попадёт в глубину женского чрева, то в результате через девять месяцев на свет появляется ребёночек… Так появились на свет и вы и я. Так появятся на свет и наши дети…
- Это обязательно? – спрашивает рассудительная Оля.
- Нет, это зависит от многих обстоятельств, о которых мы поговорим с вами в следующий раз. А сейчас уже поздно, и нам пора подумать о возвращении домой.
- Мы не пойдём! Мы с тобой будем до утра!
- Я обещал кое-кому, что пока я здесь, вы перестаёте бойкотировать своих родителей… Вы же хотите ещё одной встречи со мной?...
- А где ты будешь спать? – интересуется Вера. – Ведь в твоей комнате пока что поселены наша и ваша горничные…
- Приходи ко мне! – предлагает Ксеня. – Ведь я же одна, мама не приехала… Буду сегодня твоей жёнушкой!..
- А мы, Оля, - заявляет на это Вера, - давай заявимся к ней и скажем: «Что за свадьба без свидетелей?»
- Ага, а потом свидетели тоже захотят…
- Мы и сейчас хотим!.. Правда, Оль?
- ...Стать жёнушками? – уточняет та.
- А что? Мы все любим его!.. А ты кого из нас больше всех любишь?
- Успокойтесь, миленькие мои невесты!.. – говорю я, приводя себя в порядок. - Я всех вас люблю и хочу всех вас сделать своими жёнушками. Но сегодня у нас это не получится.
- Почему? – не соглашается Ксеня. – Мы бежим сейчас домой, всех успокаиваем, а когда все заснут, собираемся у меня и ждём тебя…
- Я уже думал о таком варианте, даже предлагал Марии Александровне отправить тебя спать к Оле, но согласия на это не получил.
- Почему? – интересуется Оля.
- Да потому, наверное, что такой вариант ею тоже просчитан. Правда, мне она сказала, что боится: придут утром убираться горничные и меня обнаружат.
- Где же ты будешь спать?
- Не знаю пока…
- И всё-таки, давай под утро, когда уж все точно будут спать, попробуем собраться у меня, - продолжает стоять на своём Ксеня.
Я предлагаю им подумать о другом:
- Ну что мы будем мучиться вчетвером в двух узких кроватях, опасаясь к тому же быть обнаруженными? А что если вы, заранее узнав, когда в очередной раз отправятся в Москву мои или твои, Вера, родители, известите об этом меня, и мы вчетвером вольготно проведём целую ночь в их спальне, да ещё в просторной постели?..
Согласившись, что такая перспектива представляется действительно более благоприятной, они берут с меня слово, что по первому же их сигналу я предстаю пред их очи, и, собираются уходить. Правда, напоследок последовал ещё один вопрос:
- А ты завтра когда уезжаешь? Может, ещё увидимся?
- Может, - отвечаю я. – Но учтите, что завтра за вами станут следить не только взрослые, но и малышня: Надя, Петя, Мария…
- Да они ничего не скажут!
- Нарочно – да, но проговориться могут. Ведь именно с этого начался дамский заговор против меня: что им стало известно…
В конце концов мы расстаёмся, и я, выждав ещё добрый часик, также поднимаюсь наверх и осторожно, в промежутки, когда луна скрывается за облаками, огибаю клумбу и сворачиваю за угол главного дома. Оба окна хозяйской комнаты оказываются закрытыми. Приходится тихонечко постучать в одно из них. Занавеска открывается, и я вижу, как к стеклу прижимается лицо госпожи Ульман. Рукой она показывает на другое окно, я подхожу к нему, жду, когда ставни откроются, и, опираясь на локти, взбираюсь на подоконник.
- Вы уже спали? – на всякий случай спрашиваю я, вглядываясь во всплывающие в темноте очертания её фигуры в ночной белой сорочке.
- Да уж думала, что мой пострел где-нибудь пристроился.
- Да нет, ждал, когда уж все наверняка спать будут. Вот хочу доложить…
- Так и будешь висеть на подоконнике? Забирайся, да побыстрей!..
В один миг я переваливаю своё тело через подоконник и оказываюсь в долгожданной спальне.
- Закрой окно и задёрни занавески! – следует приказ.
Я поворачиваюсь, чтоб выполнить его, а Мария Александровна тем временем ныряет под одеяло и уже оттуда следует новое распоряжение:
- Присаживайся на краешек постели и рассказывай.
Рассказывал я, конечно не всё, но о предложении Ксени уступить мне своё помещение, не счёл нужным умолчать.
- Это хорошо, что ты отказался… Я уж, грешным делом, подумала, что ты сам мог предложить ей такой вариант в надежде, что кто-нибудь из них осмелится навестить тебя там…
- Пока я у вас, гарантировано, что этого не случиться…
- Да уж вижу… Но что прикажешь мне с тобой делать?
- Приказывать не могу, а нижайше попросить уступить мне местечко рядом с собою, осмелюсь…
- Эко ты чего захотел!..
- Вы же знаете, что я давно об этом мечтаю…
- Хорошо в юности мечтается, а тут полон рот забот… Пойду-ка взгляну, как там Оля с Ксений…
Госпожа Ульман поднимается и выходит, а я тороплюсь раздеться и занимаю освободившееся место. Проходит минут десять. Я слышу, как дверь открывается и закрывается, как задвигается засов, а потом чувствую, как надо мною приподнимается одеяло.
- Ну так я и знала, - с нарочитым упрёком говорит она. – Не успела оставить одного, как он, проказник, проникает в постель замужней женщины!
- Здесь так тепло! – будто в полусне бормочу я.
И чувствую спиной, как она тихонечко укладывается рядом. Надо было бы сразу повернуться к ней, попробовать обнять и поцеловать, но я упускаю этот момент, по-прежнему продолжаю притворяться спящим и чего-то жду. Жду, естественно, не чего-то, а какого-то сигнала от неё. «Ну скажи же что-нибудь!» - молю я молча её. Потом ко мне приходит мысль, что уж коли я её первый потенциальный любовник, то ждать от неё такого сигнала бесполезно, что надо брать инициативу в свои руки. Надо-то надо, да вот не берётся… Так проходит пять минут, десять, может, пятнадцать, может больше.
Наконец, я перекатываюсь на другой бок и, слегка дотронувшись до её плеча, произношу:
- Мария Александровна!
- Чего тебе? – спрашивает она, продолжая лежать спиной ко мне.
- Вы спите?
- Я?.. Нет. А ты чего маешься?
- Да вот, не могу забыть общее великолепное впечатление, а конкретный вкус запамятовал… Можно ещё раз попробовать?..
- Вкус чего? – поворачивает она голову в мою сторону.
- Вкус ваших губ! – поясняю я и тяну её за плечо, благодаря чему мне удаётся повернуть её на спину. – Можно мне их ещё раз поцеловать?
Не дожидаясь ответа, я склоняюсь над ней и прислоняю свои губы к её. Она их не отстраняет, но невольно щекотит ими мои уста, произнося:
- Ты опять за своё!..
Я впиваюсь в них, просовываю одну руку ей под голову, другую возлагаю на бюст и через ткань сорочки начинаю поглаживать мякоти её грудей. Никакой отрицательной реакции. Но лишь только я пытаюсь стащить с плеча лямку сорочки, чтобы облегчить дальнейшее проникновение этой руки – уже под ткань сорочки,
- Когда мужчина освобождается от этой липкой жидкости в женщину, он достигает пика удовольствия… Для большинства женщин, говорят, получение её – тоже процесс приятный. Но если эта жидкость попадёт в глубину женского чрева, то в результате через девять месяцев на свет появляется ребёночек… Так появились на свет и вы и я. Так появятся на свет и наши дети…
- Это обязательно? – спрашивает рассудительная Оля.
- Нет, это зависит от многих обстоятельств, о которых мы поговорим с вами в следующий раз. А сейчас уже поздно, и нам пора подумать о возвращении домой.
- Мы не пойдём! Мы с тобой будем до утра!
- Я обещал кое-кому, что пока я здесь, вы перестаёте бойкотировать своих родителей… Вы же хотите ещё одной встречи со мной?...
- А где ты будешь спать? – интересуется Вера. – Ведь в твоей комнате пока что поселены наша и ваша горничные…
- Приходи ко мне! – предлагает Ксеня. – Ведь я же одна, мама не приехала… Буду сегодня твоей жёнушкой!..
- А мы, Оля, - заявляет на это Вера, - давай заявимся к ней и скажем: «Что за свадьба без свидетелей?»
- Ага, а потом свидетели тоже захотят…
- Мы и сейчас хотим!.. Правда, Оль?
- ...Стать жёнушками? – уточняет та.
- А что? Мы все любим его!.. А ты кого из нас больше всех любишь?
- Успокойтесь, миленькие мои невесты!.. – говорю я, приводя себя в порядок. - Я всех вас люблю и хочу всех вас сделать своими жёнушками. Но сегодня у нас это не получится.
- Почему? – не соглашается Ксеня. – Мы бежим сейчас домой, всех успокаиваем, а когда все заснут, собираемся у меня и ждём тебя…
- Я уже думал о таком варианте, даже предлагал Марии Александровне отправить тебя спать к Оле, но согласия на это не получил.
- Почему? – интересуется Оля.
- Да потому, наверное, что такой вариант ею тоже просчитан. Правда, мне она сказала, что боится: придут утром убираться горничные и меня обнаружат.
- Где же ты будешь спать?
- Не знаю пока…
- И всё-таки, давай под утро, когда уж все точно будут спать, попробуем собраться у меня, - продолжает стоять на своём Ксеня.
Я предлагаю им подумать о другом:
- Ну что мы будем мучиться вчетвером в двух узких кроватях, опасаясь к тому же быть обнаруженными? А что если вы, заранее узнав, когда в очередной раз отправятся в Москву мои или твои, Вера, родители, известите об этом меня, и мы вчетвером вольготно проведём целую ночь в их спальне, да ещё в просторной постели?..
Согласившись, что такая перспектива представляется действительно более благоприятной, они берут с меня слово, что по первому же их сигналу я предстаю пред их очи, и, собираются уходить. Правда, напоследок последовал ещё один вопрос:
- А ты завтра когда уезжаешь? Может, ещё увидимся?
- Может, - отвечаю я. – Но учтите, что завтра за вами станут следить не только взрослые, но и малышня: Надя, Петя, Мария…
- Да они ничего не скажут!
- Нарочно – да, но проговориться могут. Ведь именно с этого начался дамский заговор против меня: что им стало известно…
В конце концов мы расстаёмся, и я, выждав ещё добрый часик, также поднимаюсь наверх и осторожно, в промежутки, когда луна скрывается за облаками, огибаю клумбу и сворачиваю за угол главного дома. Оба окна хозяйской комнаты оказываются закрытыми. Приходится тихонечко постучать в одно из них. Занавеска открывается, и я вижу, как к стеклу прижимается лицо госпожи Ульман. Рукой она показывает на другое окно, я подхожу к нему, жду, когда ставни откроются, и, опираясь на локти, взбираюсь на подоконник.
- Вы уже спали? – на всякий случай спрашиваю я, вглядываясь во всплывающие в темноте очертания её фигуры в ночной белой сорочке.
- Да уж думала, что мой пострел где-нибудь пристроился.
- Да нет, ждал, когда уж все наверняка спать будут. Вот хочу доложить…
- Так и будешь висеть на подоконнике? Забирайся, да побыстрей!..
В один миг я переваливаю своё тело через подоконник и оказываюсь в долгожданной спальне.
- Закрой окно и задёрни занавески! – следует приказ.
Я поворачиваюсь, чтоб выполнить его, а Мария Александровна тем временем ныряет под одеяло и уже оттуда следует новое распоряжение:
- Присаживайся на краешек постели и рассказывай.
Рассказывал я, конечно не всё, но о предложении Ксени уступить мне своё помещение, не счёл нужным умолчать.
- Это хорошо, что ты отказался… Я уж, грешным делом, подумала, что ты сам мог предложить ей такой вариант в надежде, что кто-нибудь из них осмелится навестить тебя там…
- Пока я у вас, гарантировано, что этого не случиться…
- Да уж вижу… Но что прикажешь мне с тобой делать?
- Приказывать не могу, а нижайше попросить уступить мне местечко рядом с собою, осмелюсь…
- Эко ты чего захотел!..
- Вы же знаете, что я давно об этом мечтаю…
- Хорошо в юности мечтается, а тут полон рот забот… Пойду-ка взгляну, как там Оля с Ксений…
Госпожа Ульман поднимается и выходит, а я тороплюсь раздеться и занимаю освободившееся место. Проходит минут десять. Я слышу, как дверь открывается и закрывается, как задвигается засов, а потом чувствую, как надо мною приподнимается одеяло.
- Ну так я и знала, - с нарочитым упрёком говорит она. – Не успела оставить одного, как он, проказник, проникает в постель замужней женщины!
- Здесь так тепло! – будто в полусне бормочу я.
И чувствую спиной, как она тихонечко укладывается рядом. Надо было бы сразу повернуться к ней, попробовать обнять и поцеловать, но я упускаю этот момент, по-прежнему продолжаю притворяться спящим и чего-то жду. Жду, естественно, не чего-то, а какого-то сигнала от неё. «Ну скажи же что-нибудь!» - молю я молча её. Потом ко мне приходит мысль, что уж коли я её первый потенциальный любовник, то ждать от неё такого сигнала бесполезно, что надо брать инициативу в свои руки. Надо-то надо, да вот не берётся… Так проходит пять минут, десять, может, пятнадцать, может больше.
Наконец, я перекатываюсь на другой бок и, слегка дотронувшись до её плеча, произношу:
- Мария Александровна!
- Чего тебе? – спрашивает она, продолжая лежать спиной ко мне.
- Вы спите?
- Я?.. Нет. А ты чего маешься?
- Да вот, не могу забыть общее великолепное впечатление, а конкретный вкус запамятовал… Можно ещё раз попробовать?..
- Вкус чего? – поворачивает она голову в мою сторону.
- Вкус ваших губ! – поясняю я и тяну её за плечо, благодаря чему мне удаётся повернуть её на спину. – Можно мне их ещё раз поцеловать?
Не дожидаясь ответа, я склоняюсь над ней и прислоняю свои губы к её. Она их не отстраняет, но невольно щекотит ими мои уста, произнося:
- Ты опять за своё!..
Я впиваюсь в них, просовываю одну руку ей под голову, другую возлагаю на бюст и через ткань сорочки начинаю поглаживать мякоти её грудей. Никакой отрицательной реакции. Но лишь только я пытаюсь стащить с плеча лямку сорочки, чтобы облегчить дальнейшее проникновение этой руки – уже под ткань сорочки,