- наконец вскочила с кресла, и, взволнованно вышагивая из угла в угол, размахивая руками и сбившись на "ты", взяла соло. Во-первых, меня срочно направляют на обследование в больницу (я протестовал, - и слава Богу, что протест мой не возымел действия); во-вторых, нас с Аничкой обяжут по приказу райкома явиться на собрание; в-третьих…
Аня уже не была комсомолкой, но - к счастью для нас - в бытность свою в комсомоле зарекомендовала себя активисткой; она была абсолютно равнодушна к советской мифологии, но безграничная доброта заставляла её помогать всем, кому она могла.
…В итоге все сложилось хорошо - для нас.
Это была полная, безоговорочная наша победа. Как и всякая победа во всякой войне, она была слишком жестокой: мы раскаивались (и раскаиваемся до сих пор) в том, как обошлись с родителями. С другой стороны - кто знает, смогли ли мы быть вместе, будь все иначе…
Моего отца вызывали в райком партии, едва не уволили с работы… Анин отец не пострадал, но после нашей свадьбы не разговаривал с дочерью полгода…
На комсомольском собрании, где присутствовал и секретарь партийной ячейки, постановили, что родители не имеют права отказывать нам в праве на брак - по достижению мной соответствующего возраста. И - желательному, очень желательному для советского человека устройстве на работу.
Так и случилось.
На нашей свадьбе родители отсутствовали… Под влиянием Раи, ставшей другом нашей семьи, Аню восстановили в институте, и мы переселились в её комнату в общаге.
Поначалу было трудно: мы оба и учились, и работали, живя впроголодь, - но потом, с рождением Сашки - нашего первенца, - ситуация изменилась: мы смогли вернуться домой…
6.
Наша первая брачная ночь - одно из священных наших воспоминаний, наряду с "нашим летом" и "нашими играми". (В Аниных воспоминаниях я, кстати, до 12 лет называюсь "маленький Максик", а после 12 - "ты")…
Всю свадьбу - от церемонии в загсе до пирушки у Ани в общаге, с её и моими друзьями - мы были как в дурмане, двигались и говорили, как автоматы, - не верили, что все это происходит в реальности. Мы смотрели друг на друга, ели, смеялись, делали "горько", чувствовали вкус губ друг друга, - и не верили.
Наконец мы остались одни. Аня была в простом платье - красивом, белом, но простом, не-свадебном - при нашей семейной опале свадебное было нам "не по зубам".
Мы смотрели друг на друга - и не решались прикоснуться друг к другу. Впервые, за много лет нашей близости, мы чувствовали какую-то студеную стенку внутри, - будто во сне или под гипнозом. Я, понимая, что надо что-то сказать - сказал (голос меня не слушался):
- Наконец-то…
- Да… - ответила Аня, - тоже непослушным, не-своим голосом.
Мы стояли, взявшись за руки. Сколько раз мы представляли себе эту сцену - с тех самых пор, когда пообещали друг другу свадьбу… Фантазии наши менялись, и к последнему времени сложились в нечто абсолютно фантастическое, невозможное и небывалое.
На деле все происходило иначе: мы просто стояли - и осмысляли произошедшее. Молча. Потом я обнял тетю Аню - да нет же, просто Аничку - я давно был выше её на голову, - она вдруг судорожно прижалась ко мне и заплакала - вначале тихо, а потом - громко, надрывно. Она всхлипывала и подвывала; вжалась в мою грудь, давя на сломанное ребро - было больно, но я даже не пикнул, - и не хотела отрывать головы от меня, вжимаясь все крепче и крепче…
Я её гладил, что-то говорил - хоть и понимал, почему она плачет, - и потом сам заревел. Это был прорыв напряжения, съедавшего нас последние годы.
Мы плакали долго, вжавшись друг в друга, - пока не выплакали всю горечь. Потом - сам собой наступил удивительно интимный момент, - как в детстве, - мы слизывали слезки друг с друга, трогали языками веки, щеки, ушки… Ласки становились все нежнее: мы окунались в привычную стихию...
Наконец я взял уже голенькую Аню - "тетю" Аню! - на руки, и, следуя давней своей мечте, отнес её на руках на кровать.
Мы долго ещё не решались приступить к "тому самому", неистово ласкаясь и оттягивая страшный момент; наконец я почувствовал, что не выдержу напряжения, отстранил Аню, облизывающую меня, - раздвинул ей ножки и разместился между них.
Она слегка задрожала. ...Мы давно договорились, что перед "этим" я подведу её к оргазму (старым, родным детским способом - вылизыванием), - чтобы не было так больно.
Я принялся за неё. Очень скоро я почувствовал, что она на грани. "Давай, Максик, давай, миленький" - шептала она. Мне стало жутко: вот оно! - Тот Самый Момент… Сам я изнемогал от желания, но больше всего боялся сделать больно Ане.
Я медленно, осторожно раздвинул губки её писи, и...
- А-а-а-а! - Аня зашлась в оргазме. Я крепился, как только мог, - но не выдержал и, застонав, повалился на неё.
Весь живот её был в моей сперме.
Мы долго не могли отдышаться. "Ну?" - простонала, наконец, Аня, повернулась ко мне и беспомощно улыбнулась, - "мы, кажется, слишком горячие ребята".
- Да-а, - выдохнул я.
- Ты все-таки должен меня продырявить, Максик. - Аня вытерла простыней свой живот, - Мы её сохраним на память. Но на ней должно быть ещё что-то, кроме этого…
- Да. Будет, - пообещал я, чувствуя, что меня куда-то уносит. В ушах шумело, веки отяжелели…
…Мне снилась Аня - на море (мы никогда не были на море), голая, и я тоже - голый. Вокруг нас - люди, нас видят много людей, - но мы стараемся не стесняться их и любить друг друга без помех. Мы - в объятиях, по щиколотку в воде, волны окатывают наши ноги, и от этого - разливается щемящее стыдливое чувство. Сейчас я сделаю ЭТО с ней - и пусть ВСЕ ВИДЯТ!!!..
Большая волна окатила нас - я почувствовал, как влага коснулась моего члена, окатила его - и в нем завибрировала невыносимая сладость…
…Проснулся я от Аниной ласки: она лизала мне член. Вовремя проснулся - ибо был уже на грани второго оргазма. Я едва успел её остановить - сердце спросонья колотилось; я бессвязно объяснял ей, в чем дело...
Аня поняла, молча поцеловала меня в лоб и стала успокаивающе ласкать мне шею, плечи, руки - все, что я любил с детства.
Желание мучило меня, - и вот я вновь раздвигаю ей ноги и впиваюсь языком в её писю, изо всех сил стараясь думать о посторонних вещах - о выпуске, о шутках на свадьбе, о новых знакомых…
На этот раз дело шло не так быстро: Аня была неподготовлена, и я ласкал ее нежно и осторожно. Наконец, я почувствовал, что она вошла в мой ритм, задвигалась, задышала в такт моему языку, - и стал "поддавать жару".
Когда момент наступил, и Аня еле слышно шепнула "Максик?..", - я подвинулся к ней и вошел в неё - решительнее, резче, чем тогда.
Она вскрикнула - "Ай! Больно!". Я в нерешительности застыл, чувствуя пульсирующее желание в себе и в ней. "Давай же, Максик, давай ещё!" - молила, почти стонала Аня. Я вошел в неё ещё на миллиметр; член ощущал плотную преграду. "А-а! Максик, миленький, очень больно!" - закричала Аня со слезами на глазах. "Подожди! подожди немного".
Я замер; мой член до половины был в ней, и я чувствовал нечто влажное - "наверное, кровь", думал я, и мне стало безумно жаль Аничку. Я нагнулся, стал целовать милое личико - оно