вспомнить, понимаешь?
- Понимаю. Мне самой противно про маму вспомнить, она такая зануда...
- Да все ты понимаешь, не выпендривайся! Лучше не транжирить это. Понимаешь? Приберечь для того, кого потом будешь вспоминать с радостью, а не с... Секс - он ведь как деньги: обесценивается только так. Хоп - и инфляция. А потом и дефолт. Вот лучше без этого. И курево... Женщине вообще нельзя курить. Ну честно скажу тебе, как мужик: противно, когда у женщин воняет табаком изо рта...
- А у мужиков не противно воняет, да?
- Противно, но...

Мы приехали, и продолжать воспитательный разговор пришлось в лифте.
- ... И Эльвира эта... Она же цыганка! Ну где ты ее откопала?
- Ты ксенофоб, па? Или нацик? Она такая классная! Она как увидела меня - ваще офигела! Какие у тебя си... то есть грудь, говорит. Покажи! Ну, я показала...
- Что, прямо на улице?!
- А чё? Я без коплексов, нормальненьно так... Там деревья, не видел никто... А она гладить меня стала, нежная такая, и все гладила-гладила, не давала одеться...
- Замолчи!!!

Я не мог попасть ключом в дверь.
- Ты псих, па? Не буду тебе ничего рассказывать... Ого! Огоооо!!! Ну и хоромы! Афигеть! Слушай, а где душ? Пусти помыться, я липкая вся, как сникерс.
- Вон там.

Я дулся на нее за Эльвиру, как пацан.

Ничуть не смутившись, она пошла к ванной, сплясав по дороге своими босыми ножками какой-то дикий танец.
- Прощай, отец мой. Иду смывать сквееерну, - провыла она замогильным голосом и скрылась за дверью.

Я прошел в комнату, упал в кресло, закрыл глаза...

Но не тут-то было.

Не успел я вздохнуть, как услышал душераздирающий вопль:
- ААААААААААААААА!!!

Сердце у меня провалилось прямо в жопу. Подпрыгнув до потолка, я кинулся на крик, ворвался в ванную...

Там была Алька. Голая (естественно), мокрая, вся в капельках - и целая-невредимая. Перепуганная, розовая, с сосками врозь и с пиздой, мохнатой, как шиншилла. И с улыбкой, виноватой такой, но и хитренькой, и чуть сумасшедшей, как всегда у них бывает...

Блин.
- Что случилось?
- Да ничего... Системка тут у тебя. Включила, а оно холодным как ливанет. Нет, чтобы по-людски сделать, - говорила она, глядя под ноги.

А я стоял и смотрел на нее.

Мне надо было уйти. Я знал это - и стоял.

Потом сказал:
- Какая ты...
- Какая?

Она вдруг вспыхнула вся, от сисек до ушей. Я еще не видел, чтобы так мгновенно и глобально краснели.
- Такая. Хоть полюбуюсь на тебя. Можно потрогать?
- По... потрогай, - глухо сказала она, и я коснулся ее бедра. Провел рукой вниз, размазав капельки воды, и дернул шерсть на пизде:
- Чего не бреешься? Такая вся из себя, а тут заросли...
- А зачем?
- Ну... Сама говоришь - «у меня сиськи»... и все такое... А хочешь, я тебя побрею?
- Ты?!
- Ну да. Я все-таки отец, мне можно.
- Ну... ну хорошо. Меня еще ни разу не брили. Я только вымоюсь, ладно?
- Конечно. Мойся-мойся, и потом подходи в комнату.
- Дай мне халат какой-нить...

Я принес ей свой халат, похлопал ее по бедру («блин! так ведь только блядей хлопают!») и вышел. Морда у меня горела, наверно, еще сильней, чем у нее.

Достав бритвенные принадлежности, четыре раза все уронив, подобрав, снова уронив и снова подобрав, я ходил из угла в угол минут десять или пятнадцать. Наконец шум воды стих...

«Ну не могу я воспринимать ее, как свою дочь. Не могу», думал я. «И что мне делать?»

Она вошла, закутанная в халат, глянула на меня и натянуто улыбнулась:
- Может, не надо?
- Надо, - сказал я, сразу ощутив решимость. - Парень есть у тебя?
- Ну?
- Знаешь, как он обалдеет? Только ты скажешь ему, что сама... Давай-ка в кресло, вот сюда...

Алька залезла в кресло.
- Ножки вот так, на подлокотнички... Да не прикрывайся ты, чудилка! Я же там сейчас буду это самое... Вот так, вот так...

Я раздвинул ей бедра так, что пизда выпятилась кверху, раскрылась и зияла алой раковинкой, как хищный цветок. Алька прогнулась и вытянула шею, глядя, как я мажу помазком ее хозяйство, а затем аккуратно сбриваю станком намыленную шерсть.
- Мдаааа. Приехала доця повидать папочку, а он... в первый же день выбрил ей писю. Нормальненько так, - хрипло сказала она.
- Ну и что? Ведь я же твой отец, - повторил я эту универсальную фразу, надеясь, что она способна скрыть все, что нужно было скрыть. - Ты лучше расскажи, как там... как там мама. И вообще...
- А что мама? Мама нормально...

Мы беседовали, запинаясь на каждом слове, а я изо всех сил старался Просто Брить ее. Рядом была пизда, доступная и недоступная одновременно, и она сводила меня с ума сильней любой другой пизды, которую я трогал или видел в своей жизни...

Наконец дело было сделано, и я тщательно вмазывал крем после бритья в выбритую кожу. Конечно же, ее бутончик истекал соками, и они смешивались с кремом под моими пальцами, но я делал вид, что ничего не замечаю.
- Ну вот, - подытожил я. - Совсем другое дело. Смотри, какая красота, - не удержался и шлепнул ладонью по розочке, чавкнувшей липкими лепестками. Алька дернулась, и я отскочил от нее, как от псих.
- Ага, - глухо сказала она.
- Ты... это... сними халат, - сказал я, - пойдем, в зеркало посмотришь.

Она встала, послушно сняла халат, двигаясь, как во сне, и мы подошли к зеркалу.
- Ой, - криво улыбнулась она. - Неожиданно так... Будто я... как в журналах...

Я молчал. Я не мог ничего говорить, потому что рядом со мной было самое потрясающее тело, которое я видел в своей жизни. Дьявольски хотелось схватить его и сожрать, как лакомство, заглотить его, упиться им в усмерть, - но я обнял Альку за плечо, чмокнул в другое - и молча убежал в туалет.

Два движения - и сперма выметнулась с такой силой, что не попала в унитаз и ударилась со звоном о бачок - дзаннь! - а мне показалось, что из меня выпустили Ниагарский водопад.
- Уээээ... - выл я про себя, изо всех сил стараясь, чтобы она не услышала; затем рухнул на унитаз, выдохнул и обмяк, как медуза.
- Иииииыыы!... - слышалось из комнаты. - Иииыы! Ы! Ы! Ыыы...

«Ого», думал я. «Ай да Алька. Вернее, ай да папашка...»

... Среди ночи я вдруг проснулся, затем встал и на цыпочках прокрался к комнате, где спала она.

Зачем я туда шел - я не знал или не хотел знать; но мне смертельно нужно было посмотреть на нее, как она лежит и спит - так я говорил себе, входя к ней и всматриваясь в темное пятно постели.

Тишина звенела в ушах, и в этом звоне я старался расслышать Алькино дыхание, напрягая слух до нервного тика.

Вдруг меня как ударило.

Я кинулся к постели и стал шарить там руками. Потом включил свет.

Постель была аккуратно застелена, как в гостинице.

Нету.

Нету Альки.

«В туалете она, в туалете», успокаивал я себя, зная, что ее нет и там.

Конечно, ее там не было. Я бегал по квартире, как псих, везде включая свет, и кричал - «Алька! Ты где? Алька!...»

Ее не было. Ушла.

На мгновение я застыл, думая - «а была ли она?» Бред какой. Вот пижама, которую я дал ей на ночь - аккуратно сложена на спинке стула (блин, а в детстве-то была неряхой); вот зубная щетка, к-рую я ей выделил... Все. Одежды ее, развешенной на вешалке, не было. И рюкзачка-мишки не было. Дверь захлопнута на защелку-"собачку», остальные замки