еб ее отчаянно и жадно, не давая вздохнуть ни ей, ни себе. Сумасшедший ритм отнимал разум и толкал в мутную пропасть, где не было ни меня, ни Альки, а были только два жадных тела, рвущихся в бешеном галопе в никуда. Еще, и еще, и еще, и еще! - Алька попискивала от каждого толчка, и вскоре писк усилился, перешел в стон, в выкрики, в вопли, а затем и в непрерывный вой, который все нарастал и нарастал, как в самолете, когда тот взлетает. Хуй мой набух невыносимым камнем, но я терпел, сжав всю свою жизненную силу в точку, грозящую взорваться в любой момент; и только когда Алькин вой перешел в надсадный крик, и бедра ее забились подо мной, выламывая хуй, и сама она выгнулась, подбросив меня кверху, и ногти ее вонзились мне в спину - тогда и я не выдержал и лопнул в нее всей бездонной силой своей похоти, и врос в нее до самого сердца, и залил ее тело тоннами обжигающей влаги, и вдруг почувствовал ее тело, как свое, ощутил в себе пульс ее сердца, спазмы ее матки, захлебывающейся в оргазме, вдохнул горячий воздух ее легких, пропустил через себя всю ее кровь и все соки...

Такого со мной еще не было. Никогда.

Все уже давно кончилось, а мы лежали, сплавившись гениталиями, и дышали друг другу в шеи, и хуй мой все еще распирался колом, хоть уже и выхолостился до предела, и нас всасывал блаженный ваккуум без верха и низа, отключая разум...

Но разум был сильнее.

«Я трахнул свою дочь», думал я. «Трахнул свою дочь...»
- Я трахнул свою дочь, - сказал я вслух. - Я ТРАХНУЛ СВОЮ ДОЧЬ... Бегом, бегом за таблетками! - хрипел я Альке, не выходя из нее, ибо не в силах был пошевелиться.
- Нет, - сказал Алька. Голос не слушался ее. - Нет. Не надо. За таблетками. Я не твоя дочь.
- Что?..
- Я не твоя дочь. Я обманула тебя. Я совсем другая девушка.

Я вдруг перестал дышать.

Она начала гладить меня по спине...
- А кто ты?
- Только не волнуйся, хорошо? Я... тоже Алька, кстати. Только не Алевтина, а Александра. Александра Никольская. Не слыхал про такую? Посмотришь в интернете... Я - подруга твоей Альки. Мы живем на одном этаже. Только я старше. Мне уже двадцать два...

Мы помолчали.
- Но... зачем? - спросил я. И тут же усмехнулся: - Деньги?
- Да. Прости меня, я уже поняла, что не надо было так делать. Я еще вчера поняла, и ночью хотела сбежать, но... Ты позвонил Альке, она мне, и я вернулась. А потом... Хотя - давай я все тебе сначала расскажу. Давай?
- Давай.
- Понимаешь, твоя Алька... ты только не волнуйся, хорошо? В общем, она на тебя большой зуб держит. А у меня тоже свои проблемы... Есть один очень важный для меня проект. И на него не хватает денег. Спонсоры всё обещают выделить, но... Требуют, чтобы я с ними спала. Я держалась до последнего. А потом один вроде показался мне не таким мерзким, и... В общем, я сделала это. И мне было даже приятно, хоть и противно тоже. А потом он потребовал, чтобы я ним все время спала, и только тогда он даст деньги... И вот после этого мы встретились с твоей Алькой. Я в трауре, и она тоже. Слово за слово - стали плакаться друг другу в жилетку, как это у нас, девчонок, заведено. Я сказала ей, что стала шлюхой, а она - что ей стукнуло восемнадцать, и от тебя пришли такие же конфетки, как всегда, и она знает, что их отправлял не ты, а твои сотрудники... Понимаешь, с ее слов ты - такой себе олигарх-ловелас, купаешься в деньгах, думать забыл о родной дочери, наплевать на всех... ну, в общем, ясно, да? И тут мне вдруг пришла эта идея...
- Выманить у меня деньги?
- Да. И заодно отмстить за Альку. Я ведь не знала, какой ты на самом деле. Она прямо загорелась этой идеей... Я подстриглась, покрасилась под нее. Две недели работала над пластикой, над произношением, училась говорить ее языком, думать ее мозгами. Училась ходить босиком...
- Зачем?
- А она, Алька то бишь, мне выболтала... Еще когда ты приезжал к ней, она подсмотрела, как ты с какой-то девицей развлекался и вылизывал ей пальчики на ногах.
- Вот засранка!
- Ага... Ну, а когда я приехала - во-первых, я сразу увидела, что переборщила. Это бритье... ууууу... - Алька завозилась подо мной и сжала пиздой мой хуй, который сразу стал набухать. - А главное, я сама была на пределе. Хороша дочь, которая вот-вот изнасилует родного папу... А потом... Я увидела, как ты волнуешься, узнала про твое сердце - Алька ничего не говорила мне... В общем, все немного изменилось, понимаешь?

Я молчал, не зная, что думать и говорить.

И тогда она вытянула шею и поцеловала меня в губы. Нежно, обволакивающе, с язычком. И притянула к себе...

Никогда еще женщина не целовала меня так жарко и благодарно, как она. Хуй мой снова распер ее до печенок, и я снова еб ее, сжимая ладонями милое личико...
- Слушай, - вдруг сказал я.
- Аааа... что? - выдохнула Алька.
- У меня к тебе просьба. Странная. Глупая...
- Какая?
- Можешь переодеться в шута? Прямо сейчас? С гримом, с париком... все, как было?

Алька торжествующе улыбнулась:
- Ага! Я знала, что тебе понравится!

Пока она одевалась, я взял мобилку, вышел в сеть, набрал «александра никольская»... и присвистнул.
- Фьююю... Яркая звезда на театральном небосклоне, надежда российского театра, ведущая актриса, премия такая-то, премия сякая-то, встреча с Путиным, с Меркель, с Депардье... Джульетта, Дездемона, Нина Заречная... Фан-клуб один, фан-клуб другой, группа вконтакте...

Дверь открылась, и в кухню вошел шут. Точнее, половина шута.

Сверху и до пояса это был шут - в парике, в гриме, с забеленной кожей, в трико и в перчатках. А снизу, от бедер и до ступней это была просто голая девушка с алой лоснящейся пиздой.
- Приветствую, почтеннейший, - сказал шут. - Я решил, что так будет эффектнее...

Его веселый понарошный голос дрожал то ли от смущения, то ли от похоти, то ли от того и другого вместе...

Это было невыносимо. Я встал, подошел к нему, опустился перед ним на колени, обнял за голую попу и стал лизать ему пизду. Потом подтолкнул стонущего шута к сиденью, завалил его навзничь и сделал то, о чем мечтал все эти дни - облизал босые ступни, обсосал каждый нежный пальчик, каждую соленую ложбинку, вынуждая Альку брыкаться и плакать от щекотки. Потом влез на нее - и стал долбить так же сильно, как в первый раз.
- Ииии! - пищала Алька. - Ииы! Иииыы!..

Подо мной сверкали две улыбки - нарисованная и настоящая. Из накрашенного рта высунулся язычок, и я жалил его своим языком, и мы лизались вытянутыми языками, чтобы не смазать шутовскую маску...
- У тебя такая грива раньше была... - говорил я, задыхаясь. - Я видел в сети... Даже жалко немножко... Хоть Алькина стрижка тебе здорово идет...
- Это еще что... - ответила мне цветастая мордочка. - Вот если мой проект осуществится... а это такая замечательная постановка... долго рассказывать... тогда мне придется покрасить волосы в голубой...
- Что? - взревел я. - А парик?
- Нельзя парик. Это не то. Долго рассказывать...
- Не смей! Слышишь, не смей! Я как отец тебе запрещаю! - орал я, яростно проебывая ее до самой матки...

***

На свадьбе Алька уже была голубоволосой, как Мальвина.
- Ты добилась своего, - говорил ей я. - Я спонсировал твою постановку, и