телами. По чувственному выражению лица Сюзон можно было понять, что её восторг подавляет боль. Да и пасынок барахтался в явном предвкушении близившегося бла­женства. Увидев появление матери, Сюзон испугалась и начала предпринимать отчаянные попытки освободиться от хватки кузена, а он, распалённый желанием, лишь крепче стискивал её.

Туаннета окаменела. Рот её открылся было, да так ни одного слова из него и не вылетело. Но увидев, как Сюзон закрутила ягодицами и сообразив, что столь бурный экстаз вызывает схожие эмоции и у пасынка, у которого вот-вот тоже наступит наивысший миг, Туаннета успевает схватить его за плечи и помешать ему, так что он излился не внутрь, а на живот Сюзон. Однако ни страх, ни гнев, ни растерянность не могли охладить пыл пасынка. Опустив глаза, я смотрел , как яростно подрагивает его твёрдый, как железо, член.
- Как сейчас у меня, - не забываю вставить я, схватив тётушку за руки и направив её к своему паху.
- Откуда мне знать, я же не вижу! – отвлекается на минуту она от своего рассказа.
- Я сейчас его явлю вашему взору, - обещаю я. – Продолжайте свой рассказ. Что было дальше?
- А дальше было вот что. Туаннета взирала на его огурчик, как я сейчас на твой, и вывела пасынка из комнаты, даже не обменявшись с ним парой слов. Не то что я, - говорю тебе, всё говорю и ничего решительно не делаю, чтобы пресечь твои домогания. Да мне вот вывести тебя некуда.
- Что ж было потом?
- Tyaннeтa приводит его к себе в комнату и запирает дверь на задвижку. Кстати, а наша дверь заперта? Дай пойду взгляну.
- Я сам взгляну. Не прерывайтесь.
- Продолжаю. Пасынка охватил страх, ему захотелось удрать, скрыться с глаз мачехи. И, не придумав ничего лучшего, он ныряет в кровать и забивается под одеяло. Но напрасно. Будучи, как я уже говорила, бабой довольно любвеобильной, Туаннета не смогла не заметить достоинств соблазнителя.
- Что вы имеете в виду, говоря о достоинствах, Татьяна Николаевна?
- Я имею в виду то, что держу сейчас в своих руках… Но вернёмся к нашей Таунетте. Она догадалась о причине страха своего пасынка и постаралась его успокоить: "Нет, мальчик мой дорогой, нет, мой дружок, - утешно запричитала она. - От меня тебе не будет никакого вреда". Не поверив в её искренность и не покидая своего места, он суёт голову под подушку. Тогда она сама наклонилась и протянула руки под одеяло, чтобы вытащить его. Мальчик попытался забиться подальше, но всё напрасно, - она схвати­ла его. Ты спросишь - за что? За какую часть тела? Правильно. За огурец. Сопротивляться боль­ше не было смысла, и он вылезает. Она притягивает его к себе, как я тебя сейчас, продолжая держать за причинное место. Смущение от того, что он предстал перед Туанeтrой, так сказать, в первозданном виде, не помешало ему удивиться, обнаружив, что она тоже голая, хотя ещё мгновение назад была одета, если и не благопристойно, то, по крайней мере, самое необходимое было прикрыто.
- Как и вы сейчас. Не так ли?
- Да, но только с той разницей, что твою тётушку оголил её племянничек, а Туанетта совершила это сама. А так как она не отпускала его, огурец в её руке обрёл свою прежнюю силу и твёрдость, которую, было, утратил от страха. Опасения уступили место страсти при виде обнаженной Tyaнeтты.
- Она небось спросила: "Ты больше не будешь помышлять о Сюзон?"
- Не помню таких подробностей, но помню, что те­перь его занимала лишь женщина, сидевшая передо ним, а в особенности некое обрамлённое пушком место на ней… Да, да, миленький, как у меня!.. Tyaнeттa продолжала держать его за огурец, же смотрел на её лоно. И что же сделала эта бес­стыдница? Потянула его на свою кровать, и благодаря этому движению он оказался на ней… Вот так, как мы с тобой! И говорит, целуя в щёчку: "Ну же, мой дурачок, оседлай меня, не бойся!.. Вставь его!" И он, также как и ты сейчас. не заставил себя просить дважды и не без проворства подчинился. И едва только довольно легко вонзился в неё, правда, в отличие от тебя, если верить романисту, по самую рукоять и наверно до самого её донышка, как она удовлетворённо вздохнула и произнесла: "Да, вот так! Хорошо!"
- Это только её слова или ваши тоже.
- И мои тоже, признаюсь.
- Что было потом?
- Уже подготовленный бла­годаря прелюдии, исполненной на пару с Сюзон, пасынок снова окунулся в водоворот наслаждения. Но ты, пожалуйста, не торопись. Не следуй его примеру, ибо, когда у него наступило излияние, оно оказалось столь обильным, что он чуть не упал в обморок, как раньше Сюзон. Не надо раньше срока падать на меня бездыханным, как пасынок на свою простушку мачеху…
- Постараюсь, Татьяна Николаевна.
- Ну и молодец. Жалко только, что цветы твоей невинности достались не мне… Признайся, кто же с таким необыкновенным проворством сумел сделать это? Молчишь?
- Вы лучше, пока я не кончил, закончите свой пересказ истории с Туанеттой…
- Чего там пересказывать? Ну и женщина! Юноша вроде её пасынка не мог бы желать на первое время о лучшей.
- А то, что он таким образом в качестве первого любовного опыта приделал дополнительные рога своему папаше, - ничуть его не беспокоило?
- А тебя беспокоит?
- Нет. Вы же знаете, что мне сегодня взбрело в голову сделать это чуть ли не на глазах у Алексея Ивановича, во всяком случае в одной с ним постели…
- Ну и хорошо, что не получилось.. . Меня, правда, эта идея не столько возмутила, сколько возбудила. Ещё бы: где это видано, чтобы рядом с мужем, пусть и спящим? Но крепко поразмыслив, решила не подвергать себя такому соблазну.
- Какие же доводы взяли верх?
- Очень простые: или из боязни и страха быть обнаруженной я не испытаю никакого удовольствия, или же, наоборот, войду в кураж от остроты ощущений и начну визжать и кричать так, что разбужу не только мужа, но весь дом.
- Понятно. Но судя по тому, что вы сейчас не визжите, не кричите, особого удовольствия сейчас вы не испытываете. Даже находите время беседовать со мною, будто между нами ничего не происходит.
- Да нет, что ты, миленький. То, что и как ты делаешь, доставляет мне немалое наслаждение. Но чтобы оно достигло пика, мне нужно время. Причём немало. Но потому, как ты всё убыстряешь и убыстряешь свои толчки, мне кажется, что его не хватит и на этот раз.
- Что же мне делать? Остановиться на немного?
- Что толку? Я-то в это время не буду получать удовольствия… Давай-ка поступим так: ты переворачиваешься на спину, а я осёдлываю тебя сверху. Поди, так тебя ещё никто этому не учил?

Я предпочитаю скромно молчать, но с готовностью меняю позу. Тётушка взбирается на меня, расставив колени около моих бёдер.
- Вот так, миленький… Где там вой огурчик?

Просунув руку себе под задницу, она нащупывает искомое, вводит этот предмет в своё жаркое и сочащееся лоно, а затем принимается скакать. Причём довольно ретиво. Теперь уже ей не до слов.
Дыхание становится прерывистым. Я держусь за её прыгающие бёдра и в какой-то момент ухитряюсь просунуть под неё ладони и начинаю пальпировать ягодицы.
- Ах, вот здорово! – вырывается из её уст. – А будет ещё лучше, если ты сумеешь приподняться и обхватить меня одной рукой за шею…

Так как ничего нового