Мало того, под предлогом, что моя одежда сушится, она запрещает мне вставать и выходить к ужину. Она же сама мне его и приносит.
Невзирая на жару, немало поворочавшись, я, наконец, откинув одеяло, засыпаю. А будит меня возглас:
- Господин гимназист!
Открываю глаза и вижу: в комнату входит какая-то молодая и очень хорошенькая баба и застывает около кровати. При-глядевшись, я узнаю её: это горничная, которая только что вернулась из отпуска. В руке у неё стакан с водою, а взор её устремлён на мои причиндалы (очевидно во сне я так ворочался, что рубашка задралась до самого пупка). Вид моего хоботка очевидно так поразил её, что она застыла на месте как гро¬мом пораженная.
Я энергично протираю глаза, вскакиваю на ноги и, прежде чем ...горничная успевает добраться до двери, мягко, но твёрдо закрываю её и прислоняюсь к ней спиной.
- Ах, что это вы? Хозяйка будет гневаться, если узнает.
- Она уже встала?
- Нет ещё.
- А моего соседа ты разбудила?
- Нет.
- Кто же знает, что ты здесь?
- Кухарка. А она злющая толстуха и ненавидит господ, потому что они на неё никогда не смотрят.
- Как тебя зовут?
- Аня. Пожалуйста, отпустите меня.
- Аня, здесь достаточно светло, чтобы ты могла хорошенько раз¬ глядеть вот это?
Я медленно поднимаю подол своей рубашки.
- Ах, господин гимназист, как вы можете быть таким грубым?
- Послушай, Аня, давай обойдемся без лишних слов.
Неожиданным движением я схватываю её и укладываю на кровать. Правда, сражается эта глупенькая дурочка как безумная, усердно сопротивляясь моим попыткам добраться до её промежности. К счастью, лишь столько, сколько того требуют при-личия. Ибо, едва только она нечаянно касается головки моего неудержимого члена, как силы покидают её. Но так как она оставалась слишком напуганной, я в тот раз не испытал особо большого удовольствия. Однако примерно полчаса спустя мы соединяемся в более благоприятной об¬становке, и хотя вагина её не обладала той хваткой или засасываю¬щей цепкостью, которой, скажем, отличалась госпожи Зыбиной, конечное извержение у неё было столь же бурным и обильным. Тут самое время процитировать одного из моих любимых авто¬ров: «Графиня гораздо сильнее распаляет воображение мужчины, чем её служанка».
- Кто и когда лишил тебя девственности? – интересуюсь я.
- Кучер. За полгода до этого.
По завершении нашей схватки Аня целует меня и убегает, а я выпиваю стакан воды с несколькими каплями бальзама и, чувствуя себя готовым к новым подвигам, жду, когда позовут к завтраку, а потом за мной снова явится Женя. Но новым подвигам снова мешает непогода: ясное небо то и дело заволакивают тучи, и разражаются кратковременные, но сильные грозы.
Так что всю субботу15 июля мне было не до общества Жени и её подружек. А вечером приехавшие из Подольска господа Самарин и Ладынин (муж бонны Юлии Андреевны) объявляют, что взяли отгул на несколько дней, которые собираются провести здесь, в том числе занявшись грибной охотой.
- Начнём сегодня же.
- Ура! – приветствуют все это предложение.
- Отправляемся перед рассветом.
- Вы тоже пойдёте, Елизавета Львовна? – спрашиваю я хозяйку.
- А как же, - отвечает она. – Пропустить такое удовольствие!
- Удовольствие, говорите, - покачиваю головой я. - Не знаю…
Я на самом деле не умел собирать грибы и ходил за ними только ради компании. Но в данном случае собирался воспользоваться тем, что бонна, в чём я не сомневался, останется здесь из-за детей.
- Ну что ж, - выносит свой вердикт госпожа Самарина, - в другой раз я наверно стала бы настаивать, чтобы ты непременно присоединился к нам, но сейчас скажу: иди отдыхай, восстанавливай своё здоровье, набирайся силёнок, они нам ещё пригодятся. А завтра утром посмотрим, что и как…
В ту ночь Аня не пришла ко мне, хотя и обещала. Погода, однако, продолжала оставаться столь жаркой, что я в некотором смысле был даже рад её отсутствию. Она появилась только часа в четыре утра ¬чтобы разбудить неутомимых грибников.
Вскоре я слышу, как вся шестёрка славных уходит. По началу я пытаюсь уснуть, но это оказывается невозможным, потому что спать с торчащим членом чертовски неудобно. Сначала меня возбу-дил приход Ани, а теперь меня смущает мысль о том, что всего лишь в нескольких десятках шагов от меня лежит бонна, хотя доступ к ней столь же невозможен, как если бы она находилась на по¬люсе за тысячи вёрст отсюда.
К счастью, на выручку мне приходит суворовская поговорка, гласящая: «Смелость города берет». Я тихонько поднимаюсь, выхожу и, подойдя к две¬ри главного дома, приоткрываю её - не потому, что у меня созрел какой-то план, а только для того, чтобы узнать, нет ли у меня хотя бы призрачного шанса.
И сделав несколько шагов вдоль коридора, вижу, что кто-то, - полагаю, по небрежности, - оставил одну из дверей приоткрытой. Крадучись и беззвучно, как кот, я пересекаю коридор и осторожно, вершок за вершком начинаю открывать эту дверь всё больше и больше. Затем про¬совываю внутрь голову. И вижу: на кровати, укрытая одной лишь простыней, скрывавшей её вели¬колепную фигуру, лежит бонна. Да, да, та самая женщина, овладеть которой я страстно жел¬ал. Однако, как попытаться расположить её к полноценному соитию, учитывая её чистоту и неприступность? Ведь они наверняка исключают обычную прелюдию.
Опустившись на четвереньки, я подползаю к кровати и, осторожно приподняв простыню, разглядываю обнаженную женщину - женщину, ко¬торую я столь страстно желал: она спит с задранной подмышки ночной рубашкой. Ноги её соблазнительно раскинуты, и я, не в силах противиться своему желанию, тихонько приближаюсь лицом к её маленькой привлекательной вагине, торчащие губки ко¬торой так и просятся на поцелуй.
Вершок за вершком, не допуская никаких неосторожных движений, которые могли бы спугнуть или разбудить мою спящую красавицу, я просовываю голову к месту соединения её раскинутых ног. Правда, один раз она все же пошевелилась и, протянув руку к моему лицу, пробор¬мотала:
- Егор, подожди до утра!
Но поскольку я не шелохнулся, она снова задремала.
Наконец, я занимаю удобное положение и, высунув язык, слегка при¬касаюсь им к её губкам. Ощутив слабое подрагивание, я объясняю его естественным эффектом электробиологии. До меня доходит, что она ещё не проснулась. Тогда я прикасаюсь к губам ещё раз, чуть сильнее, а в следующее мгновение резко веду языком вверх и лизнул клитор. Она тут же просыпается:
- Егор, дорогой, как давно ты этого не делал! Ах, сволочь, да ведь этого больше не было с самого нашего медового месяца!
Я снова принимаюсь орудовать языком, раздвигая её бёдра (хотя на самом деле раздвигать их не было нужды, потому что она сама раздвинула ноги насколько могла), пока не почувствовал, что мой язык вошёл внутрь до предела, и по быстрым судорожным движениям её ягодиц догадываюсь, что если я не извлеку его, она без сомнения тут же кончит.
Весь во власти возбуждения, я бормочу:
- Моя дорогая…
Услышав явно незнакомый голос, она резко сбрасывает с себя простыню и де¬лает попытку разглядеть, кто же это. И, может быть, тут же осознаёт, что это не её муж. Однако, возложив руки мне на голову, низким голосом,