ревную, то не к ней, а к тебе!
- Вот как? Ревнуешь? А что ты будешь делать, когда увидишь, как за мной будет приударять один мой старый знакомый, который собирается заехать сюда сегодня вечером? Ты его, наверно, знаешь: Афанасий Павлович Жуков…
- И останется на ночь?
- Он будет с женой. Я их приглашала, думая, что ты ещё будешь в больнице и ночлег им будет обеспечен. А теперь вот не знаю. Придётся, наверно, им уехать сегодня… Убери, пожалуйста, руку!.. Ты не боишься, что нас может кто-нибудь увидеть?
- А ты не боишься, что моя ревность может превратить для тебя и твоего старого знакомого сегодняшний вечер в кошмар?
- Как, миленький, ты на такое способен? – воркует она мне на ухо, пытаясь оторвать мою ладонь ...от своей промежности. – Будь благоразумен.
- А что я получу в обмен?
- Не будем торговаться… Вон со вторыми блюдами к нам идёт Ульяна… Вытащи руку из-под стола. И немедленно!
Я повинуюсь, но так, что подол её платья оказывается задранным чуть ли не выше колен, чем я и пользуюсь немного погодя в ожидании компота, когда моим пальцам становится доступной полоска кожи между чулком и штаниной панталон.
- Надеюсь, - говорю я ей при этом, - что ты не израсходуешь все ласки на своего старого знакомого и что какую-то их малость оставишь для своего непутёвого сыночка.
- Вот-вот, непутёвый!.. Но мне не нравится ход твоих мыслей… Зачем ты моего старого знакомого пытаешься поставить на место мужа? Это выглядит как-то…
- Давай поспорим, что ему будет сегодня не до тебя, если ты не предпримешь специальных мер?
- Вот ты как заговорил!... Что ж, давай!
И протягивает мне руку. Так как моя правая занята, я беру её левой.
- Нет, нет! Доставай правую!.. Вот так… На что спорим?
- На американку!
- Что это такое, не знаю, ну да ладно!
- О чём спорите? – спрашивает у нас мой отчим, занятый, вроде бы целиком беседой на сугубо политические темы, если не считать периодических поглаживаний бёдер и задницы Ульяны, когда та оказывалась рядом с ним.
- Заявится ли Корнилов в Москву на совещание, или Керенский его туда не пустит, - тут же находит что ответить моя маман.
Когда мы все выходим из столовой и рассаживаемся на скамейках вокруг клумбы, то видим въезжающую извозчичью пролётку
- Мама! – кидается к ней Ксения.
И я узнаю госпожу и господина Самариных. А следом появляется ещё одна пролётка. На сей раз навстречу ей встают мои маман и отчим. Это их гости.
- Знакомьтесь, - представляет их моя маман, - Зинаида Касьяновна и Афанасий Павлович Жуковы, мои давние знакомые.
Она – чем-то похожая на мою маман пампушка, правда гораздо моложе, но с не выразительным курносым лицом, он – довольно высокий и полноватый блондин. Маман приглашает их перекусить в столовую, а меня окружают девицы, спрашивают о здоровье, интересуются моими планами и намерениями, говорят, что, пока меня не было, родительский контроль над ними значительно ослаб, но что будет дальше, не знают, однако не теряют надежды на лучшее.
- Ты понял намёк? – спрашивает меня Ксеня. – Тогда подумай, где и когда нам лучше незаметно встретиться.
- Да, да! – отвечаю я.
Но мысли мои заняты совершенно другим: как воспользоваться фривольными намерениями моей маман, чтобы и её заставить сдаться моим преступным домогательствам. Что они преступны, я, конечно, сознаю, но злость застилает мой разум. Безумное желание поставить её в один ряд с другими здешними дамами, уже одарившими меня своими милостями, услужливо подсказывает мне всякого рода оправдания: там грех, но сладкий, а здесь чем он горше? Но как добиться своего? Поспособствовав вначале её слабости? Но где гарантия, что её благодарность за это удовлетворит мой чрезмерный аппетит? Нет, пожалуй, лучше поставить её перед выбором: или сперва я, или вообще ничего.
- Как ты себя чувствуешь, Сашенька? – подходит ко мне и нежно жмёт руку госпожа Самарина. – Не собираешься ли снова к нам в Расторгуево?
Я отвечаю что-то невпопад, и, сообразив, что раз она вышла из столовой, значит оттуда вышли и маман со своими гостями, оглядываюсь, и замечаю их особняком от остальных группок, разбредающихся по окрестностям, и устремляюсь за ними. Судя по всему они направляются к беседке, что посреди лесочка. Услышав чьи-то шаги позади себя, оглядываюсь и вижу Надю, Катю и Петю.
- Вы чего здесь делаете? – интересуюсь я.
- Хотим помочь Кате, - разъясняет Надя. - Твоя мама попросила её через какое-то время придти со мной и Петей к ней в беседку и пригласить Зинаиду Касьяновну взглянуть на нашу коллекцию бабочек.
- Ну да, - подтверждает Катя, – она мне однажды показывала свою.
- Оставайтесь здесь, - приказываю я им. – Займитесь чем-нибудь и ждите, когда я вернусь и скажу вам, что дальше делать.
А сам направляюсь в беседку и, войдя туда, прошу маман пройтись со мной по срочному делу, а чтобы пресечь в корне любые попытки протеста с её стороны, даю ей понять, что кое-что знаю о её замыслах, но не напрямую, а обращаясь к госпоже Жуковой:
- Говорят, у вас неплохая коллекция бабочек. Не так ли, Зинаида Касьяновна? Наша Катя хотела бы похвастать перед вами своей. Надеюсь, вы не откажитесь пойти взглянуть на неё, если такая просьба к вам поступит?
И, взяв маман под руку, вывожу из беседки.
- В чём дело? – возмущённо спрашивает она. – Почему ты вмешиваешься в мои дела?
- Потому что ревную, раз… Потому что люблю тебя, два, и не хочу быть эгоистом, хочу, чтобы и у тебя всё было хорошо.
- Откуда тебе знать, что мне хорошо и что плохо?
- Представь себе, знаю. Ты выбрала для свидания не самое хорошее место: к беседке этой легко незаметно подкрасться и вволю наблюдать, что там творится. Уж поверь мне. Да и не очень-то, наверно, удобно там. А я хочу показать тебе более безопасное и удобное место. Если бы здесь была сейчас тётя Таня, она бы подтвердила правоту моих слов. Спускайся вслед за мной по этой тропинке.
- Ты с ней здесь был? – проявляет она живой интерес, оглядывая укромное местечко, в котором мы оказались.
- Она в своё время была здесь с нашим Георгием, а потом – не знаю с кем. Но судя по свежему и примятому снопу, была и совсем недавно… Присаживайся рядом со мной…
Она покорно выполняет мою просьбу-приказание и не делает попыток уклониться от моих ласк.
- Ведь именно здесь тебе придётся ждать твоего Афанасия Павловича, - продолжаю говорить я в промежутках между поцелуями. - Правда, если только я соизволю разъединить его с женой, как ты планировала… А потом направить именно сюда… Но ничего этого не будет, если ты не пожелаешь вначале разделить это ложе со мной…
Молчит она, явно поражённая всем происходящим, когда я принимаюсь расшнуровывать лиф её платья, обнажаю её груди, хватаю их обеими ладонями и начинаю по очереди целовать. Соски их на глазах у меня округляются и затвердевают. Я беру их в рот и покусываю.
- Боже мой!.. Что мы делаем? – произносит она, судорожно пытаясь оторвать от себя мою голову.
- Боже мой! – отвечаю я. – Какие божественные перси!... Представляю, какие прелестные грудки будут лет через пять у Кати!..
- Катю не тронь, ты, чудовище! – чуть ли не кричит она, пытаясь даже подняться.
Слёзы появляются у