Романтика похоти. Т. 1 - гл. 3. моя сестра Мэри
Романтика похоти. Т. 1 - гл. 3. моя сестра Мэри
РОМАНТИКА ПОХОТИ.
Анонимные воспоминания. Классика викторианской эпохи.
Перевод Ю. Аксютина.
Т. 1- гл. 3. Моя сестра Мэри.
Нет нужды говорить, что, истощённый многочисленными схватками, которые мне пришлось выдержать на любовном поле битвы, я впадаю в глубокий-глубокий сон, пока не пробуждаюсь от грубой встряски. Я открываю глаза и с удивлением вижу свою сестру Мэри. Обвив свои руки вокруг моей шеи и целуя меня, она говорит:
- Ну и ленивый же вы мальчик! Знайте же, что все уже внизу и завтракают, а вы всё ещё спите. Что это нашло на вас?
- О! - отвечаю я, - меня так напугал ужасный сон, что после этого так долго лежал с открытыми глазами, что, когда опять заснул, то проспал.
- Что ж, быстрее вставайте!
И полностью стащив с меня одежду, она оголяет целиком мои половые органы с полностью поднявшимся, как обычно у юнца при пробуждении, петухом.
- О! Чарли, - говорит Мэри, с удивлением устремив глаза на его толщину и длину. - Как выросла ваша заготулина!
И дотрагивается до неё.
- А почему она столь же тверда? Как дерево! И видишь, как красна её головка.
- Ах! моя дорогая Мэри, я узнал великую тайну об этой вещи, которой я поделюсь с вами тотчас же, как только мы сможем оказаться наедине и никто не сможет нам помешать. Сейчас нет ни места, ни времени, но прежде, чем вы сойдёте вниз, позвольте мне взглянуть, как там ваша бедная маленькая Фанни. Ведь я не видел её с тех пор, как мисс Ивлин столь плохо обошлась с вами, ужасно вас исхлестав.
Мы пользовались этим инфантильным выражениям, когда в нашем невежестве и невиновности производили взаимные экспертизы отличия наших полов, а моя сестра оставалась всё ещё столь же неосведомленной и невинной, как и раньше. Поэтому она сразу же задирает все свои юбки, чтобы я посмотрел на неё.
- Приляг-ка на мгновение ко мне.
Она подчиняется. Я восхищён. Выдающееся положение, которое принял её венерин холмик, выросшие подобно мху небольшие завитки, и вздутые губки её крошечной щелки - всё кажется мне довольно очаровательным и многообещающим. Я наклоняюсь и целую это, языком облизываю небольшой, но уже заметный клитор, тот немедленно крепчает, а она конвульсивно дёргается своей поясницей.
- О! Чарли, как же это здорово! Что вы сделали? О, как здорово! Ах, умоляю, продолжайте!
Но я останавливаюсь и говорю:
- Не сейчас, дорогая моя сестра... Но когда мы сможем где-нибудь уединиться, я сделаю это и кое-что ещё намного лучше. Всё это связано с великой тайной, которую я должен сказать вам. Так что быстро спускайтесь вниз и скажите им, почему я проспал, но ни слова кому бы то ни было о том, что я говорил вам только что… Я спущусь мигом.
Она уходит, говоря:
- О, Чарли, дорогой, то, что вы сделали сейчас, было настолько здорово и заставляет меня чувствовать себя настолько странно... Найдите же скорее возможность сообщить мне всё об этом!
Мне хватает всего несколько минут, чтобы закончить свой туалет и явиться к завтракающим.
- В чём дело, Чарли? - вспыхивает моя мать. - Что это за неприятный сон?
- Едва ли я смогу рассказать вам, моя дорогая мама, - он был столь запутан; но мне угрожали, какие-то неприятно-выглядящие мужчины собирались убить меня, и наконец, подняв на высокие камни, cброcили вниз. Мука и испуг пробудили меня в крике и совсем вспотевшем. Я не мог потом заснуть в течение многих часов, даже при том, что я спрятал голову под одеждой.
- Бедный ребенок, - говорит миссис Бенсон, продолжая спокойно поглощать свой завтрак. - Как вы, должно быть, испугались.
- Да, мэм, тем более что, пробудившись с криком, я убоялся, что, возможно, потревожил вас, так как внезапно вспомнил, что уже не у мамы в комнате, а по соседству с вами. Надеюсь, что я не разбудил вас?
- О, нет, мой дорогой мальчик; я совсем не слышала вас, иначе я бы встала, чтобы увидеть, что же случилось.
И я перехватываю взгляд миссис Бенсон и по её выражению и лёгкому кивку нахожу, что ей понравилась рассказанная мной история.
После завтрака мы, как принято, направляемся в классную комнату. Я нахожу, что мисс Ивлин в своих манерах более добра ко мне, чем обычно. Она заставляет меня встать ближе к ней при выслушивании моих уроков, порою позволяя своей левой руке опуститься вокруг моей шеи, в то время как пальцем правой водит по моей книге, и слегка надавливает ею, прежде чем снова поднять её. Эти маленькие нежности часто повторяются, как если бы она желала и дальше приучить меня или себя к подобной привычке, так чтобы, несомненно, постепенно увеличивать их до кое-чего более определенного. Я не могу не почувствовать, насколько различный эффект эти ласки произвели бы двадцатью четырьмя часами ранее; но теперь, когда страсти удовлетворены, а я захвачен новой любовью, к миссис Бенсон, казалось бы неизбежного восстания петуха, вызванного этими ласками мисс Ивлин, не происходит.
Не то чтобы что я отбросил все желания обладать ею. Напротив, урок, полученный мной прошедшей ночью, только ещё более увеличивает моё желание поиметь и мисс Ивлин. И поэтому я ни в коем случае не отвергаю явленные ею ласки, но лишь невинно вглядываюсь ей в лицо и нежно улыбаюсь.
После полудня она более экспансивна и притягивает меня к себе рукой, возложенной мне на талию, и мягко прижимает меня к своей персоне, говоря:
- Что ж, вы проявляете должное внимание к своим урокам... И жаль, что я вынуждена была так строго наказать вас неделю назад.
И, притянув меня к своим губам, даёт мне сладкий поцелуй, который я с рвением возвращаю. Я чувствую, как мой дрекол поднимается до предела, поскольку эти ласки взаимны и поскольку мисс Ивлин держит меня тесно прижатым к своему бедру, она, должно быть, чувствует, как он пульсирует напротив неё.
То, что это так, у меня нет сомнения, поскольку её лицо вспыхивает и она говорит:
- Ну и ну, что делается... Идите-ка на своё место.
Я повинуюсь; она же, явно взволнованная, поднимается и оставляет помещение, её отсутствие длится четверть часа. У меня нет сомнения, что ей это время понадобилось, чтобы охладить свои чувства, и ко мне приходит мысль, не умудрится ли она уже на днях поиметь меня. Что ж, я могу позволить себе оставить это на её собственное усмотрение, ведь моя другая (с прошлой ночи) прелестная учительница должна занимать меня здесь упражнениями и охлаждать шипение страсти, которая бы в ином случае заставила бы меня и потрудиться.
Ничего особенного не происходит в течение дня; миссис Бенсон нарочито безразлична ко мне и ни разу не попробовала приблизиться или проявить ко мне фамильярность; я ищу её взгляды и следую её примеру.
Мама рано посылает меня в постель:
- Ведь вы же не выспались предыдущей ночью, и я боюсь, как бы вам не стало хуже .
На сей раз моя прелестная наставница находит меня крепко спящим и будит только после того, как заканчивает свой вечерний туалет и оказывается полностью готовой принять меня в свои объятия. Я вскакиваю и тут же, не произнеся ни единого слова, опрокидываю её на спину и оказываюсь в её восхитительном влоге настолько далеко, насколько в силах ввести свой твёрдо стоящий дрекол.
РОМАНТИКА ПОХОТИ.
Анонимные воспоминания. Классика викторианской эпохи.
Перевод Ю. Аксютина.
Т. 1- гл. 3. Моя сестра Мэри.
Нет нужды говорить, что, истощённый многочисленными схватками, которые мне пришлось выдержать на любовном поле битвы, я впадаю в глубокий-глубокий сон, пока не пробуждаюсь от грубой встряски. Я открываю глаза и с удивлением вижу свою сестру Мэри. Обвив свои руки вокруг моей шеи и целуя меня, она говорит:
- Ну и ленивый же вы мальчик! Знайте же, что все уже внизу и завтракают, а вы всё ещё спите. Что это нашло на вас?
- О! - отвечаю я, - меня так напугал ужасный сон, что после этого так долго лежал с открытыми глазами, что, когда опять заснул, то проспал.
- Что ж, быстрее вставайте!
И полностью стащив с меня одежду, она оголяет целиком мои половые органы с полностью поднявшимся, как обычно у юнца при пробуждении, петухом.
- О! Чарли, - говорит Мэри, с удивлением устремив глаза на его толщину и длину. - Как выросла ваша заготулина!
И дотрагивается до неё.
- А почему она столь же тверда? Как дерево! И видишь, как красна её головка.
- Ах! моя дорогая Мэри, я узнал великую тайну об этой вещи, которой я поделюсь с вами тотчас же, как только мы сможем оказаться наедине и никто не сможет нам помешать. Сейчас нет ни места, ни времени, но прежде, чем вы сойдёте вниз, позвольте мне взглянуть, как там ваша бедная маленькая Фанни. Ведь я не видел её с тех пор, как мисс Ивлин столь плохо обошлась с вами, ужасно вас исхлестав.
Мы пользовались этим инфантильным выражениям, когда в нашем невежестве и невиновности производили взаимные экспертизы отличия наших полов, а моя сестра оставалась всё ещё столь же неосведомленной и невинной, как и раньше. Поэтому она сразу же задирает все свои юбки, чтобы я посмотрел на неё.
- Приляг-ка на мгновение ко мне.
Она подчиняется. Я восхищён. Выдающееся положение, которое принял её венерин холмик, выросшие подобно мху небольшие завитки, и вздутые губки её крошечной щелки - всё кажется мне довольно очаровательным и многообещающим. Я наклоняюсь и целую это, языком облизываю небольшой, но уже заметный клитор, тот немедленно крепчает, а она конвульсивно дёргается своей поясницей.
- О! Чарли, как же это здорово! Что вы сделали? О, как здорово! Ах, умоляю, продолжайте!
Но я останавливаюсь и говорю:
- Не сейчас, дорогая моя сестра... Но когда мы сможем где-нибудь уединиться, я сделаю это и кое-что ещё намного лучше. Всё это связано с великой тайной, которую я должен сказать вам. Так что быстро спускайтесь вниз и скажите им, почему я проспал, но ни слова кому бы то ни было о том, что я говорил вам только что… Я спущусь мигом.
Она уходит, говоря:
- О, Чарли, дорогой, то, что вы сделали сейчас, было настолько здорово и заставляет меня чувствовать себя настолько странно... Найдите же скорее возможность сообщить мне всё об этом!
Мне хватает всего несколько минут, чтобы закончить свой туалет и явиться к завтракающим.
- В чём дело, Чарли? - вспыхивает моя мать. - Что это за неприятный сон?
- Едва ли я смогу рассказать вам, моя дорогая мама, - он был столь запутан; но мне угрожали, какие-то неприятно-выглядящие мужчины собирались убить меня, и наконец, подняв на высокие камни, cброcили вниз. Мука и испуг пробудили меня в крике и совсем вспотевшем. Я не мог потом заснуть в течение многих часов, даже при том, что я спрятал голову под одеждой.
- Бедный ребенок, - говорит миссис Бенсон, продолжая спокойно поглощать свой завтрак. - Как вы, должно быть, испугались.
- Да, мэм, тем более что, пробудившись с криком, я убоялся, что, возможно, потревожил вас, так как внезапно вспомнил, что уже не у мамы в комнате, а по соседству с вами. Надеюсь, что я не разбудил вас?
- О, нет, мой дорогой мальчик; я совсем не слышала вас, иначе я бы встала, чтобы увидеть, что же случилось.
И я перехватываю взгляд миссис Бенсон и по её выражению и лёгкому кивку нахожу, что ей понравилась рассказанная мной история.
После завтрака мы, как принято, направляемся в классную комнату. Я нахожу, что мисс Ивлин в своих манерах более добра ко мне, чем обычно. Она заставляет меня встать ближе к ней при выслушивании моих уроков, порою позволяя своей левой руке опуститься вокруг моей шеи, в то время как пальцем правой водит по моей книге, и слегка надавливает ею, прежде чем снова поднять её. Эти маленькие нежности часто повторяются, как если бы она желала и дальше приучить меня или себя к подобной привычке, так чтобы, несомненно, постепенно увеличивать их до кое-чего более определенного. Я не могу не почувствовать, насколько различный эффект эти ласки произвели бы двадцатью четырьмя часами ранее; но теперь, когда страсти удовлетворены, а я захвачен новой любовью, к миссис Бенсон, казалось бы неизбежного восстания петуха, вызванного этими ласками мисс Ивлин, не происходит.
Не то чтобы что я отбросил все желания обладать ею. Напротив, урок, полученный мной прошедшей ночью, только ещё более увеличивает моё желание поиметь и мисс Ивлин. И поэтому я ни в коем случае не отвергаю явленные ею ласки, но лишь невинно вглядываюсь ей в лицо и нежно улыбаюсь.
После полудня она более экспансивна и притягивает меня к себе рукой, возложенной мне на талию, и мягко прижимает меня к своей персоне, говоря:
- Что ж, вы проявляете должное внимание к своим урокам... И жаль, что я вынуждена была так строго наказать вас неделю назад.
И, притянув меня к своим губам, даёт мне сладкий поцелуй, который я с рвением возвращаю. Я чувствую, как мой дрекол поднимается до предела, поскольку эти ласки взаимны и поскольку мисс Ивлин держит меня тесно прижатым к своему бедру, она, должно быть, чувствует, как он пульсирует напротив неё.
То, что это так, у меня нет сомнения, поскольку её лицо вспыхивает и она говорит:
- Ну и ну, что делается... Идите-ка на своё место.
Я повинуюсь; она же, явно взволнованная, поднимается и оставляет помещение, её отсутствие длится четверть часа. У меня нет сомнения, что ей это время понадобилось, чтобы охладить свои чувства, и ко мне приходит мысль, не умудрится ли она уже на днях поиметь меня. Что ж, я могу позволить себе оставить это на её собственное усмотрение, ведь моя другая (с прошлой ночи) прелестная учительница должна занимать меня здесь упражнениями и охлаждать шипение страсти, которая бы в ином случае заставила бы меня и потрудиться.
Ничего особенного не происходит в течение дня; миссис Бенсон нарочито безразлична ко мне и ни разу не попробовала приблизиться или проявить ко мне фамильярность; я ищу её взгляды и следую её примеру.
Мама рано посылает меня в постель:
- Ведь вы же не выспались предыдущей ночью, и я боюсь, как бы вам не стало хуже .
На сей раз моя прелестная наставница находит меня крепко спящим и будит только после того, как заканчивает свой вечерний туалет и оказывается полностью готовой принять меня в свои объятия. Я вскакиваю и тут же, не произнеся ни единого слова, опрокидываю её на спину и оказываюсь в её восхитительном влоге настолько далеко, насколько в силах ввести свой твёрдо стоящий дрекол.
0 / 38