что всё еще сохраняю своё место. Мы возобновляем свою беседу и продолжаем играть, пока меня снова не одолевает сильное желание начать любовное сражение. Моя благоразумная учительница желает мне:
- Давай пока не будем, поспим и освежимся, а то как бы все наши усилия не оказались напрасными.
Но юность и сопротивление придают мне храбрости и задора, и будучи надежно внедрённым, я держу её словно в тисках, одно из её бёдер сжато моими так, что не позволяет ей увернуться. Просунув вниз свой палец к её затвердевшему клитору, я так возбуждаю её, что ей больше ничего не хочется, как только довести дела до кризиса.
- Остановитесь, мой дорогой,- говорит она, - и мы возобновим наше наслаждение в другой позе.
Убрав свою ногу с моей поясницы, она поворачивается на бок, чтобы представить мне свои великолепные ягодицы, прижимается ими к моему животу и бёдрам, тем самым как бы вводя мой дрекол ещё дальше, чем он был в ней до этого. Кроме того, во всех этих позициях, где женщина представляет вам свою роскошную заднюю сторону, это всегда является более возбуждающим и позволяет больше захватить вас, чем любой другой способ. Мы довольно основательно наслаждаемся этой роскошной еблей, и, не разжимая объятий, впадаем в какую только можно вообразить сладчайшую дремоту.
Это был один из тех случаев, когда я, впав в глубокий сон,... просыпаюсь приблизительно пять часов спустя, находя свой дрекол всё ещё легко удерживаемым в бархатистых складках одного из самых восхитительных влагалищ, когда-либо созданных для блаженства мужчины, да и, пожалуй, женщины также. Вы можете легко вообразить, как быстро мой дрекол, обнаружив себя всё ещё в столь очаровательных казармах, раздувается до своего привычного размера.
Я оставляю его в довольно спокойном состоянии, не позволяя ему ненамеренно пульсировать, хотя и понимаю, что этого не избежать, и подальше отстраняю свой торс от моей прелестной учительницы, чтобы восхититься широтой её плеч, красотой верхней части руки, изящным жёлобом на пояснице, выпуклостью бёдер и великолепными выступом и округленностью безмерных ягодиц. Слегка и медленно поддаю вперёд и назад в её сочных ножнах, пока она не пробуждается от острых ощущений, вызванных моими лёгкими движениями, а так как вся её похотливость безмерно возбуждена, то происходит ещё одно довольно восхитительное столкновение, заканчивающееся, как обычно, смерти подобным исчерпанием.
- Ну хватит! - заявляет она и выпрыгивает из кровати. - Для одной ночи достаточно. Отправляйтесь-ка к себе в комнату!
А там, должен признаться, я очень быстро засыпаю и крепко, без просыпа дрыхну.
Таким же образом одна за другой проходят несколько ночей, пока однажды миссис Бенсон, ссылаясь на полнолуние, не жалуется, что у неё болит голова и что она ощущает себя нездоровой. Меня это очень сильно тревожит, но она, воспользовавшись благоприятным моментом, говорит мне:
- Это довольно естественно, а что это такое, я объясню вам ночью.
Ночью она приходит, садится ко мне на кровать и посвящает в тайны случившегося:
- У женщин, как только они вырастают из детского возраста, ежемесячно наступают такие кровотечения, которые, будучи не совсем уж такими вредными, обновляют организм. Они случаются вообще-то в полнолуние, но иногда и в новолуние. Но этого мало, на это время должна прекратиться всякая связь с мужчинами.
Я прихожу в отчаяние:
- Что же мне делать, дорогая моя учительница? Мой дрекол так окостенел, что вот-вот разорвётся... Будьте так добры... Избавьте меня от боли...
- Отчего же боль?
- От растяжения!
- Сейчас, сейчас...
Она берёт в рот мой дрекол и совершает ещё один, новый манёвр: увлажнив слюной свой средний палец, проталкивает его мне в заднепроходное отверстие и работает им в унисон со всасыванием шишки и потиранием другой рукой корня моего дрекола. У меня происходит весьма острая и обильная разгрузка, наслаждение сильно увеличивается действием пальца у меня на ягодицах. Моя очаровательная учительница глотает всё, что я могу дать ей, и не прекращает сосать, пока последнее выделение не истекает из моего пульсирующего дрекола.
Я вынужден довольствоваться этим, а моя учительница сообщает мне:
- Большего удовольствия вам я предоставить не смогу ещё четыре или пять дней. Придётся потерпеть.
- Легко сказать... Для меня это всё равно что осуждение на вечность отсроченных упований!
Когда она целует меня, я замечаю специфический запах у её дыхания и спрашиваю, что она ела.
- Почему вы спрашиваете, мой дорогой мальчик?
- Ваше дыхание вообще-то столь сладко и ароматно, но теперь...
Она улыбается и объясняет:
- Это всё по той же самой причине, что я только что объясняла… Так довольно часто бывает у женщин в это время.
Я упоминаю об этом потому, что благодаря этому мною было обнаружено, что и мисс Ивлин находится в точно таком же состоянии. Её покоряющие ласки продолжались, но были уже не так длительны, как я уже описывал, разве только поцелуи стали чаще. Она теперь каждый раз поступала так, и входя в классную комнату, и отпуская нас. Подозреваю, что она усвоила это самое обыкновение – целоваться со мною и с моими сёстрами, - чтобы предотвратить нежелательные наблюдения или заключения. В этот же день, когда она, обвив меня рукой за талию, крепко прижимает меня к себе и целует, то я чувствую тот же самый аромат дыхания, который обнаружил ночью у миссис Бенсон. И она также выглядит вялой и жалуется на головную боль. Кроме того, я замечаю у ней под глазами тёмные круги, а чуть позже мне приходится видеть то же самое и у мисс Бенсон, - таким образом я убеждаюсь, что они обе не здоровы по одной и той же причине. Ведь говорила же мисс Бенсон, что у большинства женщин это бывает при полнолунии, - а оно как раз и имело тогда место.
На следующий день моя мать предлагает съездить в город, и вероятно зная состояние миссис Бенсон и мисс Ивлин, просит их сопроводить её, поскольку предполагает, что пребывание на воздухе будет им полезно. Они сразу же соглашаются. А тут моя младшая сестра кричит:
- О, мама, позвольте мне также поехать с вами?
Вмешивается и Мэри:
- Мне кажется, что я имею больше прав.
Но Лиззи возражает:
- Я первая сказала!
Я ухитряюсь подмигнуть Мэри и незаметно потрясти головой, она немедленно понимает намёк и тут же искусно, с нарочитой неохотой, уступает своей младшей сестре. Решено, что сопровождать леди будет Илайза. И так у меня появляется возможность неотложно приобщить мою дорогую сестру к восхитительным мистериям, в которые я только что был сам посвящён.
В одиннадцать часов карета отправляется, и мы стоим и смотрим ей вслед, пока она не скрывается из вида, после чего возвращаемся в гостиную, Мэри кидается мне на шею и целует меня, говоря:
- О! Как же я обрадовалась, Чарли, заметив, что вы подмигиваете мне! И теперь, как видите, мы можем делать всё что угодно, а вы сможете сказать мне всё об этой тайне... Ну и конечно должны поцеловать мою маленькую Фанни. Как и раньше... Это было так здорово! Я ни о чем ином не думала, как только о том, чтобы сделать это снова.
- Хорошо, моя дорогая, я сделаю всё это и даже кое-что