теснее сжимать свои объятия и издавать какие-то глухие гортанные звуки.
Наконец, всё тело её сотрясают судороги, она начинает ахать и охать, а весь ринг заполняется влагой. Я теряю, было, ощущение прикосновения к его ограждениям и подумываю уже о том, что наверно пора выходить наружу, как вдруг обнаруживаю, что, продолжаю тыкать не в сплошной мокрой пустоте, а в какой-то момент каждого моего движения создаётся какое-то острое ощущение, будто моему пробойнику приходится проходить сквозь нечто кольцеобразное, отчего ему в какой-то его части (надо будет обязательно посмотреть в атласе, что это такое) становится как-то болезненно, а сам он становится необыкновенно напряжённым и, кажется, малость увеличивается в размере. Это ощущение настолько меня переполняет, что я снова ощущаю, как опять что-то закипает в моих жилах, как к причиндалам приливает кровь и, наконец, наступает пароксизм какого-то исступления, сопровождаемый новыми вспрысками, которые, правда, длятся гораздо короче, но сопровождаются таким обильным встречным излиянием, что мой боец едва не тонет в этом пенистом потоке и, подавшись в очередной раз назад, оказывается за пределами места сражения.
Обессиленный, но страшно довольный, я сваливаюсь с Ульяны, пристраиваюсь у её бока и засыпаю мёртвым сном. И просыпаюсь только поздним утром оттого, что она будит меня:
- Завтрак готов, барин. Пора вставать. Вам уже звонил Николай Иванович, он уже в Москве и ждёт вас. И Елизавета Андреевна дважды уже спрашивала, встали ли вы. Что ей от вас нужно? Не кажется ли вам, что она тоже глаз на вас положила? Вот надо же… Замуж ещё не успела выйти, а уже…
- Ей есть с кого пример брать, - говорю я, выскакивая из постели и устремляясь к Уле, чтобы обнять и поцеловать её.
- Если вы это про меня, то сильно ошибаетесь, - сердито говорит она, решительно избегая моих ласк, - Я не невеста вашего брата.
- Ну да, - смеюсь я, - не невеста, а всего лишь горничная, но любящая его.
- Кто это вам сказал?
- А разве нет?
- Теперь нет…
И уходит, бросив на меня через плечо озорной взгляд.
За завтраком я продолжаю свой допрос:
- Так кого же ты теперь любишь? Признавайся!
- Вы же знаете, у меня есть жених.
- Ну да, жених. Но мне кажется, что этого мало…
- Это вам кажется, многолюбам!
- И всё же… А я могу рассчитывать на твою благосклонность?
Вместо ответа Уля устремляется зачем-то на кухню, а когда возвращается, то, как бы ...между прочим, сообщает:
- Николай Иванович говорил, что в августе собирается взять отпуск и тогда переедет к вам на дачу, так что надобности тут во мне особой не будет, и тогда мне ничего не останется, как тоже съехать туда…
- Вот здорово, - отвечаю я. – Жаль только, что комнату для тебя приготовили не рядом с моей, а между родительской и Катиной…
- Какая разница, - говорит она.
- Разница большая: не надо будет ходить друг к другу через весь коридор.
- Это ещё зачем?
- Да мало ли зачем? Что нам нечем будет заняться?
- Если я только не выйду к этому времени замуж! – вносит она поправку в мои планы насчёт неё. – Тогда мне придётся уволиться от вас.
Нашу беседу и мой завтрак прерывает телефонный звонок. Николай Петрович уже с нетерпением ждёт меня. И мне приходится поспешно покинуть квартиру.