Байки о любви. История шестая
ее был приоткрыт, дышала она все чаще, будто задыхалась, и из нее даже стали вырываться тихие стоны. Тело ее все больше дергалось и выгиблось; когда я покрасил ей бока, подмышки, бедра и подобрался к "интимной зоне", Аня прямо-таки затанцевала передо мной, выгибая тело, как ящерица. Она стонала уже откровенно, не стесняясь, - и меня вдруг осенило, что ей очень приятно. Эта мысль тем больше укреплялась во мне, чем меньше я ее понимал - как такое может быть? - и я красил ее "с вдохновением", стараясь вызвать каждым прикосновением кисти новую порцию выгибаний и стонов. Мне это удавалось! Самое удивительное, что и мне было приятно - и эта приятность была вовсе не мстительным удовлетворением; она была сладкой, стыдной и совершенно новой и непонятной для меня... Я перестал дразнить Аню и только молча трудился, как маляр, над ее телом; в гараже раздавалось только наше пыхтенье ...и Анины стоны. Спросить ее, отчего она стонет, я отчего-то стеснялся...
Когда я, наконец, подобрался к ее письке, закрасив Ане внутреннюю поверхность бедер, - она задышала еще чаще, издала какой-то особый, сдавленный стон, изогнулась дугой - так, как только позволяли ее узы, - и подставила мне свою письку. Я, удивленно поняв, что ей нравится, когда я трогаю ей ТАМ, стал красить ее вторым, третьим слоем, стараясь проникнуть внутрь, в складочки... Я впервые видел женскую письку, и мне было очень интересно превращать ее в блестящее черное месиво.
Аня хрипела и насаживала свою письку мне на кисть. Я все-таки спросил ее: "тебе что, приятно?" - и Аня простонала в ответ, зажмурив глаза, и судорожно закивала головой, - а потом сказала: "потрогай ТАМ... пожа-а-алуйста!.." Я коснулся рукой ее письки... рука моя будто окунулась в горячий черный гель, - а Аня завыла, как зверек, и задергала тазом, подсказывая мне, как ее трогать. Я вначале не понял и просто теребил ее письку, - но Аня хриплым шепотом подсказала мне: "потри!.." Я начал тереть ей письку пальцем... и тут началось что-то невообразимое: Аня стала с силой насаживаться писькой на мой палец, задергала бедрами, как в истерике, закрыла глаза... Из нее вырвался какой-то надсадный стон, она закричала - все громче и громче: "А! а-ааа! аааааааыыыы!..." по телу ее прошла судорога - и я почувствовал, как из ее письки мне в руку брызжет что-то горячее - как из пульвезатора. С моей руки потекли черные ручейки... сам я в каком-то трансе мял и тер Анину письку, интуитивно подстраиваясь под ритм ее судорог - а Аня верещала, как резаная, срываясь на хрип...
Так продолжалось довольно долго - может быть, минуту, а может - и больше. Я был до крайности удивлен и заинтригован происходящим: дело явно обернулось как-то совсем не так, как я предполагал. Во мне тоже поднималась какая-то тягучая волна, незнакомая и приятная, как щекотка... Наконец Аня стала затихать, издала несколько пронзительных стонов-отголосков, потом - вздохнула глубоко-глубоко, так, что ее выкрашенная грудь чуть не коснулись моего лица, - с шумом выпустила воздух, как-то обмякла вся, как воздушный шарик, - и в изнеможении опустилась на пол.
Я смотрел на нее, не зная, что сказать. Передо мной сидело нелепое черное существо со слипшимися черными патлами, торчащими сиськами и розовыми ногами; оно закрыло глаза и глубоко-глубоко вздыхало, как бы выпуская из себя пары страшного напряжения. Руки существа безвольно обмякли и повисли на веревках.
Наконец Аня издала особый, "финальный" вздох, потянулась, как после сна, и открыла глаза. Она посмотрела на меня, потом на свое тело... и сказала то, что я меньше всего ожидал услышать от нее:
- Ты меня докрасишь?
Я, вне себя от удивления, спросил:
- А тебе - что... хочется этого?
Она устало улыбнулась - белые зубки сверкнули на черном личике, - и ответила:
- Ну, раз начал уже... смотри - ноги недокрашены... и руки, и сзади...
И тогда я стал "докрашивать" ее. Она встала, и я заново выкрасил ей письку, потому что всю краску смыло потоком, хлынувшим из нее - я все хотел спросить Аню, что это было, но стеснялся, - покрасил ей ноги, руки, пальчики на руках и ногах... потом Аня попросила отвязать ее, чтобы было удобнее красить сзади. У меня было мелькнула мысль насчет коварства - "отвяжу, а она полезет драться", - но Ане так явно нравилось подставлять голое тело под мою кисть, что я сразу отвязал ее. Тут она безмерно озадачила меня новой просьбой:
- А теперь... привяжи меня спиной к себе. Ну пожа-а-алуйста!..
Я, открыв от удивления рот, послушался ее и начал красить заново привязанной Ане спину. Краска стекала по ней густыми ручейками, щекоча ей кожу, и Аня тихо подвывала. Кровожадность моя давно пропала, неожиданно сменившись совсем другим чувством: мне хотелось сделать Ане приятно. Я ничего не понимал, но интуитивно чувствовал, что ей приятно от того, как я "мучаю" ее - и приговаривал, водя кистью по ее телу:
- Ага, вот тебе... Будешь черной, как черт, как трубочист, черной-черной... Даже негры не бывают такие черные... Будешь черной вся, с ног до головы... ни единого белого пятнышка... и всегда будешь черной, и люди будут на тебя смотреть и думать: какая она черная!..
Аня выворачивала шею, пытаясь увидеть, как я крашу ее. Я идеально точно почувствовал, что надо говорить: слова мои оказывали магическое воздействие - Аня снова начинала тяжело, быстро дышать, снова застонала - все громче и громче, - захрипела, завиляла бедрами... И, когда я покрасил ее сверху донизу, не оставив ни единого чистого пятнышка на теле, ни единого незакрашенного волоска на голове, и рассказал ей об этом, - черное блестящее чудовище, которое только что было Аней, застонало совсем уже надсадно, и выгнулось в невообразимой позе, подставляя мне голую задницу и письку. Я сообразил, что нужно делать - и сказал:
- А сейчас мы покроем твою письку новым слоем - чтобы она была черная-черная... чтобы ты ее никогда не отмыла... - и стал заново красить ее письку.
Далее все было так же, как и десять минут назад, - только я уж знал, что делать, и в нужный момент схватился за Анину письку рукой и мял ее, захватывая на этот раз и анус, и всю промежность. Я приспособился: вычислив, что Аня кричит громче всего, когда я слегка ввожу палец в ее дырочку и подталкиваю вверх, «подтирая» при этом все ее письку ладонью, я стал «толкаться», согласуя ритм толчков с ритмом Аниных выгибаний. От этой процедуры Аня заныла так, будто у нее болят зубы, и сквозь стон шептала мне - «ой как хорошо… хорошооооо!.. еще, пожалуйста… ну пожааааалуйста!!!..», а потом потеряла способность говорить и только утробно выла, как кошка. Я делал ей «еще» и «еще» - все быстрее и лихорадочнее; Аня раскорячилась, выгнув попку и подставив мне все свое "хозяйство", и опять кричала и хрипела, будто ее режут, и опять из ее письки стало брызгать белой жидкостью, которая моментально смешивалась с краской и стекала черными каплями с руки...
После всего она, отдышавшись, вдруг спросила:
- В банке еще есть краска?
Банка была еще на треть полной. Тогда Аня сказала:
- Какая я все черная... настоящая негритоска. А давай играть в негров? Только развяжи меня...
Я
Когда я, наконец, подобрался к ее письке, закрасив Ане внутреннюю поверхность бедер, - она задышала еще чаще, издала какой-то особый, сдавленный стон, изогнулась дугой - так, как только позволяли ее узы, - и подставила мне свою письку. Я, удивленно поняв, что ей нравится, когда я трогаю ей ТАМ, стал красить ее вторым, третьим слоем, стараясь проникнуть внутрь, в складочки... Я впервые видел женскую письку, и мне было очень интересно превращать ее в блестящее черное месиво.
Аня хрипела и насаживала свою письку мне на кисть. Я все-таки спросил ее: "тебе что, приятно?" - и Аня простонала в ответ, зажмурив глаза, и судорожно закивала головой, - а потом сказала: "потрогай ТАМ... пожа-а-алуйста!.." Я коснулся рукой ее письки... рука моя будто окунулась в горячий черный гель, - а Аня завыла, как зверек, и задергала тазом, подсказывая мне, как ее трогать. Я вначале не понял и просто теребил ее письку, - но Аня хриплым шепотом подсказала мне: "потри!.." Я начал тереть ей письку пальцем... и тут началось что-то невообразимое: Аня стала с силой насаживаться писькой на мой палец, задергала бедрами, как в истерике, закрыла глаза... Из нее вырвался какой-то надсадный стон, она закричала - все громче и громче: "А! а-ааа! аааааааыыыы!..." по телу ее прошла судорога - и я почувствовал, как из ее письки мне в руку брызжет что-то горячее - как из пульвезатора. С моей руки потекли черные ручейки... сам я в каком-то трансе мял и тер Анину письку, интуитивно подстраиваясь под ритм ее судорог - а Аня верещала, как резаная, срываясь на хрип...
Так продолжалось довольно долго - может быть, минуту, а может - и больше. Я был до крайности удивлен и заинтригован происходящим: дело явно обернулось как-то совсем не так, как я предполагал. Во мне тоже поднималась какая-то тягучая волна, незнакомая и приятная, как щекотка... Наконец Аня стала затихать, издала несколько пронзительных стонов-отголосков, потом - вздохнула глубоко-глубоко, так, что ее выкрашенная грудь чуть не коснулись моего лица, - с шумом выпустила воздух, как-то обмякла вся, как воздушный шарик, - и в изнеможении опустилась на пол.
Я смотрел на нее, не зная, что сказать. Передо мной сидело нелепое черное существо со слипшимися черными патлами, торчащими сиськами и розовыми ногами; оно закрыло глаза и глубоко-глубоко вздыхало, как бы выпуская из себя пары страшного напряжения. Руки существа безвольно обмякли и повисли на веревках.
Наконец Аня издала особый, "финальный" вздох, потянулась, как после сна, и открыла глаза. Она посмотрела на меня, потом на свое тело... и сказала то, что я меньше всего ожидал услышать от нее:
- Ты меня докрасишь?
Я, вне себя от удивления, спросил:
- А тебе - что... хочется этого?
Она устало улыбнулась - белые зубки сверкнули на черном личике, - и ответила:
- Ну, раз начал уже... смотри - ноги недокрашены... и руки, и сзади...
И тогда я стал "докрашивать" ее. Она встала, и я заново выкрасил ей письку, потому что всю краску смыло потоком, хлынувшим из нее - я все хотел спросить Аню, что это было, но стеснялся, - покрасил ей ноги, руки, пальчики на руках и ногах... потом Аня попросила отвязать ее, чтобы было удобнее красить сзади. У меня было мелькнула мысль насчет коварства - "отвяжу, а она полезет драться", - но Ане так явно нравилось подставлять голое тело под мою кисть, что я сразу отвязал ее. Тут она безмерно озадачила меня новой просьбой:
- А теперь... привяжи меня спиной к себе. Ну пожа-а-алуйста!..
Я, открыв от удивления рот, послушался ее и начал красить заново привязанной Ане спину. Краска стекала по ней густыми ручейками, щекоча ей кожу, и Аня тихо подвывала. Кровожадность моя давно пропала, неожиданно сменившись совсем другим чувством: мне хотелось сделать Ане приятно. Я ничего не понимал, но интуитивно чувствовал, что ей приятно от того, как я "мучаю" ее - и приговаривал, водя кистью по ее телу:
- Ага, вот тебе... Будешь черной, как черт, как трубочист, черной-черной... Даже негры не бывают такие черные... Будешь черной вся, с ног до головы... ни единого белого пятнышка... и всегда будешь черной, и люди будут на тебя смотреть и думать: какая она черная!..
Аня выворачивала шею, пытаясь увидеть, как я крашу ее. Я идеально точно почувствовал, что надо говорить: слова мои оказывали магическое воздействие - Аня снова начинала тяжело, быстро дышать, снова застонала - все громче и громче, - захрипела, завиляла бедрами... И, когда я покрасил ее сверху донизу, не оставив ни единого чистого пятнышка на теле, ни единого незакрашенного волоска на голове, и рассказал ей об этом, - черное блестящее чудовище, которое только что было Аней, застонало совсем уже надсадно, и выгнулось в невообразимой позе, подставляя мне голую задницу и письку. Я сообразил, что нужно делать - и сказал:
- А сейчас мы покроем твою письку новым слоем - чтобы она была черная-черная... чтобы ты ее никогда не отмыла... - и стал заново красить ее письку.
Далее все было так же, как и десять минут назад, - только я уж знал, что делать, и в нужный момент схватился за Анину письку рукой и мял ее, захватывая на этот раз и анус, и всю промежность. Я приспособился: вычислив, что Аня кричит громче всего, когда я слегка ввожу палец в ее дырочку и подталкиваю вверх, «подтирая» при этом все ее письку ладонью, я стал «толкаться», согласуя ритм толчков с ритмом Аниных выгибаний. От этой процедуры Аня заныла так, будто у нее болят зубы, и сквозь стон шептала мне - «ой как хорошо… хорошооооо!.. еще, пожалуйста… ну пожааааалуйста!!!..», а потом потеряла способность говорить и только утробно выла, как кошка. Я делал ей «еще» и «еще» - все быстрее и лихорадочнее; Аня раскорячилась, выгнув попку и подставив мне все свое "хозяйство", и опять кричала и хрипела, будто ее режут, и опять из ее письки стало брызгать белой жидкостью, которая моментально смешивалась с краской и стекала черными каплями с руки...
После всего она, отдышавшись, вдруг спросила:
- В банке еще есть краска?
Банка была еще на треть полной. Тогда Аня сказала:
- Какая я все черная... настоящая негритоска. А давай играть в негров? Только развяжи меня...
Я