доктора, симулирую сон. Как я и ожидал, доктор является ко мне в компании с моей тётей. Они приближаются к краю моей постели. Я лежу на спине, преднамеренно позволив тонкому летнему покрывалу приподняться и выставить вздутие над моим сильно вставшим хуем.
- Обрати внимание! - слышу я шёпот доктора.
Приподняв ресницы, вижу, как её рука осторожно скользит под покрывала, и чувствую, как мой дрекол оказывается у неё в мягких полных пальцах и начинает так живо трепетать, что мне становится понятно: хватит хитрить, пора просыпаться, и я сразу же открываю глаза. Моей тёте это нисколько не мешает, она продолжает держать его всё ещё в руке, нежно пожимая. И говорит:
- Мой дорогой племянник, ваш дядя привёл меня, чтобы посмотреть, нельзя ли мне облегчить эту необычную твёрдость и боль, которую вы ощущаете в этой вашей безмерной вещи. Позвольте мне взглянуть на неё.
Она тут же отбрасывает покрывало, и мой огромный дрекол взлетает во всей славе самой непоколебимой стоячки.
- Честное слово! Что за монстр! - вскрикивает она, пристально рассматривая то, что открылось её взгляду.
В глазах её искры, а лицо полыхает.
Доктор приближается и также с очевидным восхищением хватается за него.
- Мое сокровище, ты в состоянии будешь поместить его в свою натуральную тёплую ванну? Ведь он настолько большой!
- О! У меня в этом нет малейшего сомнения! Я сумею успокоить и избавить его от всякой боли. Бедный парень, как он пульсирует! Именно это причиняет вам сильную боль, дорогой Чарльз?
- О, да! Ваша рука, кажется, делает его ещё твёрже, чем прежде, но в то же самое время вызывает какое-то странное чувство - чудеса да и только! вот-вот закружится голова и я упаду в обморок. - Облегчите же меня, дорогая тётушка! Доктор сказал мне, что вы сможете это, если захотите.
- Конечно, смогу, мой дорогой мальчик! Только вот есть одна загвоздка. Мой способ - это большая тайна, известная лишь вашему дяде и мне самой; и вы должны уверить меня, что никогда и ни с кем не поделитесь им, а уж тем более не станете рассказывать о ходе лечения. Только моя сильная привязанность к вам заставляет меня сделать что-то посильное, чтобы облегчить вас. Обещаете не быть болтливым?
- Моя дорогая тетя, вы можете быть уверены в этом, ведь я буду слишком много обязан вам, чтобы когда-нибудь даже подумать о выдаче секрета вашей восхитительной доброты. Сделайте же, прошу, сделайте это сразу! Уж очень я странно себя чувствую и разрываюсь от боли.
- Ну ладно, подвиньтесь и уступите мне место возле вас, чтобы я смогла прилечь; доктор накроет нас, и я быстренько ослаблю эту одеревенелость.
Она взбирается на кровать, ложиться спину, натягивает на нас простыню и говорит мне:
- Для того чтобы побыстрее избавить вашу закорючку от одеревенелости, её надо поместить в ножны, которые находятся в моём теле, внизу моего живота. Сейчас я его оголю, а вы взбирайтесь на меня.

Я нарочито неловко делаю это, и она, схватив мой стоящий дрекол, помещает его набалдашник между уже довольно влажными губами, сказав мне:
- Втолкните-ка это подальше!
Мгновенно скользнув чуть ли не до стручков в её восхитительные ножны, я вскрикиваю:
- О, небеса! Как же здорово! Дорогая, дорогая тётушка, что мне теперь нужно делать? Я чувствую, будто собираюсь умереть.
Явленная мною невинность, кажется, усиливает её удовольствие. Она отбрасывает в сторону простынь, нас покрывающую, и, крепко обхватив моё тело руками и ногами, просил меня:
- Заставьте свою закорючку ходить туда и обратно, подвигайте вверх и вниз жопой!
- Чем-чем?
- Задницей, седалищем, тем местом, которым вы садитесь...
Я следую за её указаниями, а она помогает мне с редким искусством, замечательно сжимая и стискивая мой инструмент, когда я беру назад, и отступает, чтобы опять сойтись встречными ударами сверху и снизу. И всё это с выражением самого сладострастного восхищения. Я чувствую, как мои тестикулы охватывает и мягко сжимает рука доктора. Отдавая себе полный отчёт, что кризис приближался, я с криком экстаза пихаю до отказа, но вспомнив о своей роли, восклицаю:
- Ах, я умираю, дорогая тётя! Ах! ах! остановитесь! остановитесь! Я - не могу - не могу - стерпеть это.
И замираю, сделав вид, что лишился чувств. Но могу слышать тетю, бормочущую:
- Какой милый, восхитительный мальчик! Мне ни разу ещё не приходилось иметь в себе такого великолепного хуя и так здорово ебаться. Боюсь, как бы дорогой ребенок не упал в обморок от новизны ощущений и избытка наслаждения. Но его великолепный хуй всё ещё пульсирует во мне. Так очаровательно! Не знаю, доктор, можно ли только по корню почувствовать, как он твёрд.
Я чувствую, что доктор схватывает его, заставляя яростно пульсировать.
- Милый мальчик снова задеревенел, словно и не кончал. Как только он придёт в себя, тебе предстоит ещё одна ебля с ним. Я рад этому, поскольку это восхитительно видеть вас за этим, особенно со столь роскошным хуем, работающим над тобой. - Это - самое большое удовольствие, которое ты когда-либо давала мне таким образом.
- Не удивляюсь этому, мой дорогой, поскольку никогда в жизни раньше не встречалась с таким прелестным хуем. Помнишь: когда только мы увидели моего племянника, мог бы кто-нибудь из нас подумать, что у него в брюках может быть такая роскошь? Ах, похоть так и съедает меня... и я поте-те-текла. Ах!- ах!
И она сливает ещё один обильный горячий поток на мой дрекол, приведя его тем самым в восторг. Я позволяю ей упиваться экстазом её второй сладострастной разгрузки, пока не нахожу, что её чувственные страсти опять возбуждены и она желала бы приступить к более активным действиям.
- Ах, где я? - поднимаю я голову и с деланным удивлением взираю на тётю. - Что случилось? Я был в раю! Ах, дорогая, как оказался я здесь? Ах да, помню-помню, тётушка, вы обещали уменьшить степень моей твердости... и это оказалось так приятно!.. Но я чувствую, что она твёрже, чем раньше... Вы попробуете снова облегчить меня? Или нет, дорогая тетушка?
- Не сомневайтесь, мой дорогой племянник! Вам надо только делать так, как вы сначала уже делали, подвигайтесь туда и сюда, а я буду помогать вам. И может быть мы преуспеем на сей раз лучше, чем прежде.
Конечно, я теперь менее неуклюж, а она более энергична. Я чувствую, как доктор вставляет увлажненный палец мне в зад и двигает им в унисон с нашими толчками. Тётя кричит мне:
- Ну же! Быстрее, быстрей!
И мы скоро оказываемся в великом кризисе, содрогаясь с рыданиями и вздохами восхищения. Я снова падаю на её вздымающуюся грудь, и на самом деле лишённый самообладания от ввергающих в экстаз наслаждений, полученных в этом необыкновенном влагалище. Я поднимаю свои влажные от любви глаза к лицу тёти, и она обеими руками обхватывает мою голову и, притянув мои губы к своим, долго-долго целует их, словно желает удовлетворить жажду, проталкивает свой язык мне в рот, и я его немедленно всасываю. Она тогда просит меня:
- Дайте мне свой.
Так мы лижем языки друг друга минуту или две. Потом она спрашивает:
- Ну как ваша закорючка, меньше болит? И ослабла ли её твёрдость?
- Немного, дорогая тетушка, но я чувствую, что она опять