Маша и Медведь
обволокла Машу такой сумасшедшей сладостью, что оргазм, огромный, щедрый, влажный, прямо-таки хлынул из нее, брызнул, как гейзер, залил ее радужной патокой, зажег сладкие голубые искры в теле - и понемногу, по капельке вытек из нее, освобождая тело от жара... и только тогда Маша осознала толчки, сотрясавшие ее снизу.
Она не заметила, когда он раскупорил ее, не поняла, когда стала женщиной; был только шок от оргазма, от боли и от того, что ее УЖЕ трахают, трахают взаправду, вот прямо здесь, сейчас... «Вот оно», думала она; «вот и свершилось... Господи!» Это были и не мысли даже, а тени, обрывки мыслей, обугленные сексуальной мукой, как клочки бумаги в камине. Оргазм дрожал в ней где-то у самого выхода, набухая новыми соками, – и Маша уже чувствовала в себе твердое, требовательное, чувствовала, как оно распирает ее, разжигая скребущую боль и желание...
- Мммммммммм!.. – металась она, уворачивая лицо от губ Медведя. «Голая, голая, голая! трахают, трахают, трахают, трахают», - стучало в ее голове; вдруг ей стало страшно и брезгливо, будто она увязла в паутине... но все смыла новая волна сладости, и Маша растаяла в двух сладких омутах – во рту, залитом мягким языком Медведя, и в лоне, натянутом его огромным членом. Теперь уже она чувствовала его в себе: это было больно, непривычно - и по-новому хорошо, мучительно хорошо и сладко...
- А! А! А! А! – кряхтела она, содрогаясь под напором Медведя. Тот вдруг крепко сжал ее грудь, потянул к себе соски, как вожжи, – и Машу пронзила новая молния горячей боли, сместившись вниз, туда, где горела и кричала недолюбленная ее утроба. – Ыыыыыыыыы! – выла Маша, изливаясь лавой, и захлебнулась в новом оргазме, гнувшем ее, как лозу.
Он был болезненным, жестоким, ослепительным – и ей казалось, что тело вспарывают изнутри огненными когтями, раздирая его на клочки пылающей, кипящей влаги.
***
- .... Ооооух! С приобщением тебя! – Медведь обнимал обмякшую Машу, растирая сперму по ее животу. – С премьерой, кукла Маша, пушистенькая моя! Сколько тебе лет? Семнадцать?
- Ыыыыы... – стонала Маша, не в силах ответить ему.
- Ну вот... Ты взрослая, кукла Маша, ты теперь настоящая взрослая женщина... и ты сладкая, как мармеладка. Или как русский пряник. С медом. У тебя медовые волосы. И течешь ты медом. Ты сладкая медовая куколка!.. Хорошо тебе?
- Оооооу... Зачеееем?
- Что "зачееем"?
- Зачем вы... сделали это... Оооооуу!
- Как зачем? А зачем, по-твоему, люди делают это? Ну, ну, ну Маша, Машунька, ты чего, зайка, тебе же хорошо, маленькая моя...
Но Маша всхлипывала, глядя на Медведя прозрачными глазами.
- Сколько у вас уже было девочек? Таких, как я?
- Оооо! Вопрос в корень, что называется. Ну, раз так - слушай, плакса Маша: таких, как ты - ни одной! Таких удивительных красавиц, как ты. Таких странных, умных и талантливых врушек, как ты...
- Почему врушек?!
- ...не перебивай! Ты у меня первая такая, и я тебя так просто не отпущу. Ты наврала мне, а я буду с тобой откровенен: прикипел я к тебе. Крепко. Крепче некуда. Я себя знаю. Ну что, довольна? А теперь, может, расскажешь, кто ты, что ты и зачем?
- Что расскажешь?..
- Уууу, да ты упрямая!.. Ты очень талантливо изображала деревенщину. Так умеет только питерский интеллигент, да и с высшим образованием к тому же, которого у тебя нет, потому что возраст - это единственное, в чем ты не наврала, уж я разбираюсь в этом... Первые сорок секунд я даже верил тебе. А потом мне стало ужасно интересно, зачем ты все это придумала. Расскажешь?
- А вы? Я так и не знаю, как вас зовут...
- Ишь какая! Ты, значит, в молчанку играть, а я тебе все расскажи? Э нет, кукла Маша. Лучше уж я расскажу тебе, кто ты такая. Вернее - расскажу тебе то, что я думал про тебя до недавних пор, но теперь уже сомневаюсь. Я озадачен, ясно тебе? - а я не привык к этому. Думал я, кукла Маша, что ты - клофелинщица или просто воровка. Что ты пускаешь слезу на живца, приманивая, знаешь ли, сердобольных простаков. И стало мне любопытно. Решил я упредить тебя на один ход вперед, а заодно и выяснить, что же ты такое. Решил я сделать так, чтобы у тебя ничего не получилось. Решил я сделать с тобой то, что умею... тем более, что такой красоты, как у тебя, я не встречал уж лет двадцать как. Ну что, неплохо вышло?
- Геээээээ...
- Не реви! А потом я и сам понял, что все не так. Не бывает цел... то есть – девственниц-клофелинщиц. Не так все. А как - я не знаю. А я, кукла Маша, привык знать все. И просто так я тебя не отпущу. То есть я отпущу тебя, конечно, не буду удерживать - но ты оставишь мне свой телефон и мэйл. Я прикипел к тебе, маленькая врушка Маша, и такого со мной еще не было, хоть мне и сорок два... но все равно я на один ход впереди тебя! Один-ноль в мою пользу, кукла Маша!
...Провожая ее к лифту, он повторял ей:
- Один-ноль! Помни об этом, кукла Маша, и жди звонка! - говорил он, глядя Маше в глаза. – И береги себя, слышишь? Прошу тебя!.. - крикнул он ей совсем другим тоном, когда закрывался лифт.
***
...Открытие симпозиума ознаменовалось странным казусом. Гвоздь заседания – знаменитая Маша Конькова – опаздывала, и к 12.30, когда отзвучали все торжественные речи, ее все еще не было.
Мобилка ее не отвечала, и пришлось объявить:
- Уважаемые коллеги, к сожалению, Маши Коньковой, по-видимому, нет в зале...
- Как это нет? – раздался знакомый голос. – Я тут!
К трибуне вышла черноволосая девушка в черном костюме, броско и эффектно накрашенная, стильная и изысканная, как модель с рекламы французских духов...
- Госсссспади! Ма-а-аша! – раздался вдруг старушечий вопль из задних рядов.
Все обернулись туда и посмотрели на пожилую даму с брошью, которая уставилась на девушку в черном, открыв рот.
- Не бойся, бабуль! – звонко крикнула ей девушка. – Это всего лишь крем-краска. Смоется за две головомойки. Я специально попросила такую. Здравствуйте, уважаемые коллеги, уважаемые участники и гости симпозиума! – она повернулась к столу, за которым расположилась комиссия. – Прошу простить мне этот маленький маскарад. Смею уверить вас – я изменилась только внешне, и то не надолго. Здравствуйте, господин Медв... извините, Оголевец! – обратилась она к высокому мужчине, который пристально вглядывался в нее. – Надеюсь, вы узнали меня? Думаю, наш счет изменился. Один-один, верно? А то и два-один. В пользу сами знаете кого... Впрочем, это покажет наша сегодняшняя дискуссия. А теперь – предлагаю приступить к повестке дня...
Она не заметила, когда он раскупорил ее, не поняла, когда стала женщиной; был только шок от оргазма, от боли и от того, что ее УЖЕ трахают, трахают взаправду, вот прямо здесь, сейчас... «Вот оно», думала она; «вот и свершилось... Господи!» Это были и не мысли даже, а тени, обрывки мыслей, обугленные сексуальной мукой, как клочки бумаги в камине. Оргазм дрожал в ней где-то у самого выхода, набухая новыми соками, – и Маша уже чувствовала в себе твердое, требовательное, чувствовала, как оно распирает ее, разжигая скребущую боль и желание...
- Мммммммммм!.. – металась она, уворачивая лицо от губ Медведя. «Голая, голая, голая! трахают, трахают, трахают, трахают», - стучало в ее голове; вдруг ей стало страшно и брезгливо, будто она увязла в паутине... но все смыла новая волна сладости, и Маша растаяла в двух сладких омутах – во рту, залитом мягким языком Медведя, и в лоне, натянутом его огромным членом. Теперь уже она чувствовала его в себе: это было больно, непривычно - и по-новому хорошо, мучительно хорошо и сладко...
- А! А! А! А! – кряхтела она, содрогаясь под напором Медведя. Тот вдруг крепко сжал ее грудь, потянул к себе соски, как вожжи, – и Машу пронзила новая молния горячей боли, сместившись вниз, туда, где горела и кричала недолюбленная ее утроба. – Ыыыыыыыыы! – выла Маша, изливаясь лавой, и захлебнулась в новом оргазме, гнувшем ее, как лозу.
Он был болезненным, жестоким, ослепительным – и ей казалось, что тело вспарывают изнутри огненными когтями, раздирая его на клочки пылающей, кипящей влаги.
***
- .... Ооооух! С приобщением тебя! – Медведь обнимал обмякшую Машу, растирая сперму по ее животу. – С премьерой, кукла Маша, пушистенькая моя! Сколько тебе лет? Семнадцать?
- Ыыыыы... – стонала Маша, не в силах ответить ему.
- Ну вот... Ты взрослая, кукла Маша, ты теперь настоящая взрослая женщина... и ты сладкая, как мармеладка. Или как русский пряник. С медом. У тебя медовые волосы. И течешь ты медом. Ты сладкая медовая куколка!.. Хорошо тебе?
- Оооооу... Зачеееем?
- Что "зачееем"?
- Зачем вы... сделали это... Оооооуу!
- Как зачем? А зачем, по-твоему, люди делают это? Ну, ну, ну Маша, Машунька, ты чего, зайка, тебе же хорошо, маленькая моя...
Но Маша всхлипывала, глядя на Медведя прозрачными глазами.
- Сколько у вас уже было девочек? Таких, как я?
- Оооо! Вопрос в корень, что называется. Ну, раз так - слушай, плакса Маша: таких, как ты - ни одной! Таких удивительных красавиц, как ты. Таких странных, умных и талантливых врушек, как ты...
- Почему врушек?!
- ...не перебивай! Ты у меня первая такая, и я тебя так просто не отпущу. Ты наврала мне, а я буду с тобой откровенен: прикипел я к тебе. Крепко. Крепче некуда. Я себя знаю. Ну что, довольна? А теперь, может, расскажешь, кто ты, что ты и зачем?
- Что расскажешь?..
- Уууу, да ты упрямая!.. Ты очень талантливо изображала деревенщину. Так умеет только питерский интеллигент, да и с высшим образованием к тому же, которого у тебя нет, потому что возраст - это единственное, в чем ты не наврала, уж я разбираюсь в этом... Первые сорок секунд я даже верил тебе. А потом мне стало ужасно интересно, зачем ты все это придумала. Расскажешь?
- А вы? Я так и не знаю, как вас зовут...
- Ишь какая! Ты, значит, в молчанку играть, а я тебе все расскажи? Э нет, кукла Маша. Лучше уж я расскажу тебе, кто ты такая. Вернее - расскажу тебе то, что я думал про тебя до недавних пор, но теперь уже сомневаюсь. Я озадачен, ясно тебе? - а я не привык к этому. Думал я, кукла Маша, что ты - клофелинщица или просто воровка. Что ты пускаешь слезу на живца, приманивая, знаешь ли, сердобольных простаков. И стало мне любопытно. Решил я упредить тебя на один ход вперед, а заодно и выяснить, что же ты такое. Решил я сделать так, чтобы у тебя ничего не получилось. Решил я сделать с тобой то, что умею... тем более, что такой красоты, как у тебя, я не встречал уж лет двадцать как. Ну что, неплохо вышло?
- Геээээээ...
- Не реви! А потом я и сам понял, что все не так. Не бывает цел... то есть – девственниц-клофелинщиц. Не так все. А как - я не знаю. А я, кукла Маша, привык знать все. И просто так я тебя не отпущу. То есть я отпущу тебя, конечно, не буду удерживать - но ты оставишь мне свой телефон и мэйл. Я прикипел к тебе, маленькая врушка Маша, и такого со мной еще не было, хоть мне и сорок два... но все равно я на один ход впереди тебя! Один-ноль в мою пользу, кукла Маша!
...Провожая ее к лифту, он повторял ей:
- Один-ноль! Помни об этом, кукла Маша, и жди звонка! - говорил он, глядя Маше в глаза. – И береги себя, слышишь? Прошу тебя!.. - крикнул он ей совсем другим тоном, когда закрывался лифт.
***
...Открытие симпозиума ознаменовалось странным казусом. Гвоздь заседания – знаменитая Маша Конькова – опаздывала, и к 12.30, когда отзвучали все торжественные речи, ее все еще не было.
Мобилка ее не отвечала, и пришлось объявить:
- Уважаемые коллеги, к сожалению, Маши Коньковой, по-видимому, нет в зале...
- Как это нет? – раздался знакомый голос. – Я тут!
К трибуне вышла черноволосая девушка в черном костюме, броско и эффектно накрашенная, стильная и изысканная, как модель с рекламы французских духов...
- Госсссспади! Ма-а-аша! – раздался вдруг старушечий вопль из задних рядов.
Все обернулись туда и посмотрели на пожилую даму с брошью, которая уставилась на девушку в черном, открыв рот.
- Не бойся, бабуль! – звонко крикнула ей девушка. – Это всего лишь крем-краска. Смоется за две головомойки. Я специально попросила такую. Здравствуйте, уважаемые коллеги, уважаемые участники и гости симпозиума! – она повернулась к столу, за которым расположилась комиссия. – Прошу простить мне этот маленький маскарад. Смею уверить вас – я изменилась только внешне, и то не надолго. Здравствуйте, господин Медв... извините, Оголевец! – обратилась она к высокому мужчине, который пристально вглядывался в нее. – Надеюсь, вы узнали меня? Думаю, наш счет изменился. Один-один, верно? А то и два-один. В пользу сами знаете кого... Впрочем, это покажет наша сегодняшняя дискуссия. А теперь – предлагаю приступить к повестке дня...