как одна моя рука проникает к ней за пазуху и овладевает двумя твёрдыми округлыми малышами, эмоционально заколыхавшимися под моими нежными поглаживаниями.
- Это - всё любовь, дорогая! И к тому же нас никто не видет. А вы не можете слышать, как Франк и Люизе целуются... Разве это не восхитительно, думать, что они делают то же самое, и быть уверенной в сохранении своей тайны?
Глубокий вздох - вот единственный мне ответ, и опять наши губы встречаются в длинном сочном поцелуе. Мой язык проталкивается к ней в рот и щекочет наконечник её собственного бархатного органа речи. На ощупь я могу чувствовать, насколько вспучились и затвердели соски её девственной груди - словно небольшие петушки.
И шепчу ей:
- Позвольте мне поцеловать их.
- Кажется, я не в состоянии ни ...в чём отказать - вздыхает она. - Вы - такой решительный... Ах, если бы только мама видела всё это?
Эти слова она произносит в тот момент, когда мои губы прилипают к её титечкам, а незанятая рука находит бёдра. Вначале тесно прижатые друг к другу, они постепенно, под лёгким моим нажимом расслабляются, так что некоторое время спустя мне позволяется достичь до самой её пиздёнки, которую я нахожу слегка опушенной мягкими волосиками, и вскоре начинаю легонько дрочить указательным пальцем. Милая девочка так извивается от этого двойного возбуждения, что я могу почувствовать, как одна её рука касается поверх моих штанов моего взрывающегося дрючка, доставляя мне такое же наслаждение, что и я ей. Одну за другой она расстёгивает пуговицы, после чего её мягкая деликатная рука завладевает и с неудовлетворённым желанием пальпирует мой твёрдый обнажённый предмет.
- Ах, - шепчет она, - наконец я удовлетворена! У нас в доме несколько месяцев назад была служанка, которая спала в нашей комнате и имела обыкновение щекотать и вот так играть с нами. Она говорила нам, что у мужчин есть длинная вещь столь же твёрдая как железо, которой они угождают леди, подвигая их им в животы, и что именно так делаются младенцы. Вы верите этому? Она всегда пихала свои пальцы в нас, - также как вы делаете мне сейчас, и - и - и..
Тут она запинается и, кажется, содрогается от наслаждения и, как раз тогда, когда вся её рука обливается моей икрой, я также чувствую, как её выделения теплым потоком растекаются по моим пальцам.
- Не правда ли, как это восхитительно? – на ухо спрашиваю я её.
Её рука, сначала крепко державшая верхушку моего пульсирующего дрекола, теперь мягко передвигается вверх и вниз по стволу, смазывая по нему мои расходы. Наслаждение получается действительно возбуждающее; я прошу её затолкнуть свой язык мне в рот, и мы продолжаем взаимное трахание, пока она от экстаза почти не теряет сознание.
Когда она немного приходит в себя, я спрашиваю её, что такое она собиралась рассказать мне о служанке перед тем, как запнулась.
- Пожалуйста, дорогуша моя, расскажите мне всё! - прошу я любовным шёпотом. - Нам нечего теперь скрывать друг от друга; у вас не может быть тайн от любящего вас Уолтера.
- Это было настолько забавно... - отвечает она. - Не знаю, как она могла делать такое, но Мэри столь любила сосать и целовать нас там, где сейчас ваша рука, дорогой мой... Но было настолько хорошо, что вы не можете вообразить, какое удовольствие мы получали, когда она нам это делала.
- Любовь моя, Имилья, тогда позвольте и мне поцеловать вас там... - шепчу ей в ухо. - И было бы так возвышенно, если и вы поцелуете меня. Мне очень хочется почувствовать любовные укусы ваших прелестных зубов у меня на Купидоновой стреле. Франк и Луиза слишком заняты, чтобы заметить то, что мы делаем.
Склонив согласную девочку назад на мягкую песочную подушку и изменив своё собственное положение, мы вытягиваемся во всю длину рядом друг с другом, нетерпеливо приготавливаясь к игре; моя голова прячется у неё меж бёдер, которыми она, как только мой язык вставляется в её любовный разрез, вожделенно сжимает меня; получается прекрасный гамаюшинг.
Я раздуваю похотливость её жаркого темперамента так, что она с восхищением вскрикивает, заставив тем самым Франка и Люизу спросить:
- Что вы там делаете?
Мы ничего не отвечаем. Она с явным удовольствием сосёт мой восхищенный дрекол, перебирает руками и целует мои шары, пока я не мету икру ей в рот, таким образом её зубы компенсируют нежные заботы моего собственного активного языка. Она высасывает всё это, пока я возмещаю её любовные заботы лучшими из способностей моего собственного активного языка.
Как только с этим у нас покончено, я беру Имилью за руку, и мы на ощупь отправляемся к нашим компаньонам.
- Как я полагаю, вы заняты тем же, что и мы, - говорю я им.
- Присоединяйтесь к нам, - соглашается Френк.
И мы уже без малейшей сдержанности возобновляем нащупывание петухов и пизд, пока внезапно занавес не падает и до нас не доносятся смеющиеся голоса Розы и Энни, кричащих:
- Вот они где! Что эти грубые мальчики делают с вами, юные леди?
Имилья и Люиза приходят в замешательство, но девушки нежно уверяют их, что будут хранить тайну и, мало того, познакомят их с многими другими забавами но только после отхода ко сну, ибо уже темнеет и надо возвращаться домой.
Поскольку я ранее обратил внимание на то, что крыло особняка, в котором все мы спали, было в противоположной стороне от того, где располагались папа, мама, и слуги, то как только все расходятся, Франк и я смело присоединяемся к девушкам в одной из их двух комнат. Обе мисс Брюс необыкновенно краснеют, увидев, как мы входим в одних только рубашках, тем более что одна из них сидит на ночном горшке, а другая перед зеркалом демонстрирует свои прелести моим любознательным кузинам .
- Всё в порядке, мои дорогуши!- восклицает Энни. - Между нами и мальчиками нет никаких стеснений... Но вас мы всё же хотим наказать за то, что вы в пещере позволили этим бесстыдникам осмелиться на такие вольности с вами. Ваши задницы должны поплатиться, юные леди, могу уверить вас.
И вынимает из ящика пару тонких берёзовых прутьев. На самом-то деле эта идея была предложена ей мною, а я вычитал её из книги под названием "Роман Вожделения".
Вдоль стены стоит большая кровать, а в углу комнаты - другая такая же, но для нашей программы хватит и одной только кушетки. Энни и Роза явно настроены получить удовольствие; всем приказано раздеться, снять рубашки и сорочки, после чего я взваливаю Имилью себе на спину, а Франк делает то же самое с её сестрой.
Софи и Полли вручены прутья, и те весело стегают нас и задницы наших наездниц, тогда как мы носимся вокруг комнаты. Сестрички не могут взять в толк, смеяться ли или кричать, но, почувствовав большую чем обычно боль, вынуждены поднять вопль; наши же дреколы становятся уж совсем необузданными, и хотя мы вовсе не нуждаемся ни в каком дополнительном возбуждении, тем не менее девушки очень строги с нашими огузками, хотя не столь суровы как с сестричками. Милушка Имилья так свешивает свои ноги, скрученные ниже моих подмышек, что её симпатичные ступни в очаровательных маленьких шлепанцах весьма восхитительно дрочат мой петух, оказавшийся между ними.
Вид наших красных страдающих