делся, и мной никто не занимался. Меня бросили! Все только глазели, улыбались, хихикали, шушукались - но никто не сказал мне, что делать. А спросить я стеснялась. Я и сейчас стеснительная, а тогда... я представила, как пристаю ко всем подряд - голая, с ног до головы в краске, - стараюсь никого не запачкать... нет, это было совершенно невозможно!
Я стояла в ступоре, Сергей стоял со мной рядом и пытался меня развлечь. Меня раздирали противоречия: с одной стороны я видела, что он не хочет бросать меня неловком положении, и была благодарна ему; с другой - ведь я была голая... Я стояла прямо перед ним во всей красе. Тело у меня было зрелое, с большой грудью, широкими бедрами и очень волосатым Этим... Я смотрела на свое тело, в котором не было ничего человеческого - блестящее, как ...латекс, густо-зеленое, ровного резинового оттенка, - видела свои голые соски, бедра...
И вот тогда меня начало томить особое чувство наготы. Оно забурлило и вскипело во мне, оно прямо выливалось из меня!.. Это чувство было знакомо мне и раньше, но совсем немного (публично я никогда не раздевалась), - а сейчас оно просто затопило меня, как жижа, в которую я ныряла. Краска на коже не ослабляла, а усиливала это чувство: ветерок холодил ее, и каждой клеточкой я вдвойне и втройне чувствовала, что я ГОЛАЯ...
А самое ужасное - я почувствовала возбуждение! И оно возрастало с каждой секундой... Хоть я была тогда еще девушкой, - но сладкие волны в теле мне были ой как знакомы! Они мучили, они просто распирали меня - и мне хотелось... не знаю, чего мне хотелось! Хотелось, чтобы меня просверлили взглядами, чтобы схватили грубо, как тряпку, как вещь, окунули в краску, вывозили в грязи, облапали бы мне всю срамоту, застыдили бы меня до смерти...
Я даже не догадалась зайти за заслонку, и стояла у всех на виду. Слой краски, покрывавший меня, был очень густым, и я начала снимать краску руками с тела и с волос. Но она уже сильно загустела, и я только размазывала ее по себе, как клейкий гель.
Мы с Сергеем стояли там, наверно, полчаса. За это время съемочная группа ушла, и мы остались почти что одни. Несколько человек спрашивали меня, почему я не иду мыться, и я отвечала, что еще не обсохла и боюсь запачкать все на свете. Каждый раз, когда со мной, голой, кто-то заговаривал, я обливалась внутри стыдной волной. Никогда не думала, что собственное голое тело может так волновать! Впрочем, я просто забыла, как когда-то, года три назад, раздевалась догола, становилась перед зеркалом, обсматривала себя, любовалась - и мастурбировала до звона в ушах...
Сергей развлекал меня. Он был очень мил; ему удалось вывести меня из ступора, и я даже расшалилась - мазнула ему рукой нос и щеки. Прошло минут сорок, и я почувствовала, что меня будто затянули в полиэтилен, как колбасу, а волосы превратились в колючую арматуру: краска высохла. Меня это и смешило, и пугало; я сделала попытку пройтись - и обнаружила, что краска тянет кожу так, что даже трудно ходить. Я ойкала и визжала, возбуждая в Сергее сочувствие... И тут он сказал:
- Марин, а давай ко мне? На машине? Небось душ закрыли уже...
Я страшно удивилась.
- Вы что, Сергей Анатольич? Я же вам запачкаю все на свете... Будет вам в машине креативный дизайн...
- Ну чего ты запачкаешь? Ты подсохла уже, и мы тебе халатик твой подстелим. Сядешь на него - и все... А дома у меня вымоешься как следует.
В киношном душе были вечные проблемы с горячей водой, и я заколебалась.
- А... а...
- Бэ, - передразнил меня Сергей. - Столько целовались, а она еще акает!
- Ну, так то ж в кино, понарошку! - протянула я - и вдруг поняла, что мне ужасно хочется поехать к нему. Вот так вот: голой и в краске. Экстрим!.. У меня аж нервы все искрами взвились... в душе-то я была отпетой хулиганкой, хоть и стеснялась это показывать.
Такого приключения у меня еще не было… Когда мы отъезжали, меня вдруг как ударило:
- Одежда! Моя одежда! И вещи... Я все забыла в гримерке!!!
- Ну, ну... возвращаться - плохая примета, сказал Сергей, хитро поглядывая на меня в зеркало.
- Ну Сергей Анатольич, ну вы что! Как же я буду... вот такая... (я стеснялась сказать "голая")... вот ТАКАЯ - посреди города? А как я от вас пойду?
- А зачем тебе от меня идти? Останешься жить у меня. Наложницей...
- Э нет. Лучше уж вы моим наложником будете - подхватила я, растворяясь внутри от сладкой жути: что же будет? Приключение, в которое я влипла, волновало меня до дрожи. О Сергее, как и обо всех актерах, шла стыдливая молва, - но для меня, малолетней пацанки, это только добавляло шарма...
Кода мы приехали, уже стемнело. Я вылезла на асфальт, в ужасе оглянулась, нет ли зрителей, - и скорее натянула халат, который, к моему удивлению, даже не прилип к попе. Тело было шершавым, как цемент... Входя в лифт, я смертельно перепугала какого-то пьяного, который заорал благим матом, увидев меня; я тоже перепугалась и завизжала - мы напугали друг друга, как мультяшные звери.
- Ничего, теперь будет меньше пить, - сказал Сергей. - Упился так, что зеленые чертяки мерещатся...
- Вот спасибо! Это я, по-вашему, зеленая чертяка? - возмутилась я, скрестив зеленые руки на груди.
- С точки зрения пьяного, конечно, - уточнил Сергей, - и мы до самой его квартиры бесились и хохотали: я корчила дикие рожи, изображая "чертяку", а Сергей отвечал мне.
Входя к нему, я ощутила холодок внутри; к тому же взгляд мой натолкнулся на то, отчего я снова вскрикнула.
Это было зеркало, обыкновенное стенное зеркало напротив двери. И в нем - темно-зеленый, как лягушка, монстр с колючей травой вместо волос, босой, в перепачканном халате нараспашку... Я, поколебавшись секунду, сняла халат (хоть я и провела голой в обществе Сергея целый час, но раздевание требовало мужества) - уж очень любопытно было посмотреть на себя...
Да-а-а... Тогда уже краска высохла, и я вся была, как пластилиновая или пластмассовая - а я еще представила себя сразу после трюка: мокрая, блестящая, как из болота... Я снова истерически расхохоталась; к тому же я вдруг почувствовала, что возбуждение, копившееся во мне, никуда не делось... Увидев себя голой, и рядом с собой - Сергея, я вдруг как-то очень ясно осознала, ощутила, что я рядом с Сергеем - голая, доступная...
Я развернулась к нему, все еще продолжая смеяться... А он вдруг говорит мне - голосом, от которого у меня побежали мурашки:
- Марин! А что я предложу тебе... Ты игрунья? Любишь игры?
- П-п-пожалуй... - Я еще не понимала, но внутри все замерло.
- Вот и я так думал. А давай сыграем в игру?
- В какую? "Покрась партнера"? Мы уже сыграли в нее...
- Нет, - в интеллектуальную!.. В "самую стохастическую из всех игр", как писали Стругацкие: в орлянку. В орел и решку то бишь.
Я смотрела на него во все глаза. А он продолжал:
- Смотри: вот монетка. Два рубля. Выпадет орел - девочка Марина попытается угадать, чего мне сейчас очень хочется. Больше всего на свете.
- А если решка?
- А если решка - тогда я попробую угадать, чего очень хочется девочке Марине. Ну? Идет?
Отчаянный калейдоскоп завертелся во мне; все это манило меня такой запретной и сладкой жутью, что