Дочь священника
Дочь священника
Эта девочка моя подруга. Или была моей подругой.
Девочками я называю всех привлекательных женщин независимо от возраста. Она же младше меня на полгода. Я с детства знаю, как пахнут ее волосы, но не способен описать этот запах. Может быть, мягкий. Главное в этом запахе то, что если случайно прикоснуться до ее волос и, подождав с полминуты, поднести пальцы к лицу можно все еще услышать его. Тогда я слегка касаюсь пальцами губ. Она красивая, но я не люблю ее. Или я так думал.
Ее отец священник и мой крестный. Он преподает в воскресной школе и часто просит дочь о помощи - мелочи, на вроде уборки в кабинете или подметания крыльца. А она часто зовет за компанию меня - мы ведь друзья и живем в соседних домах. Сегодня, например, я помогал ей разбираться с маленьким садом, разбитым прямо под окном школы.
Она носит скромную одежду. Какая-то невзрачная юбка ниже колен, колготки телесного цвета, светлая блузка. Платок. И вот что странно: она единственный человек из всех кого я знаю, на ком любой наряд оказывается лишь кучей тряпок, не способной хоть как-то изменить ее облик. Просто физической преградой между моим взглядом и ее наготой. Она по-мальчишески закатывает рукава дешевой блузки, обнажая ямки на локтях, а растянутый воротник не скрывает изящно очерченных ключиц. Внутри воскресной школы она ходит босиком. У нее маленькие ступни. Наверное, размером с мою ладонь. Она всегда завязывает платок на голове так, что бы он не мог скрыть всех ее волос. Что бы он не мог лишить меня ее запаха. Зато убранные волосы позволяют увидеть длинную тонкую шею. Я отлично представлял, что отнимают у меня эти тряпки.
Иногда я массировал ей плечи. Это был дружеский жест, но стоя над ней, расслабленно сидящей ко мне спиной, я мог иногда, оттягивая ткань воротника, любоваться на ее небольшую упругую грудь, спрятанную в лифчике чуть большего размера, чем надо. Тогда я дышал с ней в такт, что бы не упустить момент, когда от особо приятного нажатия она собьет ритм резким вздохом и не вздрогнет золотой крестик у нее на груди. Я не видел ее сосков, но представлял, как они напрягаются. Вряд ли она об этом догадывалась.
Я думал об этом сегодня. Сидя на одной из парт, в одиночестве, я злился сам на себя. Глядя в окно за тем, как она пересаживает цветы, я чувствовал себя так, словно меня поймали с поличным. Хотя ничего страшного не произошло - я лишь прикоснулся к ней. Ущипнул губами за мочку уха. Неспособный сдержать сегодня возбуждение я с самого момента нашей встречи то и дело притрагивался рукой к ширинке. Чувствуя, как бесконтрольно напрягается мое тело, я пытался скрыть это, прижать рукой, не позволить увидеть ей. Это было приятно. Но вот мы принялись дурачиться, и в какой-то момент я оказался слишком близко. Я наклонился, что бы что-то сказать на ухо. И ущипнул за мочку.
Вместе с этим я прижался к ее ладони. Я дал почувствовать ей через натянутую ткань джинс, как напряжен мой член.
И вот, сидя в кабинете, затылком к большой иконе спасителя, я корил себя за собственный страх. За свою неспособность посмотреть ей в глаза. Меня хватило лишь на то, что бы сделать вид, будто ничего не произошло, а буквально через минуту сбежать в туалет. Но эти мысли не мешали мне держать руку в кармане и поглаживать себя большим пальцем. Я думал об этой девочке и злился на нее. Я вспоминал ее привычку облизывать губы кончиком языка во время разговора. Вспоминал ее маленькую округлую задницу, которую мне посчастливилось увидеть однажды благодаря случайно задранной юбке. Вспоминал ее запах. Она лицемерна. Мне хотелось сделать ей больно.
Я не заметил, как начал мастурбировать. Сидя боком к окну, закрыв глаза, я чувствовал, как наполняется воздух запахом моей смазки. Не зная, видит ли меня кто-нибудь я, тем ни менее рефлекторно застегнул штаны на пуговицу, едва заслышал звуки шагов за дверью. Она вошла, не глядя на меня. Ее руки были чистыми, а значит, она успела умыться. Это давало надежду на то, что мой поступок остался не замеченным. Меня слишком трясло от возбуждения и нервного напряжения, что бы что-то сказать, она же долго и, как мне начало казаться, бессмысленно копалась в шкафу. Я не выдержал. Соскочив со стола, я пошел к ней, что бы встать у нее за спиной. Девочка обернулась, и мы встретились взглядом.
Она все видела.
В ее глазах был страх. Но не это главное. Ее зрачки - они показались мне огромными. Два бездонных черных колодца. В это момент мир исчез. Осталась лишь тьма зрачков, тело, которое я так жаждал и исходящее от него пульсирующее тепло.
Я скажу твоему папе, что ты меня совратила.
Сейчас я вспоминаю, что произнес именно это. Она что-то шептала. О чем-то просила. Я повторил свою фразу. Она что-то ответила. И облизнулась.
Девочка успела понять свою ошибку за миг до того, как я ее поцеловал. Она не делала ничего в ответ, лишь безвольно приоткрыла влажные губы, я же пьянея, прижал ее тело правой рукой к себе, а левой взялся между ягодиц, так, что бы указательным пальцем даже через колготки и трусы чувствовать вход в анус. Я впивался в нее губами. Я наслаждался вседозволенностью, давая волю рукам. Наигравшись, я с силой повернул и нагнул ее, прислонив лицом к парте. Затем встал на колени и спустил с нее юбку и колготки. Не до конца. Мне не хотелось уничтожать те преграды, которые так долго издевались надо мной. Мне хотелось надругаться над ними.
Она носит детские трусы. Они были мокрыми. Скорее всего, от пота. Я стянул их. Так низко, что бы можно было заставить ее расставить ноги. Ее ноги и лобок выбриты, а запах, который она источает, невообразимо прекрасен. Я отошел на пару шагов, что бы оглядеть всю картину целиком.
В окна бил закатный свет. В пустом кабинете воскресной школы, под снисходительным взглядом волоокого искупителя, грудью на парте лежала девочка, расставив ноги так широко, насколько это позволяла стянутая одежда. Ее лица было не видно - она упиралась лбом в стол, из-под платка волнами разбегались растрепанные волосы. Руки крепко сжимали края столешницы. Девочка, которую я так хорошо знаю, которая так долго была моей подругой. Дочь священника.
Я разделся. Обнажая головку члена, я приблизился к ней вплотную. Девочка молчала, ее била едва заметная дрожь. Мои мокрые от слюны пальцы раскрыли лоно. Нежно розовое, на фоне бледной кожи оно казалось прекрасным бутоном. Я прикоснулся к ней. Лишь слегка раздвинув складки кожи и не спеша двинуться дальше, я чувствовал, как моя влага стекает по ее лепесткам. Мои руки оказались под ее блузкой. У нее тонкая талия. Тело, созданное для удовольствия. Я вошел на всю длину так, что бы яйца коснулись клитора, и замер. Меня наполнял ужас - девочка, которая так доверяла мне, для которой я был не меньше чем брат, сейчас туго обволакивала мой член. Все то время пока мы общались, гуляли вместе, ходили в воскресную школу, в ней существовало это влажное горячее отверстие, способное сделать меня счастливым. В любой момент - во время сна ли, во время молитвы - ее тело, оказывается, способно было подарить мне блаженство. Я сделал второй рывок. Третий.
Эта девочка моя подруга. Или была моей подругой.
Девочками я называю всех привлекательных женщин независимо от возраста. Она же младше меня на полгода. Я с детства знаю, как пахнут ее волосы, но не способен описать этот запах. Может быть, мягкий. Главное в этом запахе то, что если случайно прикоснуться до ее волос и, подождав с полминуты, поднести пальцы к лицу можно все еще услышать его. Тогда я слегка касаюсь пальцами губ. Она красивая, но я не люблю ее. Или я так думал.
Ее отец священник и мой крестный. Он преподает в воскресной школе и часто просит дочь о помощи - мелочи, на вроде уборки в кабинете или подметания крыльца. А она часто зовет за компанию меня - мы ведь друзья и живем в соседних домах. Сегодня, например, я помогал ей разбираться с маленьким садом, разбитым прямо под окном школы.
Она носит скромную одежду. Какая-то невзрачная юбка ниже колен, колготки телесного цвета, светлая блузка. Платок. И вот что странно: она единственный человек из всех кого я знаю, на ком любой наряд оказывается лишь кучей тряпок, не способной хоть как-то изменить ее облик. Просто физической преградой между моим взглядом и ее наготой. Она по-мальчишески закатывает рукава дешевой блузки, обнажая ямки на локтях, а растянутый воротник не скрывает изящно очерченных ключиц. Внутри воскресной школы она ходит босиком. У нее маленькие ступни. Наверное, размером с мою ладонь. Она всегда завязывает платок на голове так, что бы он не мог скрыть всех ее волос. Что бы он не мог лишить меня ее запаха. Зато убранные волосы позволяют увидеть длинную тонкую шею. Я отлично представлял, что отнимают у меня эти тряпки.
Иногда я массировал ей плечи. Это был дружеский жест, но стоя над ней, расслабленно сидящей ко мне спиной, я мог иногда, оттягивая ткань воротника, любоваться на ее небольшую упругую грудь, спрятанную в лифчике чуть большего размера, чем надо. Тогда я дышал с ней в такт, что бы не упустить момент, когда от особо приятного нажатия она собьет ритм резким вздохом и не вздрогнет золотой крестик у нее на груди. Я не видел ее сосков, но представлял, как они напрягаются. Вряд ли она об этом догадывалась.
Я думал об этом сегодня. Сидя на одной из парт, в одиночестве, я злился сам на себя. Глядя в окно за тем, как она пересаживает цветы, я чувствовал себя так, словно меня поймали с поличным. Хотя ничего страшного не произошло - я лишь прикоснулся к ней. Ущипнул губами за мочку уха. Неспособный сдержать сегодня возбуждение я с самого момента нашей встречи то и дело притрагивался рукой к ширинке. Чувствуя, как бесконтрольно напрягается мое тело, я пытался скрыть это, прижать рукой, не позволить увидеть ей. Это было приятно. Но вот мы принялись дурачиться, и в какой-то момент я оказался слишком близко. Я наклонился, что бы что-то сказать на ухо. И ущипнул за мочку.
Вместе с этим я прижался к ее ладони. Я дал почувствовать ей через натянутую ткань джинс, как напряжен мой член.
И вот, сидя в кабинете, затылком к большой иконе спасителя, я корил себя за собственный страх. За свою неспособность посмотреть ей в глаза. Меня хватило лишь на то, что бы сделать вид, будто ничего не произошло, а буквально через минуту сбежать в туалет. Но эти мысли не мешали мне держать руку в кармане и поглаживать себя большим пальцем. Я думал об этой девочке и злился на нее. Я вспоминал ее привычку облизывать губы кончиком языка во время разговора. Вспоминал ее маленькую округлую задницу, которую мне посчастливилось увидеть однажды благодаря случайно задранной юбке. Вспоминал ее запах. Она лицемерна. Мне хотелось сделать ей больно.
Я не заметил, как начал мастурбировать. Сидя боком к окну, закрыв глаза, я чувствовал, как наполняется воздух запахом моей смазки. Не зная, видит ли меня кто-нибудь я, тем ни менее рефлекторно застегнул штаны на пуговицу, едва заслышал звуки шагов за дверью. Она вошла, не глядя на меня. Ее руки были чистыми, а значит, она успела умыться. Это давало надежду на то, что мой поступок остался не замеченным. Меня слишком трясло от возбуждения и нервного напряжения, что бы что-то сказать, она же долго и, как мне начало казаться, бессмысленно копалась в шкафу. Я не выдержал. Соскочив со стола, я пошел к ней, что бы встать у нее за спиной. Девочка обернулась, и мы встретились взглядом.
Она все видела.
В ее глазах был страх. Но не это главное. Ее зрачки - они показались мне огромными. Два бездонных черных колодца. В это момент мир исчез. Осталась лишь тьма зрачков, тело, которое я так жаждал и исходящее от него пульсирующее тепло.
Я скажу твоему папе, что ты меня совратила.
Сейчас я вспоминаю, что произнес именно это. Она что-то шептала. О чем-то просила. Я повторил свою фразу. Она что-то ответила. И облизнулась.
Девочка успела понять свою ошибку за миг до того, как я ее поцеловал. Она не делала ничего в ответ, лишь безвольно приоткрыла влажные губы, я же пьянея, прижал ее тело правой рукой к себе, а левой взялся между ягодиц, так, что бы указательным пальцем даже через колготки и трусы чувствовать вход в анус. Я впивался в нее губами. Я наслаждался вседозволенностью, давая волю рукам. Наигравшись, я с силой повернул и нагнул ее, прислонив лицом к парте. Затем встал на колени и спустил с нее юбку и колготки. Не до конца. Мне не хотелось уничтожать те преграды, которые так долго издевались надо мной. Мне хотелось надругаться над ними.
Она носит детские трусы. Они были мокрыми. Скорее всего, от пота. Я стянул их. Так низко, что бы можно было заставить ее расставить ноги. Ее ноги и лобок выбриты, а запах, который она источает, невообразимо прекрасен. Я отошел на пару шагов, что бы оглядеть всю картину целиком.
В окна бил закатный свет. В пустом кабинете воскресной школы, под снисходительным взглядом волоокого искупителя, грудью на парте лежала девочка, расставив ноги так широко, насколько это позволяла стянутая одежда. Ее лица было не видно - она упиралась лбом в стол, из-под платка волнами разбегались растрепанные волосы. Руки крепко сжимали края столешницы. Девочка, которую я так хорошо знаю, которая так долго была моей подругой. Дочь священника.
Я разделся. Обнажая головку члена, я приблизился к ней вплотную. Девочка молчала, ее била едва заметная дрожь. Мои мокрые от слюны пальцы раскрыли лоно. Нежно розовое, на фоне бледной кожи оно казалось прекрасным бутоном. Я прикоснулся к ней. Лишь слегка раздвинув складки кожи и не спеша двинуться дальше, я чувствовал, как моя влага стекает по ее лепесткам. Мои руки оказались под ее блузкой. У нее тонкая талия. Тело, созданное для удовольствия. Я вошел на всю длину так, что бы яйца коснулись клитора, и замер. Меня наполнял ужас - девочка, которая так доверяла мне, для которой я был не меньше чем брат, сейчас туго обволакивала мой член. Все то время пока мы общались, гуляли вместе, ходили в воскресную школу, в ней существовало это влажное горячее отверстие, способное сделать меня счастливым. В любой момент - во время сна ли, во время молитвы - ее тело, оказывается, способно было подарить мне блаженство. Я сделал второй рывок. Третий.