изысканиях Лиза подошла к грани математики/философии, и днями пропадала в читальном зале, упорно вгрызаясь в запутанный детектив человеческой мысли. Многие часы углубления в книги проходили сквозь Лизу бесследно: цвет ее лица всегда был таким, будто она только-только - из-под солнышка и полевого ветра. К третьему курсу она всерьез собралась учиться философии, и профессура ходатайствовала о зачислении ее без экзаменов.
Не было человека, не совпадавшего с шаблоном своей профессии так, как Лиза; не было и человека, чей внутренний мир так расходился с его отражением в людских взглядах, как у Лизы.
Лиза ...не могла не нравиться мальчикам, и многие мучили свои половые органы, думая о ней. Институтские дон-жуаны пытались добиться ее симпатий; одно время они даже спорили, кто первым охмурит ее. Все попытки охмурения кончались одинаково: Лиза, проницательная, как медиум, говорила очередному ухажеру - Что, поспорил на меня? И что же делать? Я могу чем-то помочь тебе? – спокойно, сочувственно глядя на него. Ухажер сникал и съеживался.
Лучистый взгляд Лизы превращал всякую браваду - в фальшь; все мелкое, натянутое, ненастоящее рассыпалось рядом с Лизой, как сухая листва. Вскоре ухажеры запомнили: Лиза и флирт – две вещи несовместные.
Конечно же, она была девственницей. Первые дон-жуаны не добрались, к счастью, до ее тела, напуганные ее ужасом и слезами...
***
Лиза и Валера играли в шахматы, позабыв обо всем на свете.
Как-то вдруг оказалось, что это увлечение связывает их - и целую неделю они проговорили о Ботвиннике, защитах и гамбитах, радуясь возможности общаться без пикировки, «взаправду». В игре они не уступали друг другу, выигрывая с переменным успехом, - но Валере почему-то казалось, что он сильнее, и он взялся за шахматную литературу. Даже учебу забросил...
Однажды случилось то, без чего не было бы всей истории. А именно – Валера опоздал на свидание с Лизой. Сломался автобус, не удалось втиснуться в следующий - и Валера явился на полчаса позже...
Тем временем к ожидающей Лизе пристали хулиганы. Она с грехом пополам отшила их - но ее успели облить потоками словесной грязи; к тому же зарядил дождик – зябкий, унылый, как мигрень.
Когда Валера появился – Лиза была продрогшей, мокрой и колючей. В него немедленно впились десятки колкостей; Валера парировал, Лиза не отступала – и вскоре они пикировались вновь, как дуэлянты, не замечая ни переполненного автобуса, ни дождя. Дуэль разгоралась; обоими овладел злой азарт. Валера чувствовал в себе настоящее бешенство - он и обожал, и ненавидел «эту мокрую лисицу» (как он назвал ее про себя)...
Они чувствовали, что их несет какая-то волна – и не могли остановиться. В глубине души Лиза простила Валеру и стыдилась своего тона, но вихрь азартного карнавала тащил ее за собой все дальше, в мутное никуда, - это было увлекательно и страшно, и она не могла противиться ему. Милая, мягкая Лиза никогда еще не играла в такие игры; она не узнавала себя - в нее словно вселился бес-задира...
...Добрались к Валере (он снимал «крысятник» - хрущобу-однокомнатку) - тут же сели за игру; Лиза и здесь не удержалась от колкостей:
- Ну что, мокрый ферзь, сыграем? Или ты король?
Эта невинная колючка уколола, как ланцет хирурга, в нервный узел. Валера вскочил - и тут же сел, криво усмехнувшись. Помолчав - сказал:
- Просто так играть – нет резону. На что сыграем?
- А тебе, значит, непременно хочется заработать?
- Почему заработать? Разве играют только на деньги?
- А на что еще? На сигареты? Я никогда не курила и никогда не буду курить.
- Нет, не только. Еще играют... – Валера почувствовал дрожь от своей идеи, драгоценной и ужасной, - еще играют на желания. Называется – «фанты».
- Ого! И что же мы будем желать?
- Все что угодно.
- Все?
- ВСЕ.
- Ну-у... Лиза тоже чувствовала азарт, толкавший ее неизвестно куда, - просто так желать неинтересно. Однократно – раз, и выполнил. Нет, если уж желать – то на какой-то срок. На день, например.
- День рабства?
- Ну да.
- Только - уклоняться от выполнения нельзя. Священный закон игры...
- Да знаю я. Давай играть!
- И что – уговор?
- Уговор, уговор. Давай!..
...Они решили, что их настроение не терпит долгих размышлений, и выбрали блиц-партию. Валера чувствовал в себе кипящий азарт, который отдался вдруг необыкновенной ясностью в голове, - возбуждение форсировало мысль, заострило внимание, и Валера видел себя молниеносным, кипучим, непобедимым. Тысячи разных ходов и комбинаций сверкали у него в голове, и он управлял ими, как фигурами на доске.
Лиза тоже раскраснелась; в глазах прыгали бесенята. Волна азарта наполняла и ее, но отдавалась не ясностью, а волнением, исходящим откуда-то из глубин женского естества. Она кружила голову кипящим туманом, обволакивала мозг, растворяла мысль... Это было как погоня или катание на карусели. Привычная ясность математика была вытеснена страстью - Лиза не владела собой.
Это и подвело ее...
***
Лиза проигрывала партию за партией. Это была катастрофа: она проиграла уже неделю рабства и, пытаясь отыграться, только увеличивала свой долг.
Наконец она откинулась в изнеможении на спинку кресла. Лицо ее горело. Валера спросил – «хочешь играть еще?» - но она не ответила.
Общий долг ее составил девять дней рабства у Валеры. Лиза зажмурилась, потерла руками виски... посмотрела на Валеру долгим, темным взглядом, и сказала, признавая свое поражение:
- Что ж. Что я должна делать?
Все в ней смешалось в сверкающий калейдоскоп: мысль о полном разгроме, странно сладостная; обрывки мыслей об ужасном - о власти Валеры над ней («неужели он...»); кипящая пустота внутри и неутихший азарт, который - она чувствовала - выволок их обоих в какой-то опасный угол, где привычный Валера и даже она сама для себя вдруг стали непредсказуемыми... Сладкий ужас разлился в ней; она говорила себе - «это же Валера, хорошо знакомый Валера; все это игра - не более чем игра», - и все лучше понимала, что это уже не совсем игра, и сейчас с ней будет что-то, о чем лучше не думать.
В глубине души-то она знала, что с ней будет, - и знала, что страстно хотела этого. Вернее, хотела не она, а то безумное существо, которое вселилось в нее во время словесной дуэли с Валерой...
...И Валера давно уж знал, что он сделает с Лизой. Он отгонял голос разума, отгонял угрызнения - чтобы не заглушить безумной решимости: «в конце концов - ей будет очень, очень приятно...» Его переполняло пьянящее торжество.
- Что делать? Ровным счетом ничего. Только не мешать мне.
- Не мешать чему?
Валера приблизился к Лизе; они вдруг пересеклись взглядами - глаза в глаза – и на мгновение их соединило, как магнитное поле, понимание того, что должно произойти. Валера нагнулся к Лизе - совсем близко, вплотную к горячему лицу, - коснулся губами щеки (неужели? наконец-то!..) - и шепнул:
- Увидишь!..
Лиза спросила неожиданно хриплым, чужим голосом:
- Надеюсь, ты будешь джентельменом?
Валера, дрожа от невероятности мгновения, коснулся ее ушка кончиком языка, провел вниз к затылку, отчего Лиза задышала тяжело, как от боли, - «Не надейся. В столовой не был