и в первый раз, то есть полчаса назад, подперев ладонями, демонстрирует мне свои груди.
- Как вы догадались? – включаюсь я в её игру вопросов и ответов.
Призывно протягивая к ней руки, я выскакивая из постели, в два прыжка оказываюсь перед ней, одной рукой обхватываю за шею, а другой тереблю и мну открывшиеся моему взору алебастровые возвышенности. Но взору моему открывается и живот, с покрывающими его густыми курчавыми волосиками. После долгого поцелуя, во время которого я почувствовал, как кровь приливает к моему кончику, заставляя его твердеть и подниматься, моя рука, что тискала её мякоти, опускается вниз, ладонь накрывает его и пытается направить ей в промежье.
- А как вы думаете, куда это устремился мой балунчик и что ему там надобно? - задаю я вопрос.
А так как она не отвечает, продолжая обнимать и целовать меня, я, не отпуская её, потихоньку пячусь назад, пока не упираюсь ногами в край постели, присаживаюсь на него и опускаю её к себе на колени.
- Что это ещё вздумал мой милёнок? – наступает очередь спросить ей.
- Однажды в Расторгуеве мне пришлось подсмотреть, как одна дама именно в таком положении принимала своего воздыхателя. Это так меня возбудило, что я забыл об осторожности и был обнаружен.
- И чем же всё это закончилось?
- А тем, что эта дама отодрала меня за ухо и привела жаловаться к вам…
- Так это была госпожа Зыбина!.. Вот чем она была так озабочена, когда явилась ко мне с тобой… Я подозревала, что тут что-то неладно… А оказывается, что ты помешал ей!.. Я бы наверно тоже была в не себя от злости… И что же дальше?
- А дальше меня повсюду преследует подсмотренная мною их поза, и я умоляю вас позволить мне повторить её с вами, чтобы снять с меня этот кошмар…
- Миленький мой благунчик! Ради того, чтобы ублажить тебя, я готова на многое… Но я не представляю себе, как это можно… сидя…
- Давайте попробуем!.. Спустите обе ножки на пол и повернитесь ко мне спиной, а я просуну свои руки вам подмышки и ухвачусь за ...ваши литавры… Вот так… Теперь чуть привстаньте, опираясь о край постели одной рукой, а другую просуньте под себя и найдите моего балуна…
- Зачем?
- Чтобы направить его туда, где ему будет более всего приятно…
- Ну уж нет! – протестует госпожа Самарина, вскакивая с меня и толкая настолько сильно, что я опрокидываюсь на спину. – Я не могу заставить себя делать то, что положено только мужчине… Мне противно это!..
- Не сердитесь, милая Елизавета Львовна, - умаляю я, приподнимаясь и протягивая к ней руки. – Я сделал это предложение, зная, что подобная поза, когда кавалер находится внизу, словно поверженный, и не шевелится, даёт даме, скачущей на нём сверху, больше времени, чтобы завершить этот поединок одновременно или даже раньше…
Любопытство госпожи Самариной этими словами явно задето. Толкнув меня так, что я снова оказываюсь лежащим на спине, она вспрыгивает на меня и, вцепившись в плечи, принимается допрашивать:
- А откуда тебе это ведомо?...
Воспользовавшись моментом, я вцепляюсь в её нависшие надо мною груди и принимаюсь их то подбрасывать ладонями, то мять, то пальпировать набухшие соски. А она, время от времени отрываясь от моих губ, забрасывает меня упрёками:
- Уж не попробовал ли ты практиковаться в этом с госпожой Зыбиной? И зачем я только приложила руку к тому, чтобы вас помирить?.. Простить себе не могу… Признавайся, негодник!.. Пошалил, небось, и с нею?..
- Далась вам эта госпожа Зыкина! – увиливаю я от прямого ответа, не прекращая свои ласки и ухитрившись добраться под нею до своего конька, пытаюсь направить его на уже проторённую дорожку.
- Ты прав, - неожиданно соглашается она. – Ты сейчас мой, и с меня этого довольно.
И покрывает меня поцелуями. А так как я усиленно продолжаю заниматься её мякитишами, игриво спрашивает:
- Тебе действительно понравились мои маковки?
- Ещё бы, готов ласкать их вечность. Но ещё больше мне хотелось бы прикоснуться к ним губами, снова взять их в рот, пососать… Можно?
С этими словами я приподнимаю её плечи над собой, заставляя принять вертикальное положение, выпрямляюсь, насколько возможно сам, склоняюсь лицом к её бюсту и, не отпуская от него рук, принимаюсь лизать и даже пробовать на зуб эти самые маковки. Обхватив меня на за шею и малость откинувшись назад, она отдаётся этим моим ласкам. Увидев, что теперь надобность в моих руках уже не такая важная, я пускаю их в путешествие по спине, талии, ягодицам. Пальпируя последние, добиваюсь того, что они начинают подёргиваться. Поднадавив на них, я добиваюсь того, что её таз несколько подвигается вперёд и так наваливается на моего бедного конька, что мне становится не по себе.
- Больно! – жалуюсь я ей. – Можно чуточку приподнять свой стан, чтобы облегчить положение моему балунчику?
- Сегодня некоторым балунам везёт, - отвечает она, привстав на коленках. – Все их просьбы принимаются как приказы.
- Не все, - возражаю я, - одна только что была с гневом отвергнута, а с выполнением другой вы малость переборщили…
- Что-то не так? – интересуется она.
Ухитрившись освободить одну руку и просунуть её между нашими животами, чтобы схватиться за конёк, я объясняю:
- Да… Но от вас требуется самая малость: медленно-медленно, чтобы случайно не раздавить моего конька, не торопясь и не дёргаясь, попробуйте вернуться в исходное положение…
Держа этот самый конёк в ладони, я указательный палец выставляю в сторону, чтобы обнаружить надвигающуюся цель. И мне это удаётся.
- Ой! – восклицает госпожа Самарина от неожиданности.
- Не бойтесь, - успокаиваю я её. – Это всего лишь мой палец. Но сейчас его заменит нечто более существенное…
- Ах, негодник! – восклицает она, очевидно почувствовав это, но начинает егозить по мне. – Опять обманул! Говорил одно, а сделал другое!
- Что случилось, то случилось, - констатирую я, просовывая обе ладони ей под ягодицы и принимаясь энергично подталкивать их вверх. – Раз оседлали моего конька, придётся потрудиться и поскакать на нём… Вообразите, что вы Надежда Дурова и устремились в атаку на французов…
Кажется, такая езда приходится ей по вкусу. Она без дальнейших пришпориваний с моей стороны принимается работать тазом, поднимать и опускать его, но делает это с таким увлечением и так неосторожно, что мой конёк пару раз сбивается с пути, выскакивает наружу, и приходится тратить немало усилий и времени, чтобы вернуть его в положенное ему место. Когда же это случается в третий раз, она, махнув на меня рукой и произнеся что-то нелицеприятное в мой адрес, слезает с меня и падает на спину.
- Нет, - говорит она спустя какое-то время, протягивая ко мне руки и как бы призывая вернуться к привычному для неё способу соития. – Такое баловство не для меня…
4.
Склонившись над ней, я покрываю её поцелуями и спешу занять привычную для неё исходную позицию. Но так как лежит она на самом краю, свесив ноги с постели, я встаю на пол и беру её за бёдра, имея намерение отодвинуть её подальше от края. Но застываю, любуясь распластанным передо мною телом с раскинутыми руками и почему-то склонёнными в разные стороны грудями, с заметным животом, округлой талией и пухлыми