По следам Аполлинера. 23. Реванш госпожи Самариной
целует меня, без конца повторяя:
- Ведь это надо же! Сколько же раз? Сколько раз? Ты считал?...
- Сколько раз мы сходились в любовном поединке?.. Затрудняюсь сказать… Надо вспоминать каждый…
- А мне вспоминать не надо… Семь раз!.. Разве такое возможно?..
- Казанова вспоминал, как в Париже одна богатая вдова всем объясняла выбор своего нового содержанта, называя его графом «Шесть раз».
- Он шесть, а ты семь!
- Но он каждый раз доводил свой бой до конца, изливал всю свою энергию. А если бы мне это было позволено, навряд ли я бы потянул на больше чем три…
- Вот как? – не скрывает своего удивления госпожа Самарина. – И всё же и три чем плохо? Особенно для мальчика? Разве не так?
Пока я раздумываю над тем, как ответить, раздаётся звонок. Госпожа Самарина поднимается, собирает в охапку всю мою одежду и знаком приглашает меня следовать за нею в детскую, после чего, внимательно осмотрев спальную комнату, идёт открывать входную дверь.
Судя по голосу, доносящемуся до меня из залы, вернулся господин Самарин. Он высказал удивление по поводу того, что его супруга, которую он оставил уже полностью готовой к отъезду, ходит теперь по дому в дезабилье, будто и не собирается ехать с ним в гости.
- Собираюсь, милый, собираюсь, - слышу я её оправдания. – Но что-то вдруг стала сомневаться, стоит ли мне ехать в этом костюме, вот и сняла его, чтобы примерить платье…
- Потому и дверь входную заперла?
- Именно поэтому!.. И хорошо сделала; заходил Ульман, сказал, что в городе с женой и что через часик-другой она забежит к нам, чтобы рассказать, как там Ксеня… Кстати, уже добрый час уже прошёл, скоро явится, так что мне надо поторопиться с выбором одежды.
- А чем же тебе костюм не понравился?
- Да даже не знаю…
- Но в нём ты мне кажешься очень прелестной!
- Прелестной, говоришь? Не лжёшь?
- Нет, искренне заявляю… И вообще…
- Что «и вообще»? Признавайся! Какие тайные мысли тебя одолевают?
- Одолевают, дорогая, да ещё какие!.. Спасибо за поцелуй…
- Ну, ну, я ему губы, а он сразу же лапы в ход пускает!.. За всё это платить надо!..
- Чем же, дорогуша? Я готов.
- Признанием!
- В чём?
- Мне сегодня ночью показалось, что… Или я была не права?
- Да нет, вовсе нет… Но ты же…
- Мне приснилось, что это Константин Константинович… И я ужасно испугалась… Сжалась аж в комок…
- Константин Константинович? Ульман? С чего бы это?
- Понятия не имею…
- А может быть причины какие-нибудь есть? Ведь он раньше был далеко не равнодушен к тебе…
- Ты ещё упомяни его покойного сына Сашу!.. Он тоже не скрывал, что я нравлюсь ему.
- А вот тебе, мне кажется, нравиться маленький Саша, что сейчас гостит у нас в Расторгуево.
- Он нравится всем – и девчонкам, и дамам, и я от него без ума, и будь он повзрослее, не знаю, на чтобы отважилась, чтобы только завоевать его симпатии… А что прикажешь делать мне, которую в последнее время чуть ли не соломенную вдову превратил?..
- Ну, ты скажешь тоже… А сама сегодня?
- Вот я к тому и клоню, дорогой… В кои-то веки!.. Приходится каяться и просить прощения. Пусть мои поцелуи послужат и тем и другим… А костюм, в котором я тебе нравлюсь, я пожалуй снова надену… Ты мне поможешь?..
- Да разве я сумею?.. Ведь я ж не горничная… Да и вообще… Раздевать тебя, когда мы были молодыми, приходилось, несмотря на твоё сопротивление… А вот одевать…
- Пойдём в спальню…
- Да мне особо-то некогда…
- Пойдём-поёдём!.. Это ненадолго…
Дальнейший диалог, вернее его отрывки, доносится до меня уже из спальни.
- Присядь, пожалуйста… Я помню, какой мне стыд пришлось испытывать, когда ты снимал с меня корсет, юбку, сам развязывал подвязки и стаскивал чулки… А теперь мне в голову пришла прихоть испытать: будет ли мне очень стыдно, если мужчина, хотя бы даже это был мой законной муж, стал облачать меня в нижнее женское бельё, натягивая на мои телеса не только чулки, но и такие интимные предметы как лиф или панталоны…
- От такого лестного предложения грех было бы отказываться… Но чтобы у меня не дрожали руки, мне прежде надо ...получить от тебя то, в чём было отказано сегодня ночью… Идёт?..
- Теперь, когда я вижу, что передо мною законный муж, разве можно в чём-нибудь ему отказывать? Поспеши, дорогой!
Затем наступает тишина. Длится она не более десяти минут, часть которых, как я предполагал ушло на раздевание господина Самарина, а часть на исполнение им его супружеских обязанностей. После чего до меня снова стали доноситься голоса, правда теперь очень и очень отрывочные:
- Что подать в первую очередь?
- В первую очередь надо бы сходить обмыться… А ты пока одевайся…
- Оделся?
- Как видишь. Тороплюсь, но хочу быть верен данному слову… Чулки?
- Можно их… Но вообще-то я прекрасно справлюсь сама… Беги по своим делам и скорее возвращайся…
- Теперь юбка?
- Нет, вначале лиф, панталоны, пояс для подвязки чулок… Как видишь, много всякой мелочи, с которой немало возни… Я одна быстрее справлюсь…
- Стыдно, всё-таки?
- Признаюсь, непривычно, а потому наверно и стыдно. Да и Мария Александровна вот-вот появится, а я в таком состоянии… Оставь меня!.. Молю тебя, милый!
Я молю о том же в надежде до прихода госпожи Ульман совершить последний и решающий бой с госпожой Самариной, бой, ради которого она только что, чуть ли не на глазах у меня, принесла такую жертву, без которой этот бой не имел никакого смысла.
Однако муж её проявляет упорство в выполнении данного им слова. Уже надеты и застёгнуты юбка с жакетом. Его жена, судя по доносящимся до меня репликам, сидит перед трюмо и причёсывается. Сам он наконец-то начинает прощаться. Но тут раздаётся звонок над входной дверью.
- Ну вот, как в плохих романах! – слышится разочарованный голос госпожи Самариной.
И я вполне разделяю это разочарование.
Теперь голоса перемещаются в залу. Заметив над дверью, ведущей туда, стекло, я приставляю к ней стул и взбираюсь на него, собираясь последить за тем, что там будет происходить. Господин Самарин, выслушав несколько слов, относящихся к Ксени, стремительно улетает, а обе дамы располагаются на стульях за столом спинами ко мне, так что, не особенно-то опасаясь быть обнаруженным, спускаюсь на пол, приоткрываю дверь и усаживаюсь на стул и начинаю внимать тому, о чём они беседуют.
- Послушай, Жень, - говорит Мария Александровна. – не восприми, пожалуйста, это как простой комплимент. Но я не могу не отметить: выглядишь ты просто потрясающе! Щёки в ярком румянце, глаза чертовски блестят… С чего бы это? Поделись секретом с подругой! Никак влюбилась?
- Мы обе с тобой влюблены в одного маленького красавчика… Ты знаешь, о ком идёт речь. Его все балуют, да и мы тоже не прочь. Это чувство влюблённости, конечно, возвышает нас над обыденностью, помогает нам лучше решать семейные и всякие другие проблемы… Разве не так? Признайся!.. Но я тебе хочу признаться совсем в другом, хотя, может быть, то и другое между собою связаны. Только что, полчаса назад, мой Николаша вызвался помочь мне облачиться в этот выходной костюм. Я была в растерянности, какую одежду выбрать и больше часа ходила по дому почти голая, когда он приехал на несколько минут. И вот надо же, прежде
- Ведь это надо же! Сколько же раз? Сколько раз? Ты считал?...
- Сколько раз мы сходились в любовном поединке?.. Затрудняюсь сказать… Надо вспоминать каждый…
- А мне вспоминать не надо… Семь раз!.. Разве такое возможно?..
- Казанова вспоминал, как в Париже одна богатая вдова всем объясняла выбор своего нового содержанта, называя его графом «Шесть раз».
- Он шесть, а ты семь!
- Но он каждый раз доводил свой бой до конца, изливал всю свою энергию. А если бы мне это было позволено, навряд ли я бы потянул на больше чем три…
- Вот как? – не скрывает своего удивления госпожа Самарина. – И всё же и три чем плохо? Особенно для мальчика? Разве не так?
Пока я раздумываю над тем, как ответить, раздаётся звонок. Госпожа Самарина поднимается, собирает в охапку всю мою одежду и знаком приглашает меня следовать за нею в детскую, после чего, внимательно осмотрев спальную комнату, идёт открывать входную дверь.
Судя по голосу, доносящемуся до меня из залы, вернулся господин Самарин. Он высказал удивление по поводу того, что его супруга, которую он оставил уже полностью готовой к отъезду, ходит теперь по дому в дезабилье, будто и не собирается ехать с ним в гости.
- Собираюсь, милый, собираюсь, - слышу я её оправдания. – Но что-то вдруг стала сомневаться, стоит ли мне ехать в этом костюме, вот и сняла его, чтобы примерить платье…
- Потому и дверь входную заперла?
- Именно поэтому!.. И хорошо сделала; заходил Ульман, сказал, что в городе с женой и что через часик-другой она забежит к нам, чтобы рассказать, как там Ксеня… Кстати, уже добрый час уже прошёл, скоро явится, так что мне надо поторопиться с выбором одежды.
- А чем же тебе костюм не понравился?
- Да даже не знаю…
- Но в нём ты мне кажешься очень прелестной!
- Прелестной, говоришь? Не лжёшь?
- Нет, искренне заявляю… И вообще…
- Что «и вообще»? Признавайся! Какие тайные мысли тебя одолевают?
- Одолевают, дорогая, да ещё какие!.. Спасибо за поцелуй…
- Ну, ну, я ему губы, а он сразу же лапы в ход пускает!.. За всё это платить надо!..
- Чем же, дорогуша? Я готов.
- Признанием!
- В чём?
- Мне сегодня ночью показалось, что… Или я была не права?
- Да нет, вовсе нет… Но ты же…
- Мне приснилось, что это Константин Константинович… И я ужасно испугалась… Сжалась аж в комок…
- Константин Константинович? Ульман? С чего бы это?
- Понятия не имею…
- А может быть причины какие-нибудь есть? Ведь он раньше был далеко не равнодушен к тебе…
- Ты ещё упомяни его покойного сына Сашу!.. Он тоже не скрывал, что я нравлюсь ему.
- А вот тебе, мне кажется, нравиться маленький Саша, что сейчас гостит у нас в Расторгуево.
- Он нравится всем – и девчонкам, и дамам, и я от него без ума, и будь он повзрослее, не знаю, на чтобы отважилась, чтобы только завоевать его симпатии… А что прикажешь делать мне, которую в последнее время чуть ли не соломенную вдову превратил?..
- Ну, ты скажешь тоже… А сама сегодня?
- Вот я к тому и клоню, дорогой… В кои-то веки!.. Приходится каяться и просить прощения. Пусть мои поцелуи послужат и тем и другим… А костюм, в котором я тебе нравлюсь, я пожалуй снова надену… Ты мне поможешь?..
- Да разве я сумею?.. Ведь я ж не горничная… Да и вообще… Раздевать тебя, когда мы были молодыми, приходилось, несмотря на твоё сопротивление… А вот одевать…
- Пойдём в спальню…
- Да мне особо-то некогда…
- Пойдём-поёдём!.. Это ненадолго…
Дальнейший диалог, вернее его отрывки, доносится до меня уже из спальни.
- Присядь, пожалуйста… Я помню, какой мне стыд пришлось испытывать, когда ты снимал с меня корсет, юбку, сам развязывал подвязки и стаскивал чулки… А теперь мне в голову пришла прихоть испытать: будет ли мне очень стыдно, если мужчина, хотя бы даже это был мой законной муж, стал облачать меня в нижнее женское бельё, натягивая на мои телеса не только чулки, но и такие интимные предметы как лиф или панталоны…
- От такого лестного предложения грех было бы отказываться… Но чтобы у меня не дрожали руки, мне прежде надо ...получить от тебя то, в чём было отказано сегодня ночью… Идёт?..
- Теперь, когда я вижу, что передо мною законный муж, разве можно в чём-нибудь ему отказывать? Поспеши, дорогой!
Затем наступает тишина. Длится она не более десяти минут, часть которых, как я предполагал ушло на раздевание господина Самарина, а часть на исполнение им его супружеских обязанностей. После чего до меня снова стали доноситься голоса, правда теперь очень и очень отрывочные:
- Что подать в первую очередь?
- В первую очередь надо бы сходить обмыться… А ты пока одевайся…
- Оделся?
- Как видишь. Тороплюсь, но хочу быть верен данному слову… Чулки?
- Можно их… Но вообще-то я прекрасно справлюсь сама… Беги по своим делам и скорее возвращайся…
- Теперь юбка?
- Нет, вначале лиф, панталоны, пояс для подвязки чулок… Как видишь, много всякой мелочи, с которой немало возни… Я одна быстрее справлюсь…
- Стыдно, всё-таки?
- Признаюсь, непривычно, а потому наверно и стыдно. Да и Мария Александровна вот-вот появится, а я в таком состоянии… Оставь меня!.. Молю тебя, милый!
Я молю о том же в надежде до прихода госпожи Ульман совершить последний и решающий бой с госпожой Самариной, бой, ради которого она только что, чуть ли не на глазах у меня, принесла такую жертву, без которой этот бой не имел никакого смысла.
Однако муж её проявляет упорство в выполнении данного им слова. Уже надеты и застёгнуты юбка с жакетом. Его жена, судя по доносящимся до меня репликам, сидит перед трюмо и причёсывается. Сам он наконец-то начинает прощаться. Но тут раздаётся звонок над входной дверью.
- Ну вот, как в плохих романах! – слышится разочарованный голос госпожи Самариной.
И я вполне разделяю это разочарование.
Теперь голоса перемещаются в залу. Заметив над дверью, ведущей туда, стекло, я приставляю к ней стул и взбираюсь на него, собираясь последить за тем, что там будет происходить. Господин Самарин, выслушав несколько слов, относящихся к Ксени, стремительно улетает, а обе дамы располагаются на стульях за столом спинами ко мне, так что, не особенно-то опасаясь быть обнаруженным, спускаюсь на пол, приоткрываю дверь и усаживаюсь на стул и начинаю внимать тому, о чём они беседуют.
- Послушай, Жень, - говорит Мария Александровна. – не восприми, пожалуйста, это как простой комплимент. Но я не могу не отметить: выглядишь ты просто потрясающе! Щёки в ярком румянце, глаза чертовски блестят… С чего бы это? Поделись секретом с подругой! Никак влюбилась?
- Мы обе с тобой влюблены в одного маленького красавчика… Ты знаешь, о ком идёт речь. Его все балуют, да и мы тоже не прочь. Это чувство влюблённости, конечно, возвышает нас над обыденностью, помогает нам лучше решать семейные и всякие другие проблемы… Разве не так? Признайся!.. Но я тебе хочу признаться совсем в другом, хотя, может быть, то и другое между собою связаны. Только что, полчаса назад, мой Николаша вызвался помочь мне облачиться в этот выходной костюм. Я была в растерянности, какую одежду выбрать и больше часа ходила по дому почти голая, когда он приехал на несколько минут. И вот надо же, прежде