гроза. Я приоткрыл глаз, посмотрел на фиолетово-неоновые вспышки, опять сомкнул глаза. Сон это то действо, которое нужно доводить до конца, не обращая ни на что внимание. Если нет ничего экстраординарного. А экстраординарное само приходит. В спальню влетела Елизавета, рванула простыню на мне, нырнула ласточкой под неё. Я тут же проснулся. Во-первых, я лежу голый. Во-вторых, она тоже, только в этих узких красных трусиках, ставшими коричневыми в свете молнии. В-третьих, у меня просто утренний стояк. И мне не хотелось бы вот так. Короче, я проснулся, сжался, пытаясь со сна сообразить, что делать.

— Мне страшно. — Она обхватила меня, прижалась своим первым номером к моему боку, дрожа мелкой рябью. — Я боюсь.

— Ты. — Мне надо было как-то прикрыть торчавший член. — Ты погоди. Дай одеться.

— А ты голый? — Она подняла голову. — Ой! — И выскочила из спальни.

Натянув шорты, я двинулся к ней, решив поговорить о страхах и о внезапных заскакиваниях в спальни. Она уже натянула на себя ночную рубашку и мою рубашку и сидела, сжавшись в комок. Нет, дурочка, ругать я тебя не буду.

— Елиза. — Я сел на край кровати. — Пойми, я взрослый мужчина, а ты маленькая девочка. У меня уже могла бы быть такая же дочь.

— Андре, прости. — Голос дрожал, как и она сама. — Я так испугалась. Я боюсь молний. Дядя. — Она отвернулась. — В первый раз пришёл ко мне, когда была такая гроза. — Она не девственница? — Я сопротивлялась, откусила кусок уха, и он избил меня. После чего только бил, но больше не приставал. Очевидно, хотел продать дороже.

— Ладно. — Я подсел ближе, обнял её. — Не бойся.

— Я не боюсь. — Какое у неё жаркое тело! — Я тебя не боюсь. Я тебя люблю.

— Во, как! — Я усмехнулся. Девичья любовь это да. Что-то!

— Не смейся. — Она подняла на меня глаза. Что в них мне не было видно, но я понимал, что в них, наверно, бушевали страсти. Юношеские страсти, когда-то выбивавшие меня из окружающей меня действительности. — Я буду твоей рабой до конца жизни.

— Рабынь мне не надо. — Я уложил её рядом, обернул одеялом. За окном рвались не снаряды, бомбы стихии. — Я не работорговец.

— Я буду женой. Хорошей женой. Верной женой. — Она ухватила меня за руку, прижала к своей щеке. — Буду только твоей. Ты будешь первым и единственным. — Откуда в её голове такая крепко засаженная мысль? — Я там. Думала, много думала. Но решила, что доберусь до дома. Там выйду замуж за одного мужчину. А если он и умрёт, то потом не выйду замуж. Как моя мать.

— А что твоя мать? — Максим успокаивался, но всё равно торчал видимым бугорком, отчего ноги приходилось держать в полусогнутом положении.

— Она сошлась с отцом. Прожили вместе шестнадцать лет. А три года назад он стал торговать наркотиками. Мама подсела на наркотики. А потом она умерла. А я ему мешала. Он привёз меня сюда и бросил. Как ненужную вещь. — Она заскрипела зубами. — Но ты меня спас. Ты мой мужчина. И я буду только твоей.

— Ладно, раба страсти. — Я поцеловал её куда-то в висок. — Поворачивайся на бочок, закрывай глазки и спать.

— А ты не уйдёшь? — Прямо детский вопрос.

— От тебя? Нет! — Я погладил её по плечам, волосам как можно нежней. И не для того, чтобы Максим завозился вновь, оживая, а чтобы успокоить её. — Ты же моя раба?

— Ну. — Она толкнула меня в руку лбом, повернулась, показывая в полутьме изгиб бедёр, тонкой талии. — Не надо так. Я серьёзно.

— Спи! — Я сполз вниз, но не повернулся к её спине лицом. Максим тут же толкнул бы её в спину. А мне этого не хотелось. Вернее, как бы мне не хотелось бы её тела, ограничения должны быть! Она ещё ребёнок.

***

Анжеле я не дал даже поставить сумку в прихожей. Скрутив юбку-карандаш на пояс, я снял с неё трусы, освободился от брюк. Она ойкнула, упёрлась руками в косяк двери, оберегая себя от ударов о край. Максим ворвался в ещё сонную пещерку, властно раздвинул все преграды, заставляя Анжелу охать от неожиданных ощущений. Удерживая её на весу, я драл её что было мочи, просто вливая в неё все мои ощущения последних недель, проведённых с Елиз. Эта чертовка, а по-другому нельзя назвать это красивое существо, планомерно соблазняла меня. То появится полуголой, то забудет закрыть дверь в ванную, то просто подойдёт с вопросом как мне вот этот набор нижнего белья, то просто завалится ко мне в кровать, смотреть со мной фильм на русском. Прижмётся так к тебе, положит голову на грудь, щекоча своими красивыми волосами щеку, и лежит, словно собачка, беззвучно, терпеливо. Но она-то, не собачка, а я не евнух. Отчего Рахиль оставалась очень даже довольной. Появившаяся женщина в нашем кругу, позволяла ей заполнять свободное время, проводя его с Елиз, болтая о том о сём, ходя с ней по магазинам. Клаус выделил для них охранника и машину. Теперь он мог позволить себе это, взлетев сразу на должность начальника службы безопасности представительства компании в этой дружественной африканской стране. Рост по карьерной лестнице заработанный и головой, и ногами. Анжела подвывала, ёрзала, дёргалась, словно рыба на крючке, а Максим продолжал эту операцию по прокладке туннелей, зачистке стенок туннелей. Без остановок, без передыха, но до тех пор, пока не раскрылись краны внутри меня, и в обмякшую Анжелу не полилось всё, что накопилось за последние пять дней. Рахиль не могла в эту неделю, оттого поездка в головной офис вышла очень кстати.

— Ты просто какой-то монстр. — Душ прекратил плеваться, выпуская меня обратно в мир сухих простыней, жаркого женского тела, запахов любви. — Из тебя... столько каждый раз!

— Так и скажи. Сперма. — Я поцеловал её в губы. — Не стесняйся. Скажи. Сперма.

— Сперма. — Прошептала она. — Хуй!

— Да. Хуй! — Это слово по-русски она выучила быстро, с первого раза запомнив. — Ты давно женщину не любил? Хуй?

— Давно. — Ага, так и скажу, что только неделю назад.

— Знаешь, Андре. — Она повернулась ко мне лицом. — Я уезжаю. Через две недели. Компания сокращает представительство. И, похоже, сворачивает тут бизнес.

— Да? — Новость не очень, конечно, но ожидаемая.

— Я оставлю тебе адрес. — Она устроилась на моём животе, рассматривая моё лицо. — Ты, как кончится контракт, приезжай. Я буду скучать. У меня не было такого вот мужчины.

— Сексуального монстра? — Я усмехнулся.

— Нет, правда. — Она засуетилась. — Правда. Приезжай. Будем жить.

— Конечно, будем жить! — Я улыбнулся, притянул к себе. — Регулярно.

— Ой! — Она захихикала от моих губ уже обхвативших её грудь. — Щекотно!

— А что ещё будет? — Я дурашливо изумился, опрокидывая её на спину. До восемнадцати лет Елизавете ещё два года. И эта два года мне сидеть в этой стране безвылазно. Куда бы я не сунулся, везде были бы вопросы. Ребёнок-то несовершеннолетний. В Африке бы на это закрыли бы глаза, а вот в Европе или России — вряд ли. Я подожду до восемнадцати лет. Подожду. Зажму зубы, завяжу на узел и подожду. Я же не педофил!?

Возвращался я на базу в спокойном и умиротворённом состоянии. Даже изменение маршрута не очень взволновало меня. Покрутившись где-то между гор, вертолёт неожиданно для меня приземлился на совершенно незнакомой площадке.

— На базу было