даже и небылицы рассказывала?...
Вместо ответа Фрося обнимает и целует меня.
- А можно я на грудки твои взгляну? – спрашиваю я, опять напрасно пытаясь поникнуть к ней за пазуху. – Но почему? Ты можешь мне ответить?
- Потому что Александр Николаевич говорил, что там и смотреть не на что, что мои титьки ещё не выросли…
- Вот те на! А к чему же тогда вы переходили после поцелуев? Чего молчишь-то?..
Не получив ответа, задираю ей юбку выше живота, устремляю руку в светлые волосики, покрывающие его низ, и продолжаю допрос:
- А тут он у тебя находил что-нибудь интересное?...
- Тут? – она наклонятся и прижимается ко мне, сжав крепко бёдрами мою просунутую между ними ладонь.
- Да, тут, - повторяю я, довольно легко разжимая эти бёдра и проникая между ними в поисках заветной щелки.
- Да он только тут и ковырялся…
- Позволь и мне этим заняться… Тебе это нравиться?
Вместо ответа ещё теснее прижимается и, обняв за шею, крепко-крепко целует.
- А чего тебе не нравилось?
- Когда портки просил стаскивать с себя…
- Почему?
- Не знаю!.. Стыдно как-то!
- А то что он, а теперь и я, гладим у тебя между ног, нравится?.. Молчишь… Значит, нравится… Однако, продолжим моё обучение… Скажи мне, как называется то, чем я сейчас с тобою занимаюсь и что, судя по всему, тебе нравится?
- Ну, у нас это зовут дрочкой, а Александр Анатольевич… Сейчас… Дайте вспомню… Как-то по-разному.. Вот: " Позволь-ка мне приласкать, понежить, потешить твою…"
- Ну, ну! Какое он слово при этом произносил?
- Каждый раз разно…
- И всё же… Припомни!..
- То, киса и лохматка, то, как и мы, сика или пиздёнка… А уж коли палец всовывал, то говаривал: "Ну, душенька, теперь дай-ка мне вздуть твой сикель"… И ещё какие-то слова непонятные употреблял, иноземные, небось…
- А мне можно тоже вздуть твой сикель?
Не услышав возражения, да и не ожидая такового, я раздвигаю пальцами малые срамные губки и, проникнув в вульву (на память приходят картинки и термины из медицинского атласа), в верхнем её углу с трудом, но нащупываю крохотный нарост размером менее спичечной головки и начинаю потирать его, с удовлетворением ощущая, как он малость набухает и твердеет.
- Так? – спрашиваю я.
- Угу! – только и произносит Фрося.
- Это ты от удовольствия зажмурила глаза? – продолжаю интересоваться я.
Она согласно машет головой и начинает потихоньку подмахивать жопкой.
- А что потом?.. Всё же, наверное, он заставил тебя снять подтяжки или ремень с его брюк и расстегнуть их… Не так ли?
- Да… Но брюки в первый раз ему пришлось расстёгивать и снимать самому…
- Неужто?... Отказалась, значит? Стыдно было?
- Ещё как!
- Но теперь-то, наверно, уже стыдно не будет?... Привыкла поди?..
- Да где ж привыкла? У нас это было всего лишь несколько раз!.. Да и когда! Сколько времени убежало, отвыкла уж… А с вами внове…
- Ты хочешь сказать, что, коль со мной внове, то и придётся мне сегодня самому разоблачаться?..
- Уж пожалуйста, милый барин, хоть на первый разик, пожалейте меня!.. Дайте мне обвыкнуться с вами!..
- Ну ты, милашка, даёшь: обвыкнуться желаешь! А кто знает, может, это первый и последний раз между нами?.. Не понравишься, и всё, капут, как говорят немцы. Да и во сколько других желающих девок и баб в очереди отведать барского хуйка стоят… Так что, давай не будем привередничать!.. Принимайся-ка, дорогуша за дело!
Такой строгости и привередливости я не ожидал сам от себя ещё минуту назад. Ну, какая казалась бы разница, если я уступлю просьбе девицы, в чём-то ещё испытывающей остатки стыда или просто робости, но не думающей отказывать в главном? Так вот нет же!
Скинув с плеч сюртук и отстегнув подтяжки, я вытягиваюсь на спине. Покраснев, Фрося встаёт на колени лицом ко мне и принимается расстёгивать брюки, затем кальсоны. Приподняв таз, я помогаю ей стащить их с бёдер.
- Надо было бы ботинки ещё снять, но не будем терять на это время, - говорю я. – Что должно последовать дальше? То, что выделывала со мной Шура? Или у вас это было как-то по другому?
- Я не знаю, - растерянно говорит она.
- А кто ж знает, дорогуша? Раз взялась пополнять моё образование, так будь любезна, продолжай!..
Видя, что она продолжает находиться в нерешительности, я решаю помочь ей, снова прибегнув к напоминанию об уже несомненно приобретённом ею опыте:
- Ну что ты замерла, словно никогда не видела мужских причиндалов - ни у Александра Константиновича, на у деревенских пареньков?
- Да как не видеть? Приходилось…
- А трогать их приходилось?
- Александр Константинович просили…
- Ну и я тебя прошу! Пожалуйста!
- Как изволите, барин…
Фрося протягивает ручку, дотрагивается ею до моего восставшего и подрагивающего от её прикосновений ка, затем берёт его в ладошку и начинает его поглаживать.
- Вот, видишь, как это хорошо у тебя получается, - поощрительно говорю я.
И собираюсь, было, попросить ещё об одной услуге, как слышу:
- Фроська! Где ты?
- Это мамка идёт! – шепчет девица, вскакивает, одним прыжком оказывается у лаза, закрывает его и потихоньку, на ципочках возвращается ко мне.
- Чего это она, вдруг заявилась? – также шёпотом спрашиваю я, снова обнимая и прижимая её к себе.
- Не знаю. Видно, куда-то понадобилось сходить и пришла позвать меня, чтоб с малышами посидела.
Между тем под нами уже слышны шаги и голос:
- Фроська! Куда запропастилась? Неужто купаться побежала? А куда? И где её искать? Вот незадача… Подождать здесь, что ль? Задать кормов что ль бурёнкам?.. Пожалуй…
- Это, наверно, надолго? – спрашиваю я, заслышав шелест не то соломы, не то сена и мычание коров.
Фрося согласно кивает головой.
- Тогда не будем ждать, - предлагаю я. – Показывай мне, что я и как должен с тобой сделать. Хорошо?
Она живо кивает головой и не менее живо меняет диспозицию: приподнимается, задирает до самой талии подол, затем опускается на колени, на четвереньках подползает к слуховому окну и, обернувшись ко мне и как бы приглашая меня, шепчет:
- Давайте так!.. Мне так виднее, что на улице…
- Тебя этому научил Александр Константинович?
- Я видела, как он с другими так…
Мне ничего другого не остаётся, как встать сзади неё на колени и постараться пристроиться к ней сзади. Но эта позиция, мне уже знакомая, с Фросей оказывается неудобной. Мне никак не удаётся войти в неё, несмотря на то, что она послушно расставила коленки и выпятила зад. Погрузив палец в её пиздёнку и вытащив его обратно, весь мокрый от любовного нектара, я снова пытаюсь ввести напряженный член, однако все усилия мои оказываются бесплодными.
- Так у нас ничего не получится, Фрося! – недовольно заявляю я. – Учи меня тому, чему сама научилась! Ложись на спину!
Не знаю, этому ли она училась от ёбаря Саши, но она тут же, продолжая придерживать на талии край подола, возвращается к копёнке и спиной опрокидывается на неё. Глаза её при этом радостно блестят, а когда я нежно склоняюсь к ней, не дожидаясь моей просьбы, разводит бёдра в разные стороны. На минуту я задерживаюсь, уставившись на крохотную алую пуговку, выглядывавшую из золотого руна, покрывающего её лобок. Недвижимая, но явно переполненная желанием, Фрося лежит подо мною в ожидании того