самом деле мастурбацией). День за днем - и девочки привыкли, что оголенные груди или даже срамной уголок передо мной - вещь хоть и не каждодневная и волнующая, но вполне нормальная.

Кроме того, у нас был особый праздник, когда все запреты отменялись. Это были наши обожаемые морские купания.

Мы выезжали на двух автомобилях: один вел я, другой - кто-нибудь из девочек, чаще всего - Гаянэ-Кудряшка. Мы ехали не к курортным точкам (я совершенно не желал разбавлять семейную идиллию бомондом, разряженным в нелепые купальные костюмы), а к дикому берегу, где нас никто не видел.

В первый раз, подбежав к воде, девочки в нерешительности остановились. Дома, в Измире, они купались либо замотанные с ног до головы в хиджаб (днем), либо голышом (ночью).

Преодолевая проклятый стыд, сдавивший грудь, я быстро сбросил с себя все до тряпочки - и со смехом начал срывать юбки с девочек. "Гоар, помогай мне!" Взвизгнув, Гоар сбросила с себя все - и присоединилась ко мне.

Такой веселой и визжащей кучи-малы у нас еще не было. Распаковав розовые тела, разогретые солнцем, я тащил их в воду, в обжигающую прохладу прибоя, - а девочки визжали, молотили меня кулаками и задыхались от смеха. Их подружки, обнажившись, бежали к нам, кричали, обожженные волнами, подключались к возне… и скоро над берегом вздымался фонтан брызг, поднятый клубком из восьми голых тел.

Некоторые, самые стеснительные, поначалу спрашивали - "А это ничего? Не стыдно?" - на что я объяснял им: все мы - как родные, а купаться с родственниками не стыдно.

А что я еще мог им сказать?.. Все барьеры быстро забылись, и голые девочки висли на мне, как обезьянки, - а я мял и шлепал мокрые тела, не разбирая, где стыдно, а где нет. Эта возня была совершенно детской, хоть девочки втайне и возбуждались, конечно. А я...

Затаскивая их в воду, я старался расслабить упрямо набухающий отросток; но в воде, где ничего не видно, он окаменел так мучительно, что я отвел Гоар в сторонку, впился в ее губы - и положил ее ладонь себе на кол, мгновенно лопнувший сладким фонтаном... Потом, в другие наши купания, я умудрялся втихаря пристраивать Гоар на себя: она обхватывала меня ножками, а я сношал ее под водой.

Не уверен, что девочки ничего не замечали, - но никто из них не заикнулся ни словом об этом.

***

Каждая из девочек была верхом телесного совершенства, и я благодарил судьбу за то, что она толкнула мне в постель Гоар, избавив меня от выбора.

Вначале мне казалось, что они очень похожи друг на друга: смуглые, румяные, черноглазые, черноволосые, с косами до пояса, а у кого и ниже, - ласковые, порывистые, темпераментные, шумные, смешливые... Но потом я понял, что они очень разные - и внешне, и внутренне.

Гоар... Гордая, жертвенная, скрытная, тонко и глубоко чувствующая, удивительно способная и умная - не прошло и года, как она перечитала по-английски всего Диккенса.

Ее волосы, тонкие, тяжелые, иссиня-черные, спускались на два дюйма ниже ягодиц. Огромные, бездонные глаза ее были всегда печальны, хоть губы и щечки часто улыбались. Ресницы у нее были такой длины, что полностью прикрывали глаза, когда она смотрела вниз.

Гоар могла умирать от смеха, могла терпеть без слез любую боль и реветь навзрыд над книжкой. Она была ненасытно-сексуальна, закипала от любого прикосновения и топила меня в таких ласках, что потом я мазал кремом ее пересохшие губы. Она была щедра на буйные оргазмы, кончала помногу раз на дню и нередко просила меня среди дня - "сделай мне сладенько".

Тело ее было объемным, закругленным, чарующе-пластичным: широкие бедра, гибкая змеиная талия, большая грудь, пышная, упругая и тугая, - обнаженная Гоар несла ее горделиво, с достоинством, от которого драло в паху. В ее движениях было что-то колдовское... Соски ее, большие и пухлые (после беременностей они стали еще больше) вздымались в разные стороны, как воздушные пики; срамные губы, тоже большие, поросшие густым жестким волосом, всегда были полураскрыты, и между ними виднелись темно-лиловые лепестки, клитор и сердцевинка лона.

Ножки Гоар, нежные и длинные, несмотря на невысокий рост, оканчивались маленькими ступнями, умопомрачительно изящными, которые я любил вылизывать, доводя ее до безумия. Изобильные оргазмы наполнили мою Гоар такой чувственностью, что личико и все тело ее прямо-таки светились розовым, терпко-нежным светом юной жизни.

Нарэ... Высокая, смуглая, горбоносая, насмешливая, стеснительная, в интимные моменты - безудержно ласковая...

Волосы до пояса, иссиня-черные, как и у всех девочек, но немного волнистые; маленький нежный рот, брови густыми дугами, груди небольшие, но не плоские, выпуклые, изящные, с темно-коричневыми сосками. Фигурка вытянутая, ровная, гибкая, бедра неширокие, но нежные, женственные; длинные тонкие ножки - и довольно-таки длинные ступни, плавно-вытянутые, как и все тело.

Срамной уголок ее зарос так густо, что волосы расползлись немного и на животик, и на внутреннюю сторону бедер. Ее красота была горьковатой, избыточной красотой заморских цветов...

Шушик... Полная противоположность Нарэ: невысокая, смешливая хохотушка, чуть пышненькая, но в меру, без полноты. Искристые глазки - и тысячи оттенков смеха в голосе: от серебристых колокольчиков - до ноющих, густых нот, дразнящих, терпко-женских...

Она казалась бы глупенькой, если бы я не знал, как она способна: прошло полгода - и уже не учитель объяснял ей алгебру, а она ему. Личико у Шушик - широкое, кругленькое, щеки с ямочками, аккуратный носик, большой смеющийся рот, овальные глаза чуть навыкате, вечно пунцовые щеки...

Груди у нее были большие, мягкие, пышные, несмотря на четырнадцать лет, с мягкими широкими сосками; пышные округлые бедра, пухлые ягодицы - и дремучие заросли в паху, которых она ужасно стеснялась. Ее срамные губки, тугие, рельефные, полностью прикрывали интимную сердцевинку, и во время мастурбации Шушик натирала их до крови… Распущенные ее волосы струились ниже ягодиц. Вся она была нежно-сладкой, как восточное лакомство.

Заруи (уменьшительно Зар)... Прирожденная повариха - все свободное время проводила на кухне.

Самая спокойная, медлительная, задумчивая из всех девочек, - воплощение южной томности. Высокая, округлая, с большущей грудью, как у кормящей женщины, с крутыми бедрами и огромными застывшими глазами, черными, как агаты.

Ее тело, набухшее, звеневшее чувственностью (Зар призналась мне, что мастурбирует с восьми лет), казалось, вот-вот лопнет от упругих соков, наполняющих его; наверно, поэтому Зар первой после Гоар вышла замуж - и не за кого-нибудь, а за трактирщика-повара.

Зар наполняла бездонная женская сила, которая гипнотизировала мужчин, даже если Зар не двигалась и не говорила. Черт подери, за стойкой трактира ей пришлось нелегко...

Каринэ... Нежная, хрупкая, большеглазая, беззащитная, как котенок... Обидчивая, ранимая, более всех страдающая после гибели родителей, - с ней я проводил больше времени, чем с другими.

Тело ее было тоненьким, полудетским, на лобке почти не было волос, а тведрые, плотные грудки едва округлились. Правда, за год она стремительно созрела,