конечно же, любит. Жанка, хорош в шпионов играть, давайте лучше «подогреемся», - встряла в разговор с разумным предложением та самая Таня-староста.

Жанна, которой, вероятно, доставляло некое удовольствие пререкаться со мной, на это ничего не ответила. Молча, подставила табуретку к стене и достала из глубины вентиляционного отверстия пакетик зеленого порошка растительного происхождения.
- Кто «забивать» будет? - спросила она, покручивая заветный узелок на указательном пальце, - Я не буду, бо психовать опять начну.
- Я «забью», - предложила Алена, - Анька, дай сигарету.
- Стой! Давайте лучше по паре «мокрых» сделаем, до самых костей «проберет»? - выдвинул я свое предложение, - Вы, где обычно «напасаетесь»?
- В семьсот четырнадцатой, но это строго между нами, окей? - заговорщицки шепнула Таня-староста, будто её кто-то мог подслушать, - Эта комната у нас для заочников содержится. Убитая - в задницу. Там только шкаф, да пара кроватей. Ключ у меня, как у старосты, хранится.
- Понятно, - улыбнулся я, - Пользуешься служебным положением.
- Типа того, - улыбнулась в ответ брюнетка, и взглянула на меня с особой симпатией. Этот взгляд был мне знаком и означал, что я очень даже ей приглянулся. Да и она была весьма недурна собой. Под спортивным костюмчиком угадывалась неплохая фигура, а смазливое личико не портила даже пара красных прыщиков, старательно замаскированных тональным кремом. На эту молдавскую курочку вполне можно было пустить запас презервативов, пролеживающих в карманах без дела.

Четвертью часа позднее, мы тихонько пробрались в, ужасающе пустую, комнату «714», и закрылись изнутри на замок. Не завидовал я заочникам, дважды в год въезжающим, в эти унылые стены, украшенные обоями, раза в два, пожалуй, старше меня. Зато для бывалого «планокура» этакое помещение было воплощением самых смелых фантазий. Комната совершенно нежилая, можно смело следить, плеваться, тушить сигареты об пол. А когда поймаешь «приход" - завалиться на пружинную кровать и, мерно покачиваясь в такт наваливающемуся на тебя миру, любоваться табунами розовых слонов, носящихся по периметру комнаты, залитой бирюзовым светом пурпурной луны.

Из эмалированного ведра, наполненного водой, пластиковой бутылки и фольги, добытой из пачки сигарет, я собрал элементарный «курительный гаджет». Не заморский бонг, разумеется, но «сойдет, для сельской местности», как говорится. Установил приспособление на табурет, запалил галлюциногенное топливо и подозвал к дымному источнику свое дамское сопровождение.

Девчонки пыхнули по паре раз, я - трижды. Пока глухо откашливались и запивались пивом, особенного веселья не наблюдалось. Но вскоре ситуация в корне изменилась. Недовольство Ани, укуренной в полнейший хлам, высказанное в адрес своего зрения произвело эффект разорвавшейся бомбы. Девушка пыталась рассмотреть который час на экране мобильного телефона, но никак не могла глаза в кучу собрать. Изображение, вероятно, двоилось или прыгало. Она тщетно прижимала устройство к правому глазу, не на шутку бесилась и, наконец, заявила ему, правому глазу, что ненавидит его за предательство. Мы, что называется, полегли.

Я ржал до слёз. Ржал так, что дыхательный аппарат мог вполне выйти из строя. Остальные девушки, включая саму Анну, не отставали. Алена даже на пол завалилась, поджала под себя коленки, и лежа на боку, корчилась в конвульсиях, которые незнающий человек, наверняка, счел бы предсмертными. Приступ безудержного хохота стих не скоро, а когда стих, то сменился вторым. Это Жанна взялась рассказывать «бородатый» анекдот про черепаху, получавшую анонимные звонки.

Девушка умудрилась впихнуть в коротенькую историю описание пляжа, на котором, якобы, загорала черепаха. Название коктейля, который она при этом попивала. Тарифный план её сотового оператора и даже производителя мобильного телефона, на который поступали звонки. Однако в новом взрыве хохота мы зашлись вовсе не из-за этих подробностей, хотя и они были довольно забавны. Убило нас её признание в том, что, увлекшись подробностями, она напрочь позабыла, что именно рассказывала.

Сколько продолжался сеанс нашей смехотерапии я не знаю. Аня тогда так и не рассмотрела точное время. Знаю одно - попустило нас всех далеко не одновременно. Из плена дурмана я выпутался первым. Затем Жанна с Таней. Третьей - Алена. А вот Аньку, вслед за ощущением эйфорического смеха настигла болезненная задумчивость. Она забилась в дальний угол и замолчала. На вопросы отвечала скупо или вовсе не отвечала, признаков участия в жизни коллектива не проявляла. Перекурила, одним словом.

Девочки всерьез обеспокоились за нее, а когда она жалобно попросила Таню идти домой (они жили в одной комнате), последняя, не задумываясь, простилась с нами и повела подругу спать. Перспективное, в плане потенциального сексуального приключения, знакомство на сегодня было окончено. Применение презервативов откладывалось до следующего раза. Оставались еще Алена с Жанной, но мне, вряд ли, что-то с ними светило. Алена не проявляла вчерашнего влечения, а Жанна все время лезла на рожон и противоречила. Ругаться с такой барышней можно сутками. А вот трахаться... Трахаться, только если обоим приспичило, но не с кем.

Тем не менее, вечер, переставший быть томным, на этом не заканчивался. Девчонки позвали смотреть кино и допивать винчик. Наскоро уничтожив следы своего пребывания в семьсот четырнадцатой, мы поспешили обратно в семьсот сорок седьмую. Фильмотека у обитательниц «авиационной» комнаты оказалась скудной, комедии практически отсутствовали.

В итоге допотопному видеомагнитофону была скормлена кассета с записью комедии «Без чувств», вполне актуальной на то время. Просмотр ленты сопровождался обильным поглощением бананов, яблок и винограда. Больше у девчонок разжиться было нечем. Фисташки, приволоченные мной, в ход пущены не были. Уж больно ценным был продукт, чтобы забивать им симптом нездорового голода, практически неизбежного после курения травки.

«Без чувств» не оправдал возлагаемых на него надежд. Хотя, по правде сказать, не его вина, что той ночью, он так и не дождался наших улыбок. Мы выхохатали в семьсот четырнадцатой весь доступный запас смеха. Эмоционально опустошились, так сказать. Как следствие, на краешке сдвинутых кроватей восседали три буки, безразлично пялящихся в экран телеприемника.

Не знаю, о чём думали Жанна с Аленой, но, лично я, размышлял о перемещении в свою берлогу. Единственное, что удерживало меня от осуществления этого маневра - недобитый бутыль вина, казавшийся поистине бездонным. У меня, что называется, «открылся клапан», требовавший безостановочной подпитки виноградным пойлом.

В какой-то момент я, всё же, решился на прощание с заветным сосудом и гостеприимными хозяйками. Однако именно в тот момент, когда я вознамерился откланиваться Жанна, сидевшая по левую от меня руку, внезапно вцепилась в моё лицо руками и задушила слова вежливого прощания безумным поцелуем. Я не ошибаюсь в подобранном выражении.

Поцелуй был пьяным и опьяняющим, развязным и безудержным, страстным и требовательным. Одним словом,