хоть до того никогда не материлась при Паше.

Такая уж была она. И Паша балдел от нее. Она не говорила ему о своих чувствах - но она так возбуждала его, так облизывала с ног до головы, так терлась об него, что Паша всякий раз, когда они трахались, выл от блаженства, как щенок...

Однажды она растолкала его в семь утра:
- Пашутка! Пашутка! Ну кончай дрыхнуть уже, блин! Ты сурок или ты человек? Паш! Ну Пааааааш!... Не узнал, да? Ну, Пашутка, теперь тебе придется повеситься.

Сонный Паша похолодел.

Ему только что снился кошмар, бесконечный и многоэтажный, где Козлик то ли умерла, то ли пропала навсегда, и все никак нельзя было проснуться, и пробуждение все время оказывалось частью сна...
- Ты... ты хочешь меня... бросить? - спросил он, не понимая, реальность это или новый виток его кошмара.
- Нуууу... хуже. Гораздо хуже.
- Ты... умрешь? - тихо спросил Паша.

Козлик бессовестно рассмеялась:
- Конечно, умру. Когда нибудь. Не надейся от меня так быстро избавиться, понял? Нет, Пашутка. Просто у нас с тобой будет ребенок.
- Чтооо?
- И никаких абортов я делать не собираюсь, ясно тебе? Я Козлик, а не живодер.

Это было в последнем классе.

С того дня и пошла круговерть, в которой Паша варился до сих пор. Пять студенческих лет промелькнули одним днем, доверху набитым зубрежкой, памперсами, воем юного Эдуарда, детской кухней, собеседованиями, увольнениями, ночными подработками, сном в метро и свинцовой усталостью в теле. Эдик вырос, пошел в садик, в школу - а круговерть все вертелась, и дни мелькали и мелькали, и некогда было остановиться и перевести дух...

Козлик была идеальным товарищем. Она никогда не ссорилась с Пашей, никогда не теряла чувства юмора и всегда, в любую минуту была готова помочь, даже если валилась с ног. Ее вечная насмешливость отлично поднимала настроение, и для Эдика не было приятеля веселее мамы.

И у Паши не было никого ближе Козлика. Наверно, поэтому у него никогда не было друзей-мужиков.
- Черт подери, - говорил Паша, - с тобой мне и пивная пофигу.
- Не чертыхайся, - отвечала ему Козлик, - а то черт услышит и заберет тебя. Кто мне тогда будет торбы носить?

Она не изменилась с детства: была такой же ершистой и независимой, никогда не говорила о своих чувствах, а на ее ласкательные с непривычки можно было обидеться. На голове у нее был короткий ежик, который она старательно обесцвечивала добела. С ним она была похожа на инопланетянку Нию из старого фильма «Через тернии к звездам».

«Козлик - лучший в мире друг. Мне подарили настоящую дружбу», думал Паша, «но так и не дали любви...»

Он изменил ей еще в школе - и с тех пор привык к сексу на стороне, как к соусу, без которого жизнь была бы безвкусной, как пустая гречка.

Иногда ему казалось, что он так и не проснулся в тот день, когда Козлик разбудила его и сказала о ребенке, и все это приснилось ему, и продолжает сниться, и сам он продолжает спать, и вся его жизнь с тех пор - затянувшийся сон, и все, что нужно сделать - проснуться и стряхнуть его...

***

... Вдруг поняв, что маршрутка стоит на месте, Паша открыл глаза.

Из пустого салона выходили последние головы и спины. За окном был пустырь, стена леса и облезлая табличка - «13-я линия». Конечная.

Замечтавшись, Паша проехал свою остановку и заехал к черту на кулички. Теперь или ждать полчаса обратной маршрутки, или пилять пёхом шесть остановок. Черт.
- Черт, - сказал Паша, выходя на улицу, к облезлой табличке. - Черт! - повторил он, глядя на километры пустыря и гаражей.
- Я здесь, - послышалось сзади.

«Шуточки, блин», подумал Паша, и все-таки похолодел.

На скамейке сидела фигура в пальто.

С минуту Паша смотрел на нее, потом хотел развернуться и идти, - но фигура повторила:
- Я здесь. Ты звал меня?
- Очччень остроумно, - наконец сказал Паша. - А знаете, вы даже могли бы... Не знаю, читали вы Карамазовых и Фаустуса*, или...

***

*«Братья Карамазовы" - роман Федора Достоевского, «Доктор Фаустус" - роман Томаса Манна. И там и там фигурирует черт, одетый в современный костюм (прим. ав)
- За кого ты меня принимаешь? Не только читал, но и позировал. Непохоже получилось, переврали ребята... ну да ладно. Дело не в этом. Садись, в ногах правды нет.

Фигура подвинулась, и Паша замер в нерешительности.

«Псих», думал он. «Как бы так слинять, чтобы не обидеть. А то вдруг буйный...»
- Не. Не буйный, - сказала фигура, уставив в Пашу спокойные стальные глаза, и Паша снова похолодел. - ЗДЕСЬ не буйный. Так что, Пашутка, Павел Ильич? Жена надоела? Шелковых кудрей охота? Да ты садись, чего торчишь, как хуй?

Паша не столько сел, сколько упал на край скамейки.
- Вы кто?... Откуда знаете ме...
- Не пизди, - ответил черт. - Давай к сути, без лишнего бла-бла. Суть следующая: жена обрыдла до тошноты, девки донимают так, что хуй дулом торчит, особенно длинноволосые, кудрявые и тэ дэ. И измены нифига не дают, кроме терзаний, бо ты такой весь из себя благородный. Все верно? Ничего не напутал?

Он помолчал, глядя на Пашу.
- Не боись, Павел Ильич. Будет у тебя жена такая, что каждый ее трах... да что там трах - каждое прикосновение, каждый взгляд будет стоить всей вечной жизни с потрохами. И еще на сдачу останется. Я про твоего Козлика говорю, не боись, не буду я тебе чужую бабу совать. Не агитирую тебя, бо знаю, что согласен. Иначе не поднимал бы свою старую жопу и не летел бы сюда, к тебе. Стар я стал - по вызовам летать...
- А... что я должен делать?
- Ой-ей-ей! И это меня спрашивает начитанный интеллектюэль, ткскзть, филолог-академист? Не выебывайся, Павел Ильич. Сколько стоИт мир - цена одна и та же. Ладно, для проформы расскажу. Ты приходишь домой к жене, замечаешь в ней... скажем так, что-то новенькое, и через энное время любишь ее так, как никогда еще не любил. Даже в детстве на диване. И будет это продолжаться столько, сколько любви влезет в твою душу.
- Это как?
- А так. Думаешь, души резиновые? Всякая душа имеет предел вместимости. Умные люди чувствуют его и не перегружают душу ни любовью, ни чем другим. А дураки вроде Ромео-Джульетты и тэ дэ нагружаются по самое некуда, причем сразу, в один присест. Думал, почему знаменитые любови такие короткие? И - хрясь! Лопается душа. Это я тебе доступным языком излагаю, а как оно на самом деле, тебе знать не надо, да и не поймешь. Лопается душа, и снаружи не видно, что лопнула - вроде такой же человек, как и был. А дело-то в том, что все под луной взаимосвязано. Лопнула душа - и вся система ее взаимосвязей с миром летит к черту на рога. То есть ко мне. Рвутся невидимые нити, зашкаливает баланс - и все. Трагическая развязка. Так и с тобой будет.
- Что?
- А ты как думал - что сможешь рассчитать силы и не обожраться, да? Или что у тебя душа, как карман у вашего президента - весь мир заглотить может? Ну, думай, думай. Когда обожрешься, и душа твоя лопнет - будет одно из двух. Либо ты умрешь, и жена твоя будет подыхать с горя, и долго будет подыхать, десятки лет, - либо умрет она, а с горя будешь подыхать ты. Состаришься и будешь целовать ее трусики беззубым ртом. А когда умрешь - тогда ты мой. Впрочем, ты и сам в курсе дела.
-