Доктор Фаустус, - сказал Паша. - Один в один. Только вот творческое горение заменили на любовный экстаз. Почти плагиат.
- А тебе не похуй? - прищурился черт. - Я могу тебе только знакомое предлагать. Вы, люди, понимаете только то, что узнаЕте. Давай уже свой палец, а то я замерз тут у вас...
- Палец?
- Ну да. Чем контракт подписывать, забыл, что ли?

Паша долго сидел, глядя перед собой. Затем протянул онемевшую руку.

Черт достал иглу...
- Эээй, ты чё? - оскалился он, когда Паша в последний момент отдернул руку обратно.
- Я... мне надо все обдумать. Я не могу так... сразу.
- А. Ну думай, думай, Чапай, - разрешил черт, пряча иглу. - Уж что-что, а это я у вас отнять не могу. Это ваше святое - думать. Думай. Свистнешь, если что. Ни пуха, ни пера!
- К черту, - машинально ответил Паша и вздрогнул: рядом никого не было.

Он долго сидел на скамейке, глядя в одну точку. Затем встал и пошел к городу.

***

Он не помнил, как добрел домой.
- Тебя где носило? Я волновалась, - говорила Козлик. Она очень редко говорила так.
- Заснул, проехал аж до конечной, за гаражи...
- Да? - Козлик заглядывала ему в душу своими зелеными глазищами, и Паше казалось, что она видит его насквозь. - Не знаю, чего я так переволновалась. Райончик-то не ахти какой, - говорила она.
Паша вдруг порывисто обнял ее, как не обнимал уже сто лет, и стал целовать в висок.

«Как хорошо, что я отказался», думал он, сжимая прильнувшее к нему тело. «Конечно, это была просто галлюцинация. Воплощение моих тайных желаний... Но равно хорошо. Я обманул дьявола, дьявола в себе», думал Паша...

Через неделю Козлик уехала, и не на сколько-нибудь, а на целых три месяца. Недавно она устроилась на работу в большой банк, и тот отправил ее на стажировку в Лондон.
- Ведите тут себя культурно, мужики, - говорила она Паше, имея в виду его и Эдика. - Не приставайте к женщинам, не спите на потолке. Я буду скучать, - вдруг сказала она. - Я уже скучаю. Еще не уехала, а уже скучаю.

Это было непохоже на нее, и Паша удивился. Еще больше он удивился, когда в аэропорту Козлик чмокнула его в ухо и шепнула:
- Буду очень скучать!

Три месяца прошли в играх с Эдиком, в тягостном сексе с секретуткой Люсей, в заботах и в вечном зависании в скайпе. Безлимитки у Козлика не было, и они набирали текст вручную, как в старых добрых болталках.

Паша никогда раньше не общался с ней в сети. Он знал, что человек выглядит там совсем не так, как в жизни, - но...

«Скучаю по тебе. Так надоели эти рожи, так хочется уткнуться в тебя...»

«Все время представляю, какой ты, какой у тебя голос, и тогда мне легче засыпать...»

«Я обожаю тебя. Всегда стеснялась говорить тебе такое, но отсюда это как-то легче... « - писала ему angel_kozlik.

«Стеснялась?... « - не верил Паша. Он никогда не думал, что Козлик может чего-то там стесняться.

Читать это было тем больней, чем сильней его тянуло налево. Даже в заветный день, когда они с Эдиком встречали маму, Паше не было покоя. Вот блондинка с волосами цвета льна, тоненькая, гибкая, в гольфе и в глянцевой мини... Вот брюнетка, знойная, бесстыдно-чувственная, совсем-совсем молоденькая, как наливной плодик... А вот рыжая, краснощекая, с искристой шевелюрой, как на рекламе краски для волос, в длинном белом платье, легкая, как ангел... И глазищи зеленые, как... как...

Тут Паша слегка обалдел, потому что рыжий ангел увидел их с Эдиком, ринулся к ним, врезался в Пашу с разбега, стиснул его до хруста, перемазал слюнями и повис у него на шее, ухватив другой рукой Эдика...
- Мама, мама! - вопил тот.
- Ккк... Козлик? - хрипел Паша.
- Не узнал? - смеялась и плакала она. - Я так и думала: узнает, не узнает... Вон Эдичка сразу узнал. Решила отпустить немного, так они вдруг полезли, как психованные... Непривычно так... щекочут шею, кошмар просто!
- А это что? - Паша неловко ухватил бронзового ангелочка у нее на шее.
- Да так... купила на блошином рынке...

Она говорила взахлеб, улыбалась, прижимала к себе попеременно то Пашу, то Эдика и всхлипывала от радости.

Дело было не только в волосах: вся она была какой-то новой, помолодевшей, и никто не поверил бы, что этой девочке двадцать восемь лет, и у нее сын-третьеклассник.

Дома Паша никак не мог дождаться, пока Эдик угомонится, насидится на маме, натычется ей в живот, перескажет в тысячный раз все новости и покажет ей все, чего она не видела, пока была в Лондоне... Наконец Эдик был отправлен к себе в комнату, и Паша, замирая, повернулся к Козлику.

Но она опередила его. Мгновенно, за долю секунды скинув все тряпки, она кинулась к нему, повалила на диван и стала раздевать, урча, как голодный зверь.
- Ого! - только и смог выдохнуть Паша, когда она рывком оголила ему срамоту. - Ааааа! - взвыл он, когда она заграбастала его хозяйство и обволокла языком и губами все, что смогла - и член, и яйца, и щекотные уголки под ними, - и заглотила головку, облепив ее нёбом, и влезла пальчиком в анус...
- Аааааа! - вопил Паша, истекая наслаждением, оглушительным, как припадок. - Оооох! Ну и ну, - пораженно смотрел он на нее.
- Просто я очень соскучилась, - говорила рыжая голова, прокашлявшись от спермы.

Ее ладони поползли по Пашиной груди - ласковые, скользящие, электрические ладони, вгонявшие ток в каждую клетку его кожи - и сама она влезла на него, как кошечка, влипла щелью в опустошенный член, нагнулась к Паше - и стала выцеловывать ему шею, губы и все лицо, обхватив его ладошками.
- Я так люблю тебя, - шептала она, крепко целуя Пашу в глаза. - Я чуть не умерла без тебя, - жаловалась она, высасывая ему рот.

Ее бутончик скользил по члену, вмазывая в него сладкую силу, спинка выгнулась по-кошачьи, и сиськи свесились вниз, трогая Пашину грудь, и волосы, шелковые волосы, пахнущие горькой осенью, впервые щекотали ему лицо... Член сам собой выпятился вверх, и скользкий бутон сам собой наделся на него, и Козлик плавно качалась на Паше, выцеловывая его с двух сторон - губами и влагалищем, смаковавшим член, как лакомство.
- Как хорошоооо, - стонала она.

Паша не мог говорить...

Изнуренная и счастливая, Козлик уснула у него на груди, а он долго еще играл ее волосами, не веря своему счастью, и сам не заметил, когда заснул.

Во сне ему явился черт.
- Ну как, годится товар? - спрашивал он. - Не обманул я тебя? То ли еще будет! Это так, разминка, проба пера...
- Какой товар? - говорил ему похолодевший Паша. - Я же ничего не подписал...
- Ой-ей-ей, - кривился черт. - А еще «Фаустуса» читал. Можно подумать, ты поверил, что этот старый ритуал кому-то нужен. Это так, для эстетики. Сделка считается действительной с того момента, как ты внутренне согласился на нее. Хоп! - и все. Нет пути назад. А контракты-шмантракты - это все хуйня.
- Подожди, - кричал ему Паша, - какая сделка? Я не хочу!
- Как это не хочешь, если хочешь? - щурился черт. - И не просто хочешь, а слюнями капаешь от охотки. Кроме того, уже поздно. Помни, Павел Ильич: сколько схаваешь - то твое. Жри, пока не лопнешь. Я свое дело сделал.
- Неееет! - кричал Паша. Но черт уплывал в никуда, и Паша хрипел, захлебываясь лиловой мутью сна.

***

Это был дурман