Взрослые игры
– проговорил я, продолжая нагло рассматривать голую мать, прокручивая в голове все заранее обдуманные варианты.
- Стучаться, надо, видишь я голая совсем – виновато и застенчиво пробубнила она заплетающимся языком и еще шире от смущения заулыбалась, надеясь что я отвернусь и не буду её рассматривать , а она успеет чем-то прикрыть свою наготу.
- Да что я тебя не видел голой, я даже видел, как тебя сегодня трахали на столе – стараясь, как можно наглее с ухмылкой проговорил я.
- Не болтай, ни чего ты не видел, меня ни кто не трахал – опуская глаза, промямлила она, еще больше засмущавшись.
- Ну, да, только по тому, что у него не встал на тебя, а то я слепой не видел, как ты лежала на столе с разведенными ногами, выставив свою лохматую, готовую принять член, если бы я тебя не увел домой, он точно бы тебе засадил – продолжал нагло ухмыляться я, сам поражаясь своему наглому ...обращению с матерью, при которой всего несколько часов назад побоялся произнести бы ругательное слово.
По лицу матери побежал яркий румянец, чувство стыда за то, что я со своим другом стал свидетелем её интимных отношений, её нагота сейчас передо мной и сильное опьянение, заставляло чувствовать её виноватой передо мной, поэтому она не могла адекватно ответить на мою наглость, решив, что это обыкновенная сыновья ревность, месть за её проступок. Наконец она решила оправдать хоть немного свое поведение, раскаянием, заговорила, растягивая слова стараясь придать голосу твердость на сколько ей позволял заплетающийся язык
- Ты же уже большой, скоро семнадцать, должен понимать, что я еще не старая женщина и мне тоже требуется и хочется с кем-нибудь…
- Сказала бы мне, я бы тебя оттрахал, я же уже большой - не дав ей договорить, с нескрываемым злорадством съязвил я – а ты под женатого подлезла, как же твои принципы, не трахаться с женатыми.
Мать всхлипнула, пытаясь сдержать смех, но не сдержалась и рассмеялась, не обратив внимание на мой тон и приняв мои слова за шутку, и подтверждения её умозаключений о сыновей ревности, в порыве которой я сейчас отчитывал её, не стесняясь в выражениях, поменявшись с ней местами в вопросе воспитания.
- У тебя еще женилка не выросла…
- Это у меня не выросла!? – снова не дав ей договорить, игриво с улыбкой произнес я, и двинулся в сторону матери, пока не подошел к ней вплотную – вот смотри, как выросла.
Мать еще заразительнее рассмеялась, все это ей показалось по-детски забавным, однако она не только посмотрела вниз на мои трусы, но и оторвав руку от лобка, прикоснулась к моему окаменевшему члену, оттопырившемуся под трусами, от чего тот несколько раз дернулся от приятных ощущений.
- Ну как выросла? – спросил я, и тут же обнял мать обоими руками, прижимая её теплое и мягкое голое тело к себе.
- Еще и как выросла – улыбнувшись, проговорила она, и её руки обвили меня, словно она желала прикрыть свою наготу от меня, прикрывшись мною же и в тоже время получить от меня прощения за её провинность, а что так не успокаивает ребенка, как материнская нежность, её объятия.
Податливость голой матери, её встречная нежность объятий, вызвали у меня новую сильную волну возбуждения, мой член еще сильнее напрягся и упираясь вниз её мягкого живота, расположившись на лохматом лобке матери, отделяемый только тонкой материей моих трусов, а по моему телу пробежала крупная дрожь. На продолжительное время мы с матерью замерли, стоя всего в полу шаге от кровати, чувствуя, как тяжелеет и сбивается от возбуждения наше дыхание. По телу матери тоже стала пробегать дрожь, а соски на её сиськах прижатые к моему голому торсу превратились в твердые комочки. Она с опозданием поняла, что своей неосмотрительной нежностью вызвала естественную реакцию в неестественных отношениях, и теперь не могла найти выхода из сложившейся ситуации. Чем дольше мы, молча, стояли прижавшись друг к другу, тем сильнее наши тела захватывало возбуждение, и тем меньше оставалось шансов, что не произойдет чего-то неординарного. Наконец, мать решила все же попытаться как-то выйти из этого положения, хотя уже и сама была сильно возбуждена. Её нежный безвинный поцелуй горячих мягких губ мне в шею рядом с ухом, как она хотела, оказался уж не таким и безвинным. Поняв это она попыталась что-то тихо сказать в свое оправдание, но из-за сильного возбуждения и опьянения, из её пересохшего рта сорвался только прерывистый похотливый выдох похожий на стон, обдав мое ухо горячим тяжелым дыханием, от чего я еще крепче прижал её к себе.
Почувствовав усилившийся натиск на её лобок моего окаменевшего члена иногда подергивающегося, она хотела немного ослабить давление и как бы переминаясь с ноги на ногу, расставила их по шире, но и этот её шаг был направлен против того чего она добивалась. Моя нога тут же встала между её разведенными ногами, и я уже ощутил на своем голом бедре её горячую, мягкую, волосатую промежность, а затем отплатив ей интимным поцелуем в шею, так что по телу матери пробежала крупная дрожь от возбуждения, легонько стал подталкивать её назад к кровати.
- Ну, не надо, не балуйся, бессовестный мальчишка – не убедительно проговорила она, но довольно легко поддалась моему натиску, продолжая обнимать меня.
Я опустил её поперек кровати и уже лежа на ней, развел ее свисающие на пол ноги в стороны, так что оказался между ними, а мой член все еще под трусами воткнулся в её теплую мягкую промежность.
- Не надо, мне стыдно - продолжала твердить мать, закрыв глаза - слышишь, не надо, не хорошо это.
- Ну, хоть, чуть-чуть, очень хочется – умоляющим и дрожащим от сильного возбуждения голосом произнес я.
Мать не оказывала ни какого сопротивления, даже когда я запустил свою руку ей между ног, нежно притронувшись к её волосатой промежности, раздвигая пальцами мясистые мягкие половые губки, отыскивая во влажной и теплой щели клитор. Она напротив еще шире развела ляжки, а когда мои пальцы, отыскав её клитор стали нежно его поглаживать, то она стала медленно приподымать навстречу зад, а с губ стал срываться тихий сладострастный стон. Мать уже не произносила "не надо" а только тихо сладострастно постанывала и подмахивала моей руке. Разожженный огонь страсти дядей Валерой, вспыхнул с новой удвоенной силой, у меня и сомнений не было, что её похоть уже переборола, все её притупившиеся алкоголем моральные принципы, и она теперь только жаждала одного, чтобы её трахнули.
- Давай просто потремся письками, а в меня не будешь… - тихо прошептала она, запинаясь от тяжелого дыхания.
Приспустив трусы, я расположил свой член так, что он оказался своим основанием как раз между разошедшихся мясистых половых губок соприкасаясь и при каждом движении скользя по клитору матери. Мы сделали с ней несколько движений навстречу друг другу имитируя половой акт, плотно прижимаясь друг к другу половыми органами понимая, что это только прелюдии.
- Погаси свет – прерывисто прошептала мать со сбившимся дыханием – и давай, ляжем как следует, поудобнее.
Она легла на кровать, на спину уже разведя широко ноги и согнув их в коленях, а я выключил свет и прежде, чем забраться на кровать сбросил
- Стучаться, надо, видишь я голая совсем – виновато и застенчиво пробубнила она заплетающимся языком и еще шире от смущения заулыбалась, надеясь что я отвернусь и не буду её рассматривать , а она успеет чем-то прикрыть свою наготу.
- Да что я тебя не видел голой, я даже видел, как тебя сегодня трахали на столе – стараясь, как можно наглее с ухмылкой проговорил я.
- Не болтай, ни чего ты не видел, меня ни кто не трахал – опуская глаза, промямлила она, еще больше засмущавшись.
- Ну, да, только по тому, что у него не встал на тебя, а то я слепой не видел, как ты лежала на столе с разведенными ногами, выставив свою лохматую, готовую принять член, если бы я тебя не увел домой, он точно бы тебе засадил – продолжал нагло ухмыляться я, сам поражаясь своему наглому ...обращению с матерью, при которой всего несколько часов назад побоялся произнести бы ругательное слово.
По лицу матери побежал яркий румянец, чувство стыда за то, что я со своим другом стал свидетелем её интимных отношений, её нагота сейчас передо мной и сильное опьянение, заставляло чувствовать её виноватой передо мной, поэтому она не могла адекватно ответить на мою наглость, решив, что это обыкновенная сыновья ревность, месть за её проступок. Наконец она решила оправдать хоть немного свое поведение, раскаянием, заговорила, растягивая слова стараясь придать голосу твердость на сколько ей позволял заплетающийся язык
- Ты же уже большой, скоро семнадцать, должен понимать, что я еще не старая женщина и мне тоже требуется и хочется с кем-нибудь…
- Сказала бы мне, я бы тебя оттрахал, я же уже большой - не дав ей договорить, с нескрываемым злорадством съязвил я – а ты под женатого подлезла, как же твои принципы, не трахаться с женатыми.
Мать всхлипнула, пытаясь сдержать смех, но не сдержалась и рассмеялась, не обратив внимание на мой тон и приняв мои слова за шутку, и подтверждения её умозаключений о сыновей ревности, в порыве которой я сейчас отчитывал её, не стесняясь в выражениях, поменявшись с ней местами в вопросе воспитания.
- У тебя еще женилка не выросла…
- Это у меня не выросла!? – снова не дав ей договорить, игриво с улыбкой произнес я, и двинулся в сторону матери, пока не подошел к ней вплотную – вот смотри, как выросла.
Мать еще заразительнее рассмеялась, все это ей показалось по-детски забавным, однако она не только посмотрела вниз на мои трусы, но и оторвав руку от лобка, прикоснулась к моему окаменевшему члену, оттопырившемуся под трусами, от чего тот несколько раз дернулся от приятных ощущений.
- Ну как выросла? – спросил я, и тут же обнял мать обоими руками, прижимая её теплое и мягкое голое тело к себе.
- Еще и как выросла – улыбнувшись, проговорила она, и её руки обвили меня, словно она желала прикрыть свою наготу от меня, прикрывшись мною же и в тоже время получить от меня прощения за её провинность, а что так не успокаивает ребенка, как материнская нежность, её объятия.
Податливость голой матери, её встречная нежность объятий, вызвали у меня новую сильную волну возбуждения, мой член еще сильнее напрягся и упираясь вниз её мягкого живота, расположившись на лохматом лобке матери, отделяемый только тонкой материей моих трусов, а по моему телу пробежала крупная дрожь. На продолжительное время мы с матерью замерли, стоя всего в полу шаге от кровати, чувствуя, как тяжелеет и сбивается от возбуждения наше дыхание. По телу матери тоже стала пробегать дрожь, а соски на её сиськах прижатые к моему голому торсу превратились в твердые комочки. Она с опозданием поняла, что своей неосмотрительной нежностью вызвала естественную реакцию в неестественных отношениях, и теперь не могла найти выхода из сложившейся ситуации. Чем дольше мы, молча, стояли прижавшись друг к другу, тем сильнее наши тела захватывало возбуждение, и тем меньше оставалось шансов, что не произойдет чего-то неординарного. Наконец, мать решила все же попытаться как-то выйти из этого положения, хотя уже и сама была сильно возбуждена. Её нежный безвинный поцелуй горячих мягких губ мне в шею рядом с ухом, как она хотела, оказался уж не таким и безвинным. Поняв это она попыталась что-то тихо сказать в свое оправдание, но из-за сильного возбуждения и опьянения, из её пересохшего рта сорвался только прерывистый похотливый выдох похожий на стон, обдав мое ухо горячим тяжелым дыханием, от чего я еще крепче прижал её к себе.
Почувствовав усилившийся натиск на её лобок моего окаменевшего члена иногда подергивающегося, она хотела немного ослабить давление и как бы переминаясь с ноги на ногу, расставила их по шире, но и этот её шаг был направлен против того чего она добивалась. Моя нога тут же встала между её разведенными ногами, и я уже ощутил на своем голом бедре её горячую, мягкую, волосатую промежность, а затем отплатив ей интимным поцелуем в шею, так что по телу матери пробежала крупная дрожь от возбуждения, легонько стал подталкивать её назад к кровати.
- Ну, не надо, не балуйся, бессовестный мальчишка – не убедительно проговорила она, но довольно легко поддалась моему натиску, продолжая обнимать меня.
Я опустил её поперек кровати и уже лежа на ней, развел ее свисающие на пол ноги в стороны, так что оказался между ними, а мой член все еще под трусами воткнулся в её теплую мягкую промежность.
- Не надо, мне стыдно - продолжала твердить мать, закрыв глаза - слышишь, не надо, не хорошо это.
- Ну, хоть, чуть-чуть, очень хочется – умоляющим и дрожащим от сильного возбуждения голосом произнес я.
Мать не оказывала ни какого сопротивления, даже когда я запустил свою руку ей между ног, нежно притронувшись к её волосатой промежности, раздвигая пальцами мясистые мягкие половые губки, отыскивая во влажной и теплой щели клитор. Она напротив еще шире развела ляжки, а когда мои пальцы, отыскав её клитор стали нежно его поглаживать, то она стала медленно приподымать навстречу зад, а с губ стал срываться тихий сладострастный стон. Мать уже не произносила "не надо" а только тихо сладострастно постанывала и подмахивала моей руке. Разожженный огонь страсти дядей Валерой, вспыхнул с новой удвоенной силой, у меня и сомнений не было, что её похоть уже переборола, все её притупившиеся алкоголем моральные принципы, и она теперь только жаждала одного, чтобы её трахнули.
- Давай просто потремся письками, а в меня не будешь… - тихо прошептала она, запинаясь от тяжелого дыхания.
Приспустив трусы, я расположил свой член так, что он оказался своим основанием как раз между разошедшихся мясистых половых губок соприкасаясь и при каждом движении скользя по клитору матери. Мы сделали с ней несколько движений навстречу друг другу имитируя половой акт, плотно прижимаясь друг к другу половыми органами понимая, что это только прелюдии.
- Погаси свет – прерывисто прошептала мать со сбившимся дыханием – и давай, ляжем как следует, поудобнее.
Она легла на кровать, на спину уже разведя широко ноги и согнув их в коленях, а я выключил свет и прежде, чем забраться на кровать сбросил