натворил?! Скажи... а почему ты сделал со мной ЭТО? Почему? - она требовательно прижалась к Витьке, глядя ему прямо в глаза.
- Потому что... я люблю тебя, - произнес Витька слова, которые должны были прозвучать. Он зверски покраснел, хоть и совсем не чувствовал неловкости.
- Любишь? Любишь?!..
- Да...
- И я тебя... Я тебя знаешь как люблю!.. Я тебя так люблю, Витечка, славный мой, миленький мой, родненький... - говорила Лина, обцеловывая Витьке щеки. Глаза ее туманились, как голубые зеркала.

Витька почувствовал, что его писюн снова каменеет. Какое-то время он тыкался им в Лину. "Интересно, можно так - чтобы Лина сверху?", думал он - и почувствовал, как писюн его сам собой уходит в масляную глубину…
- Ааааах! - Лина оторвалась от его лица, глядя на Витьку расширенными, совершенно сумасшедшими глазами, - но Витька притянул ее обратно и впился в нее губами.

Лина со стоном поддалась, - а Витька сладостно толкал ее снизу и тонул в ее волосах, обсохших на солнышке и щекотавших Витьку, как тополиный пух. "Осторожней, осторожней", шептала она, выгибаясь от боли и сладости в паху, и целовала Витьку, и улыбалась ему сквозь слезы, ворочаясь на его писюне, как бабочка на булавке...

***

Вечером, когда все легли спать, Лина пробралась к Витьке.

Они ласкались в лунном луче, распаляясь с каждой секундой, и вскоре Лина со стоном обмякла под требовательными Витькиными губами и пальцами, терзающими ее тайный уголок.
- Какое блаженство, Вить! - хрипела она. - Я понимаю, почему великие любовники умирали за свою любовь. Я бы тоже умерла за одну только минуту такой любви...

Волосы ее снова стали светиться, и Витька сказал ее:
- Я понял: ты как батарейка - впитываешь лунную энергию, и потом расходуешь ее на колдовство. Да уж - не объяснение, а прямо торжество разума и науки!..
- Точно! - смеялась Лина вместе с ним, а потом посерьезнела: - Если честно, то я не знаю, что и как... Иногда мне страшно... Во сне меня часто зовут туда.
- Куда?
- ТУДА. Я не могу объяснить...
- На Луну?
- Нет. Не на обычную Луну, конечно. Которая спутник Земли... Давай не будем сейчас об этом, ладно?
- Ладно. Сейчас - давай летать!
- Летать? Не знаю... Вить, я боюсь.
- Чего "боюсь"? Вчера ведь все получилось! Давай, Лин! - упрашивал ее Витька, и она сдалась. Глазки ее горели: искушение было слишком велико.

Как и вчера, они поднялись к окну и вылетели на улицу, купаясь в лунном луче; как и вчера, Витька кричал от ужаса и восторга - Лина сказала, что их никто не услышит, и можно не стесняться, - и они носились над спящей дачей, пьяные друг другом и небывалостью своего полета.

Луна топила их в ртутном мареве и втекала в них, набухала внутри, конденсировалась сладкими леденящими каплями - и Витька с Линой танцевали от возбуждения и холодной щекотки в телах. Они смеялись и извивались в воздухе, как рыбы в воде; возбуждение нарастало, и они все крепче припадали друг к другу, оставляя круглые засосы на коже.

Их языки горели от серебристой соли их тел. Соски Лины набухли и рвались от щекотки, и по ногам ее текли капли патоки, которые Витька слизывал, как теленок. Игра в невесомости давала абсолютную свободу ласк, - лунные любовники уже почти освоились с ней, и им казалось, что они ласкают друг друга со всех сторон одновременно. В сердцах у них было холодно и сладко, как в тайном сне. Невесомость пронизывала их, размывала изнутри, и это было страшно и блаженно, и хотелось раствориться в ней, как в сгустке холодной ртути...

Они выли и задыхались, и Витька уже бодал писюном Линин пах, масляный от любви.
- Витя, нет... Давай вернемся... - бормотала Лина, не в силах оторваться от него.
- Зачем? Ты что? - Витька сжимал Лину крепче, припадал к ее рту, не давая ей говорить, и вталкивался в ее клейкую щель.
- Ааа... Ааааа... - стонала Лина, танцуя бедрами. Ножки ее обхватили Витьку, каменный писюн распер ее до самого нутра - и их тела слепились плотно, как только возможно.

Секс поглотил их без остатка. Их бедра, слепленные в ком, двигались слаженно, плавно, как единый организм. Тела, не имевшие веса, оплетали друг друга, вились и гнулись вопреки всем законам физики и анатомии; Лина обвивала Витьку вьюнком, облепляла его своими жадными губами, а Витька чувствовал, как его кол прорастает в Лине - и пускает сладкие корни там, во влажной глубине...

Он пульсировал в ней, обняв ее и закрыв глаза. Не было ни прошлого, ни настоящего - только наслаждение и нежность, и Лина, и сладкая дорога, в конце которой светился огромный ледянящий оргазм. Он был близко, он уже обжигал их холодными лучами, и Витька ускорял напор...
- Ааааа... Ааааааа... - стонала Лина и жалила его язычком, закрыв в беспамятстве глаза. Витька чувствовал, что оргазм уже в ней - еще немного, еще чуточку наподдать, и еще капельку, еще крошечку...

Вдруг ее стоны странно ослабели.

Витька посмотрел на Лину - и ахнул: она была прозрачной, как тень, и сквозь нее просвечивала луна и силуэты деревьев.
- Лина! - крикнул он.

Она распахнула глаза и силилась что-то сказать, но голос ее затихал, как будто удалялся, хоть она была здесь, рядом...
- Лина!!! - тут Витька увидел, что силуэт Лины бледнеет и исчезает.

Ужас сковал его. Свинцовая тяжесть вдруг потянула Витьку вниз, как гиря. В ушах засвистел холодный ветер...

Исчезающая тень Лины осталась там, наверху, а Витька падал сквозь ртутное марево, унося в памяти ее последний взгляд.

***

Ветви смягчили удар; к тому же Витька упал в навозную кучу.

Его крик услышали не сразу, и он пролежал в дерьме почти до рассвета. На все вопросы он отвечал правду, и к панике по поводу сломанных ног добавилась паника по поводу временного помешательства (вызванного, очевидно, сотрясением мозга).

Витьке было все равно. Он и вправду немного тронулся: падение из лунного эфира в дерьмо, ласки, любовь и смерть Лины навязли в его душе огромным комом, который он силился проглотить – и не мог, и задыхался от бессилия, и проваливался временами в мутное болото без верха и низа, блуждая там и разыскивая Лину…

Ее пропажа обнаружилась утром. На чердаке обнаружили ее и Витькину одежду, и Витьке пришлось признать, что они с Линой трахались, как бесстыжие кролики.

Его допрашивали четыре раза, но Витька твердил, как попугай, официальную версию, внушенную ему родителями: после секса с Линой вышел полазить по деревьям, сорвался, упал... Про Лину ничего не помнит.

Милиционеры хмурили брови. Все шло к тому, чтобы пришить Витьке дело, - но улик не было, и от него отстали.

Лину искали месяц – искали всей областью, затем всей страной… Исчезновение дочери парторга огромного завода подняло на ноги весь Союз, и целый месяц по центральному радио звучали объявления о пропаже Лины. По району ползли дикие слухи, и только Витька мог удивляться, насколько народная фантазия недалека от истины.

На следующий день после падения он переехал в больницу, где провалялся полмесяца. К нему приходил Линин отец, странно смотрел на него и говорил:
- Я не жалею, ни о чем не жалею. Лучше ТАМ, чем с тобой.

Витьке было жалко его, и он не обижался.

Выписался он уже в августе, и еще