с Линой парят где-то рядом с луной.

Открыв глаза, чтобы рассмотреть ее удивительные волосы, Витька вдруг вскрикнул:
- Лин!.. Смотри!

Они действительно парили в лунном луче, приподнявшись на метр над кроватью. Сладкий ужас - тот самый, знакомый ему - наполнил Витьку...
- Но как же?.. Этого не может быть! Не может быть... - шептал он, обнимая Лину. Его "не может быть" будто прибавили им веса, и они с Линой мягко опустились на кровать.
- Не может быть? - странным голосом отозвалась Лина. - Я уже летала. Одна. Тоже в полнолуние. Сначала летала во сне, а потом проснулась... И увидела, что я - под потолком. Я чуть не умерла тогда... Я упала и больно ушиблась. Но потом летала опять…
- Но как это может быть, Лина?
- Я не знаю. Раньше я боялась этого, страшно боялась, оно было для меня как тайное проклятие. А потом, где-то год назад, я стала изучать... Я еще почти ничего не знаю.
- Кто же ты, Лина? Кем ты стала тогда, в ту ночь?
- Не знаю. Может быть... может быть, я стала колдуньей.
- Колдуньей? Колдовства не бывает!
- Не бывает? - таким же странным голосом отозвалась Лина - и вдруг приподнялась под Витькой и крепко сжала его.

В этот самый момент открылась дверь, и в лунном луче показался профиль Лининого отца.
- Лина! Лина!!! - громко крикнул он. Он был в ярости.

"Молчи и не шевелись!" - услышал Витька голос Лины, ясный и требовательный, хоть и видел, что она не раскрывала губ. Он подчинился, застыв единым изваянием с ней, и старался не дышать.

Лунный луч освещал их не хуже прожектора, и не заметить их было просто невозможно. Но Витька ясно видел, что взгляд Лининого отца, острый, как бритва, проходит сквозь них, как сквозь пустоту.
- Спит пацан... - сказал он, будто оправдываясь перед кем-то. – Нет, она не проведет меня, не проведет… - бормотал он, уходя прочь.

Закрылась дверь, и бормотание затихло.

Несколько секунд Витька с Линой сидели в оцепенении. Потом Лина шевельнулась, вздохнула, провела рукой по Витькиному плечу и спросила:
- Ну как? Говоришь, не бывает колдовства?
- Ты что, сделала нас невидимыми? - потрясенно спросил Витька.
- Вроде того, - ответила Лина. - Это еще что! Вот весной, когда писали контрошу по физике, я не подготовилась, потому что ухаживала за одной девочкой. Она... ты ее не знаешь. Она была сильно больна. Так вот: я дала нашей Кире Степанне пустую тетрадку, и она поставила мне там жирную "5", и в журнале тоже. Еще и похвалила перед всем классом! Вот это колдовство, а?
- А девочку ты тоже...
- Чуть-чуть. Я не знаю, сколько помогла я, сколько лекарства, но она поправилась, хоть врачи приговорили ее...
- Слушай, Лин!
- А?
- А давай... давай полетаем! Раз ты умеешь! И я с тобой тоже! Давай?
- Я боялась. Боялась одна. А сейчас... Но...
- Что "но"?
- Тут нет никаких правил... Короче: это опасно. Я не могу объяснить тебе. Я сама еще не все чувствую, а что чувствую - не понимаю.
- Все равно! Давай, Лин!
- Хорошо. Закрой глаза.

Витька зажмурился, чувствуя, как тело его снова теряет вес. Он вдруг вспомнил, как летал во сне: нужно просто устремиться вверх, и тогда...
- Вить! СМОТРИ!..

Витька открыл глаза. Они с Линой парили над кроватью.
- Ух!.. Попробуй вперед!.. - шепнула Лина, и сама подалась к окну. - Не бойся! Можешь отпустить меня, я тебя держу.

Они подлетели к окну. Лина улыбнулась Витьке - и вылетела прочь с чердака. Захлебнувшись сладким ужасом и восторгом, Витька вылетел вслед за ней.
- Ааааа! Ииииии! Вот это даааа! - визжала Лина, танцуя в лунном луче. - Я еще никогда так не летала. Виииить! Как здоооорово!.. Эгегееее!
- Эгегегееее! - подхватил Витька, и они принялись восторженно орать, отлетая прочь от дачи.
- Перебудим всех!..
- Ничего! Никто не услышит! Эгегеееее!..

Они летели, обжигаясь о прохладу ночи, а вслед им лаяли собаки. Голая Лина, купающаяся в лунном свете, была умопомрачительно красива, и Витька подлетел к ней.
- Что?
- Ты очень красивая, Лин. Я... я даже не могу сказать тебе...
- А ты не словами скажи. Скажи...

И вдруг Витька ощутил, что Лина понимает его без слов. Он будто почувствовал ее в себе, внутри - и это было так здорово, что у него закружилась голова. Черная ночная бездна под ним и сверкающий лунный океан сверху опрокинули его, и он врезался на лету в Лину.
- Ай! Чего дерешься?... Ооооу! - Лина взвыла, потому что Витька обнял ее и стал ласкать прямо в воздухе.

Он ласкал ее лихорадочно, будто торопился объясниться в любви каждой ее клеточке. Он слюнявил ей соски, бодал ее пухлые груди, облизывал ее, как ласковый пес, спускаясь все ниже, и наконец прильнул губами к тому месту, которое недавно горело под ударами его писюна. Лина растопырилась пошире...
- Ааааа!.. Ты что? Тебе не противно?
- А тебе?
- Мне? Ааааа! Витюся, миленький, зайчик мой... Я умираю!.. Еще, еще так, еще...

Она танцевала в серебристом мареве, а Витька пролизывал ее насквозь большим мягким языком, горящим от соли. Вскоре Лина выгнулась - и вдруг, обхватив ногами Витьку, взмыла вверх. Ее раздирал крик. У Витьки екнуло в груди, но он крепко держал ее за бедра и старательно работал языком, исторгая из Лины все новые и новые счастливые вопли.
- Аааааооооуу! - Лина смеялась от счастья и наслаждения, и смех ее был серебристым, как луна. Из ее складочек брызгало тягучими каплями, стекавшими по Витькиному лицу, как мед, - и сам Витька брызгался серебряными звездочками, вылетавшими из его писюна…

Они летали высоко - там, где было холодно и ветрено, - и Лина сама стала холодной, как ветер. Изнемогая от наслаждения, она смеялась звонким прохладным смехом, - и вдруг Витька увидел, что сквозь нее просвечивает луна.
- Лина! Ты прозрачная! - крикнул она.
- Аааооооууу... Что? Возвр... возвращаемся назад, - заплетающимся языком прохрипела Лина. - Я же говорила, что это опасно!

Витька оглянулся, но вокруг не было ни домов, ни огней, никаких ориентиров - только лунное марево, и сверху - луна, большая, серебряная, как призрачный глаз.
- Закрой глаза и держись за меня! - крикнула Лина. Витька ухватился за ее ноги - и почувствовал, что они мягкие, как паралон.
- Лина! - хотел было крикнуть он - и не смог раскрыть рта.

Каким-то тайным чувством он понял, что нужно думать, будто ноги Лины - обычные, твердые, из мяса и костей. Они и впрямь будто бы отвердели, и через минуту он услышал в себе голос Лины:
- Ну вот… Все в порядке.

Витька открыл глаза. Они парили над их дачей, возле чердачного окна. Лина влетела туда, и Витька вслед на ней. Лина упала на кровать, Витька тоже - и вдруг он ощутил смертельную, пьянящую усталость. Она навалилась на него и придавила, как свинцовая гора...
- Я же говорила: это опасно. Могли и не выбраться... - слышал он голос Лины, уходящий в туман, и затем уже не помнил ничего.

Во сне он входил писюном в мягкую, нежную Лину - и снова и снова изливался в нее тягучей струйкой блаженства, и вылизывал ей личико, и говорил ей такие же интимные и невозможные слова, как она ему, - и было хорошо, смертельно хорошо, и почему-то очень грустно…

Продолжение следует.