ворчливой еврейкой средних лет, посулив ей хороший бакшиш «в семейный фонд», и она выделила нам в воскресенье полдня.
Когда пришло время, мы явились туда – возбужденная Даша все выпытывала, в кого я хочу ее преобразить, но я отмалчивался, - и началось: мою супругу усадили в кресло.
Когда взялись за ее волосы, она не сдержалась – вскрикнула и вопросительно посмотрела на меня. А я как ни в чем не бывало отдаю инструкции: «красьте ее в льняную блондинку»...
У Дашки сделались большие глаза, щеки порозовели и засияли, и вся она стала похожа на Золушку, которую пригласили на бал. Ее волосы обрабатывали час, а то и больше – такие буйные кудри, как у нее, покрасить непросто, - и я попросил, чтоб этим занималась Катя (аргументировав это стеснительностью Даши), - а сам удалился на 40 минут. Потом, правда, пришлось ждать еще столько же.
В конце концов я не вытерпел и явился в святая святых, - уж очень хотелось увидеть процесс превращения моей любимой бронзовой девочки в блондинку. Когда зашел – Дашка сидела с закрытыми глазами, по лицу ее ползли красные пятна, а Катя красила ей кудри, явно стесняясь ее впечатлительности. Дашка была уже почти блондинкой, я едва узнал ее, и сердце у меня ёкнуло. Я решил не показывать своего возвращения, приложил для Кати палец к губам, и тихонько, на цыпочках, прокрался в уголок.
Дашины волосы стали светлыми – бежево-льняного, «полевого» оттенка, - на такие хочется нацепить венок из васильков и пшеницы, - и Даша превратилась в другое существо. Это волновало, как романтический сон.
Когда, наконец, покраска была окончена, и Дашка прошлась вдоль зеркала, изумленно, восторженно и недоверчиво глядя на свои льняные кудри – точь-в-точь как лысая латиночка, - последовал второй этап. Обалдевшую блондинку Дашу выпустили размяться, затем снова усадили в кресло, и на сей раз сама тетя Женя взялась за ее преображение.
Я хотел, чтобы Дашу превратили в украинскую «мавку», дитя лесов и полей: убрали смуглость, зной, слегка «охладили» бы все черты, придав им оттенок славянской грусти...
Тетя Женя принялась колдовать, а меня снова отправили восвояси. Когда я вернулся, тетя Женя домазывала на Даше, сидящей ко мне спиной, какие-то штрихи, говоря «Щас, щас...» Наконец она позвала меня: «а ...ну-ка, смотри, дорогой – то, что нужно, или нет?»
Я подошел – и обалдел. Передо мной сидело светлоглазое, белобровое, белоресничное чудо с молочной кожей, розовыми щечками, пухлыми губками и – я не знаю, как тётя Женя это сделала, но – курносым носиком. Чудо счастливо и слегка насмешливо улыбалось мне, видя мое замешательство и говоря - "мы с вами где-то виделись, молодой человек?.."
Когда я, прокашлявшись, дал «добро», тетя Женя подняла Дашу, неожиданно для всех раздев ее до трусов (при Кате) – оголенная Дашка, не успев даже застесняться, растерянно таращила глазки, - и принялась чем-то поливать ее из распылителя. Оказывается, нужно было скрыть Дашину смуглость, и тетя Галя красила ей шею, спину, руки и ноги «в славянку». Катя явно залюбовалась на Дашуню, на ее сосочки торчком, а я наблюдал, как Дашино тело становится все белее и розовее, и плыл внутри от стыдного удовольствия за Дашу.
Потом тетя Галя подмазала ее еще немного – на личике появились едва заметные веснушки, – подсушила феном, и Мавка была готова! Дашуня голенькая, в одних трусиках, не одеваясь, прошлась перед зеркалами, - и у меня дух захватило от ее незнакомой, но такой нежной, трогательной красоты. Я бы снова не узнал ее.
Дашка была как пьяная. Эйфория переполняла ее, она порхала и танцевала перед зеркалом, строя рожи и махая сисями. Тетя Галя только переглядывалась со мной и с Катей: «порадовали ребенка, большое дело сделали»...
Теперь пришла моя очередь. Мне было почему-то страшновато, как в детской игре. Меня усадили в кресло; Даша, которой запретили одеваться, пока тело не высохнет, подошла и, сверкая сисями, отдала инструкции: покрасить меня в огненно-рыжий цвет! «Будешь ирландец!..»
Все время, пока меня красили, мне было жутко; кроме того, я вдруг страшно застеснялся (чего уж не было много лет). Голая - высохшая, но позабывшая одеться - Дашка порхала рядом, командуя процессом. Ее пытались выставить, как и меня, но не тут-то было...
Впрочем, меня красили значительно быстрей, чем ее: и с волосами, и с лицом справились за час с лишним. Уже через полчаса я перестал узнавать себя в зеркале: мне налепили нос, натянули кучу пластырей - не самое приятное ощущение, кстати, - и из зеркала на меня действительно начинал глядеть какой-то ирландский экстремист.
***
После покраски мы, отблагодарив снисходительную, но довольную тётю Галю и проникновенно попрощавшись с Катюшей, провели блиц-совещание: где лучше одеться - на базаре в новое, или дома в то, что есть? Поскольку красили нас долго - мы решили не терять времени и одеваться дома. Странное, волнующее ощущение - как окружающие отреагируют на наш вид? всем ли заметно, что мы - не мы? - страшно занимало нас, и мы таинственно перемигивались, как заговорщики.
А дома... Дома - жизнь внесла свои коррективы в безупречно продуманный план нашей игры, потому что я увидел пухленькую голышку-блондинку, в процессе поиска одежды сбросившую с себя все, - и потерял голову...
Через минуту мы уже стонали и перекатывались по кровати, забыв обо всем, - старались только не целоваться, чтобы не испортить грим... Я шептал Даше: "Значит, Катя, да? В-вот тебе Катя! В-в-в-вот тебе! В-в-вот!.." - с каждым "в-вот" всаживаясь в нее до упора с потрохами. Даша ухала и содрогалась, сжигая меня глазами-блюдцами - ей их расширили, по-моему, - и насаживаясь на меня с энергией дикой кошки. По-моему, у меня никогда еще не было такого бревна; кажется, я доставал им до самой матки, потому что Даша хрипела при каждом толчке, заглатывала воздух и судорожно шептала "глубже, глубже, глубже, глубже..."
Такой мощной, сокрушительной любовной волны - когда НЕЛЬЗЯ не сношаться - у нас уж давненько не было. Голову кружил "запретный плод" - секс против правил, секс вопреки планам, секс здесь и сейчас, и наплевать на всё...
Я вталкивался в нее до боли, сминая, по-моему, все ее внутренности в лепешку; тут я сообразил сделать штуку, о которой вычитал в Камасутре: изогнул Дашу крюком, подтащил лихорадочно ей под попку все наши подушки (у нас их - гора на кровати), сам встал на четвереньки - так, чтобы член и влагалище были не горизонтально, а диагонально или даже вертикально - и с силой стал нырять в Дашу и долбить её, как чушка, забивающая сваи. При такой позе, если правильно распределить тяжесть, вес тела помогает проникуть в самые недра...
Эффект был мгновенным: курносое личико дрогнуло, застыло - только губки беззвучно шептали "ещё!", - глазки заволоклись туманом, и... Даже я, как мне показалось, кончиком члена нащупал что-то глубинное, мягкое, горячее - и успел только подумать: достал до матки!.. Дашуня, обезумев, глотнула с хрипом воздух - "Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-и-и-и!.." - и дальше было нечто, о чем я вспоминаю с трудом: припадок эпилепсии, сумасшествие, истерика... Мы оба орали и плакали, терзая друг друга