и лифчик и отправляется на кухню.
- А что такое, эта «Кама-сутра»? – воспользовавшись моментом и завладев своей ладонью уже всеми моими причиндалами, спрашивает Шура.
- Это священная книга индийцев, составленная полтора тысячелетия до нас. В ней содержатся наставления о половом акте, о молодых женщинах, об отношениях супругов, о чужой жене, о жрицах любви, о том, как добиться физической красоты.
- И ты всё это читал?
- Не всё. Ведь надо было переводить с английского и то и дело залезать в словарь.
- Какой ты, однако, учёный у нас!
Шура приподнимается, усаживается на постели рядом со мной, и, продолжая поглаживать мой пенис одной рукой, другой обнимает за плечи и прижимается устами к моим устам. Мои руки тоже не бездействуют: одна сжимает по очереди груди, другая направляется вниз живота, теребит волосики лобка, проникает в промежье…
Из кухни доносятся звуки льющейся воды, передвигаемой посуды и ведра, довольно громкое шлёпание ног и невнятное ворчание. И тут же раздаётся стук в дверь, сопровождаемый просьбами открыть и впустить озябших мужиков.
- Прям сейчас! Разбежалась! – сердито отвечает им Аня. – Сказано ведь: идите домой и там досыпайте. Здесь же вас раньше вечера не ждут. Поняли? Ну так гуляйте отсюда!
- Молодец, Анька! – говорит Шура, продолжая ластиться ко мне.
Легонько, но настойчиво подталкиваемая мою, она даёт уложить себя и, уже приобретя сегодня некоторый опыт, помогает мне проникнуть в своё лоно, давно к тому уже готовое».
- Но не моё! – резко отстраняет руку рассказчика Лена. – Пожалуйста, без рук, как уже сказала Нинка…
- Неужто больно? – удивлённо спрашивает Женя.
- Нет, но всё же… Чего остановился? Рассказывай! Что было дальше у тебя с Шурой?
Что дальше? Наши движения всё убыстряются. И вот уже она охает и ахает, стонет и чуть ли не кричит, истекая сладостной истомой. Почувствовав, что вот-вот кончу, я стремительно прерываю акт и, сотрясаемый судорогами, застываю на ней, прижав свой истекающий член к её животу. Вспомнив недавние наставления, она просовывает туда ладонь и пытается облегчить мне мою муку, являющуюся следствием моего самопожертвования.
- Спасибо! – благодарю я, нежно целуя её, и опрокидываюсь рядом с нею на спину.
Склонившись надо мною, она возвращает мне поцелуй, продолжая легонько поигрывать пальцами над моим стремительно скукоживающимся членом.
- Ой, какой же он теперь маленький и мягонький!
- А слабо тебе поцеловать его?
- Зачем? Тебе очень хочется?
- Да, чтобы он быстрее перестал быть маленьким и мягоньким.
- А к чему нам торопиться? Я довольна тем, что уже было и не прочь отдохнуть.
- Ты-то, может быть, и не прочь. А Аня? О ней надо подумать?
- О Ане? Действительно. Она, ведь, там, бедная, совсем измаялась.
С этими ...словами Шура склоняется над моим пахом и приближает своё лицо к моему поникшему мужскому достоинству. Неожиданно мои бёдра начинают трепыхать, а сам я – издавать какие-то невнят-ные звуки.
- Ты чего, - поднимает она голову, чтобы взглянуть на меня. - Расхотелось что ль?
- Нет, нет! Бога ради! Просто щекотно стало от соприкосновения твоих волос.
Шура осторожно прикасается губами к кончику пениса, раз другой выстреливает по нему язычком и, почувствовав, как он задёргался, продолжая держать его в ладонях, покрывает поцелуями сверху донизу и уже почти совсем твёрдым берёт в рот, охватывает зубами. Я вдруг вскрикиваю и резко подаюсь назад.
- Что, больно? – встревожено спрашивает она.
Ответить я не успеваю, так как в комнату возвращается Аня.
- Ну что? – спрашивает она. – Не пора ли вставать и приниматься за завтрак?
- Нет, совсем не пора, - возражает ей Шура, и в её обычно мягком голосе слышатся необычные для неё твёрдые нотки. - Приляг и по-зволь Жене снова раздеть тебя. Не возражай, иначе мы это сделаем вдвоём с ним.
Поражённая Аня позволяет мне снять с себя рубашку, расстегнуть и бросить на пол лифчик и стащить трусики…
- И что дальше? – спрашивает она, всё ещё не придя в себя от неожиданности, ложась на кровать и закидывая одну руку за голову, а другой инстинктивно прикрывая низ своего живота.
- А дальше лежи и не трепыхайся… Покажи ей, Женя, где раки зи-муют…
Я моментально опрокидываюсь на неё и начинаю покрывать поцелуями. Аня пытается от них уклониться, извивается, делает усилия, чтобы сбросить мои руки со своих грудей, выскользнуть из-под прижавшейся к низу её живота набухшей мужской плоти. Но все эти движения оказываются бесполезными и, мало того, сильно раздражают её чувственность. Она понемногу стихает и, наконец, позволяет делать с собой почти всё, что мне заблагорассудится. Но, уклоняясь всё ещё от моих поцелуев, поворачивает голову к Шуре и спрашивает её:
- Ну что ему от меня надо?
- А ты не знаешь? – весело отвечает та. – Что нужно мужику от бабы?
- Да какой он мужик? Так… практикант… мальчишка…
- Вот именно, мальчишка, практикант, желающий как можно больше узнать на практике, что - по чём, - подхватываю я брошенную мне перчатку. - Поэтому и прошу просветить кое в чём. Ну, например, как называется поцелуй, в котором ты мне упорно отказываешь? Это когда мой язык проникает в твои уста, разжимая не только губы, но и зубы, и его там ласково встречает твой язык?
- Да поди ты…
По прежнему крепко сжимая её груди, я размыкаю своим языком её уста. Головой она уже больше не крутит, но зубы её остаются крепко сжатыми. Тогда я покрываю поцелуями другие части её лица, мочки ушей, шею, привстав на коленях, беру в рот то одну, то другую грудь. Одна моя рука помогает мне в этом, а другая скользит вниз, достигает промежности. Сам я при этом сваливаюсь с неё на бок, прижимаясь своим членом к правому её бедру. Аня пытается сжать их, но это её движение только усиливает давление проникших между ними пальцев на её набухшие гениталии.
- А как именуются вещички, что я сейчас трогаю?
- Не скажу!
Между тем бёдра её сами собой расходятся, пропуская мои пальцы в чрево.
- И правильно делаешь, что не хочешь произносить ругательные слова, хотя можно было просто сказать: «Пипка». А что я сейчас раздвигаю?
- Её самую, наверно, - пробует догадаться Аня.
- Срамные губы, большие, а за ними малые. И куда в результате проникаю?... Ох, как тут тепло и мокро!… Вульва это, преддверие влагалища… А далее мой большой палец движется кверху и натыкается на нечто, напоминающее сосочек размером, насколько можно судить, с ноготок… О, боже, он твердеет и увеличивается…
- Щекотно!.. – не выдерживает Аня.
- Вот именно, он и называется, щекотник, или похотник, а по-латыни клитор.
Аня, зажмурив глаза и произнося какие-то мычащие звуки, начинает энергично двигать тазом. А Шура, хихикнув, говорит ей:
- Помнишь, как ты рассказывала мне, что Слава после первой ночи говорил тебе: «Всё-таки поймал я тебя на клитор!»
- Поймал, поймал, - соглашается та, начиная барабанить кулаками по моим плечам. – И этот теперь поймал…
Я торжествую:
- Да, это самое слабое место у женщины, ибо благодаря ему она получает добрую половину удовольствия… Ишь как вздувается… Ну а что же в нижней части? Вот мой мизинец проникает в нечто похожее на ножны для клинка. Так