Байки о любви. История вторая
утешать его: обняла, прижалась к нему голым телом... и вдруг меня охватил такой порыв благодарности, что я впервые в жизни стала щедро, неистово целовать его – в щеку, в ухо, в шею, придерживая ему голову; затем обвила ему шею руками и стала целовать в губы. Мной овладела какая-то шалая, истерическая нежность; такого не было с тех далеких времен, когда я так же неистово ласкалась к маме. Я хотела отдать ему блаженство, которое он подарил мне – и впивалась ему в губы все плотнее и плотнее, прижимаясь всем телом. Наконец, я влипла в его рот вплотную и стала «есть» его губами; я видела, конечно, такие поцелуи, но тогда даже не вспоминала о них – мне будто подсказывал кто-то, сидящий внутри меня, как нужно делать. Я будто погружалась в сверкающий океан – все глубже и глубже; внутри снова стала подсасывать томительная сладость.
Ваня стонал от моих ласк ...все громче – а я, вдохновляясь его стонами, все сильнее целовала его; наконец он громко закричал – так же громко, как недавно кричала я, - и я почувствовала на своем животе горячие капли...
После того мы еще бродили голыми по склону горы, как сомнамбулы. Мы были так полны пережитым, что почти не говорили, и только держались за руки. Значительно позже я задумалась, как далеко было наше детское потрясение от той грязи, в которой обычно подростки познают плотскую любовь! Это был самый потрясающий день в нашей жизни. Одеться казалось нам кощунством: мы словно подарили свои голые тела друг другу...
Проблему шортов мы решили так: я прибежала одна на пляж и, ответив на вопрос, где Ваня, - «в туалете», - схватила полотенце и понесла ему. Он, обмотанный полотенцем, зашел домой и переоделся.
После того дня – все заметили перемену в нас. Мы все время держались за руки; иногда я, плюнув на застенчивость, целовала Ваню – нежно, по-детски. Мне хотелось делать это ежесекундно – и я так и делала, когда мы оставались одни. Во мне проснулась какая-то дикая, ненасытная ласковость; я топила Ваню в ласках так, что он однажды снова забрызгал мне живот. На нас стали смотреть с улыбкой, шептаться; однажды мама заговорила со мной о Ване – нравится ли он мне; я отвечала, спрятав малиновые щеки – «да, нравится», - и убежала. Таких разговоров было несколько. В общем, все вокруг поняли, что у нас «любовь», - но мы не стеснялись ничего.
Конечно, мы стали думать о том, где можно заняться настоящим сексом. Вся крымская природа – колючая, мягкой травы нет нигде, а брать с собой в горы подстилку мы не решались – боялись расспросов. Мы так ничего и не могли придумать, и по-прежнему вылизывали друг другу гениталии. Это было потрясающе приятно, почти каждый день этой удивительной недели я испытывала сказочный оргазм, - но нам казалось, что настоящий секс даст какое-то необыкновенное, невыносимое блаженство... Я уже знала, что в первый раз бывает больно, но меня это не пугало, а даже наоборот – мне хотелось принести боль в жертву нашей любви. Я была твердо убеждена, что у нас с Ваней – Настоящая Любовь; и в самом деле – когда мы ласкались, я чувствовала, как меня переполняет такая удивительная сила и сладость, какой я не знала нигде и никогда. Мне казалось, что мы – удивительные существа из другого мира, что мы летим над землей... Я повзрослела за ту неделю на несколько лет – и физически, и духовно.
О расставании я старалась не думать, - но однажды ночью разревелась так, что маме пришлось давать мне успокоительное. Она допытывалась «кто тебя обидел?», но я ничего не сказала ей (может быть, зря...)
За день до нашего расставания мы плюнули на страхи, дождались, пока все обитатели домика разбредутся кто куда – и закрылись, чтобы заняться сексом.
Все было очень торжественно. Вначале было больше волнения, чем удовольствия; я все время помнила, что завтра мы расстанемся очень надолго, может быть, навсегда, и поэтому была в особом настроении, и Ваня тоже. Ласки наши были не столько буйными, сколько очень нежными: я вылизывала Ване личико, он гладил меня по всему телу, снова целовал мне писю... а потом я легла, он залез на меня, впился в меня губами – и мне вдруг стало очень больно. Больно и страшно. Я закричала, - а он все буравил меня, и мне казалось, что он протыкает меня саблей насквозь. Я заплакала; он очень огорчился, стал бурно ласкать и утешать меня...
Я вначале только лежала и плакала... но в какой-то момент желание вдруг проснулось от Ваниных ласк - с новой силой; боль уже утихла – и Ваня стал «подмахивать» на мне. Боль отдавалась отдельными уколами, но в целом – я вдруг ощутила какое-то совсем новое чувство, непохожее на то, что было во время оральных ласк, - чувства единства, единого движения с Ваней. Я впервые почувствовала сладость совместного, слитного движения, когда голые тела сливаются друг с другом, и им ничего не мешает, - и мы извивались, выгибались, катались по кровати... Мне хотелось, чтобы этот удивительный танец не кончался никогда... но Ваня быстро кончил – и я даже не сразу поняла, что «уже все».
Мне хотелось еще, еще... но он вышел из меня, и мне снова стало больно. Тут же обнаружилось, что подо мной – лужа крови... мы об этом не подумали, и я сразу испугалась, что скажет мама (и не зря испугалась). Но тогда я как бы плюнула на это, стараясь не упустить ни одной минуты с Ваней... он заметил, что я неудовлетворена, и спросил меня, чего мне хочется. Я сказала: чтоб ты снова поцеловал меня ТАМ... и он прильнул к моей письке. Было больновато, но все равно очень хорошо. Задыхаясь от привычного уже блаженства, я кончила...
Так я стала женщиной. Мне было 13 лет и 2 месяца, Ване – почти столько же. Потом мама, конечно же, заметила пятно крови, и, зная, что для месячных не время, завела со мной разговор... я, конечно же, нагрубила, потом разревелась – и раскололась... Был большой скандал, о котором я не хочу рассказывать...
Кончилось тем, что нам с Ваней запретили прощаться, и я больше его не видела... Мы успели обменяться адресами и телефонами. Правда, мне запретили звонить ему, - но я копила деньги на междугородку, звала с собой школьных друзей, чтоб они его позвали – и говорила с ним...
Мы перезванивались так два года. Потом я с ужасом поняла, что начинаю забывать его; потом – стала влюбляться, - то в одного, то в другого. Тут пришел черед и секса; я перебывала в пяти или шести постелях... Большой любви, однако, не было, и все мои романы кончались полным равнодушием.
Прошло 10 лет. Однажды у подъезда ко мне обратился парень, чье лицо мне показалось знакомым. У него была довольно длинная борода. Он попросил разрешения проводить меня; я, естественно, потребовала, чтобы он представился. Он назвал себя Джеком-Потрошителем на пенсии, и объяснил, что когда он провожает юных красавиц – его кровожадность притупляется. Он был насмешливо-вежлив, и сразу понравился мне; кроме того, я клюнула на загадку: я пыталась вспомнить, где я его раньше видела, а мое самолюбие было задето его инкогнито. Я сразу вознамерилась его «расколоть», но мне это не удалось.
Мне долго не удавалось это: каждое утро он встречал меня, провожал, в воскресенье – звал
Ваня стонал от моих ласк ...все громче – а я, вдохновляясь его стонами, все сильнее целовала его; наконец он громко закричал – так же громко, как недавно кричала я, - и я почувствовала на своем животе горячие капли...
После того мы еще бродили голыми по склону горы, как сомнамбулы. Мы были так полны пережитым, что почти не говорили, и только держались за руки. Значительно позже я задумалась, как далеко было наше детское потрясение от той грязи, в которой обычно подростки познают плотскую любовь! Это был самый потрясающий день в нашей жизни. Одеться казалось нам кощунством: мы словно подарили свои голые тела друг другу...
Проблему шортов мы решили так: я прибежала одна на пляж и, ответив на вопрос, где Ваня, - «в туалете», - схватила полотенце и понесла ему. Он, обмотанный полотенцем, зашел домой и переоделся.
После того дня – все заметили перемену в нас. Мы все время держались за руки; иногда я, плюнув на застенчивость, целовала Ваню – нежно, по-детски. Мне хотелось делать это ежесекундно – и я так и делала, когда мы оставались одни. Во мне проснулась какая-то дикая, ненасытная ласковость; я топила Ваню в ласках так, что он однажды снова забрызгал мне живот. На нас стали смотреть с улыбкой, шептаться; однажды мама заговорила со мной о Ване – нравится ли он мне; я отвечала, спрятав малиновые щеки – «да, нравится», - и убежала. Таких разговоров было несколько. В общем, все вокруг поняли, что у нас «любовь», - но мы не стеснялись ничего.
Конечно, мы стали думать о том, где можно заняться настоящим сексом. Вся крымская природа – колючая, мягкой травы нет нигде, а брать с собой в горы подстилку мы не решались – боялись расспросов. Мы так ничего и не могли придумать, и по-прежнему вылизывали друг другу гениталии. Это было потрясающе приятно, почти каждый день этой удивительной недели я испытывала сказочный оргазм, - но нам казалось, что настоящий секс даст какое-то необыкновенное, невыносимое блаженство... Я уже знала, что в первый раз бывает больно, но меня это не пугало, а даже наоборот – мне хотелось принести боль в жертву нашей любви. Я была твердо убеждена, что у нас с Ваней – Настоящая Любовь; и в самом деле – когда мы ласкались, я чувствовала, как меня переполняет такая удивительная сила и сладость, какой я не знала нигде и никогда. Мне казалось, что мы – удивительные существа из другого мира, что мы летим над землей... Я повзрослела за ту неделю на несколько лет – и физически, и духовно.
О расставании я старалась не думать, - но однажды ночью разревелась так, что маме пришлось давать мне успокоительное. Она допытывалась «кто тебя обидел?», но я ничего не сказала ей (может быть, зря...)
За день до нашего расставания мы плюнули на страхи, дождались, пока все обитатели домика разбредутся кто куда – и закрылись, чтобы заняться сексом.
Все было очень торжественно. Вначале было больше волнения, чем удовольствия; я все время помнила, что завтра мы расстанемся очень надолго, может быть, навсегда, и поэтому была в особом настроении, и Ваня тоже. Ласки наши были не столько буйными, сколько очень нежными: я вылизывала Ване личико, он гладил меня по всему телу, снова целовал мне писю... а потом я легла, он залез на меня, впился в меня губами – и мне вдруг стало очень больно. Больно и страшно. Я закричала, - а он все буравил меня, и мне казалось, что он протыкает меня саблей насквозь. Я заплакала; он очень огорчился, стал бурно ласкать и утешать меня...
Я вначале только лежала и плакала... но в какой-то момент желание вдруг проснулось от Ваниных ласк - с новой силой; боль уже утихла – и Ваня стал «подмахивать» на мне. Боль отдавалась отдельными уколами, но в целом – я вдруг ощутила какое-то совсем новое чувство, непохожее на то, что было во время оральных ласк, - чувства единства, единого движения с Ваней. Я впервые почувствовала сладость совместного, слитного движения, когда голые тела сливаются друг с другом, и им ничего не мешает, - и мы извивались, выгибались, катались по кровати... Мне хотелось, чтобы этот удивительный танец не кончался никогда... но Ваня быстро кончил – и я даже не сразу поняла, что «уже все».
Мне хотелось еще, еще... но он вышел из меня, и мне снова стало больно. Тут же обнаружилось, что подо мной – лужа крови... мы об этом не подумали, и я сразу испугалась, что скажет мама (и не зря испугалась). Но тогда я как бы плюнула на это, стараясь не упустить ни одной минуты с Ваней... он заметил, что я неудовлетворена, и спросил меня, чего мне хочется. Я сказала: чтоб ты снова поцеловал меня ТАМ... и он прильнул к моей письке. Было больновато, но все равно очень хорошо. Задыхаясь от привычного уже блаженства, я кончила...
Так я стала женщиной. Мне было 13 лет и 2 месяца, Ване – почти столько же. Потом мама, конечно же, заметила пятно крови, и, зная, что для месячных не время, завела со мной разговор... я, конечно же, нагрубила, потом разревелась – и раскололась... Был большой скандал, о котором я не хочу рассказывать...
Кончилось тем, что нам с Ваней запретили прощаться, и я больше его не видела... Мы успели обменяться адресами и телефонами. Правда, мне запретили звонить ему, - но я копила деньги на междугородку, звала с собой школьных друзей, чтоб они его позвали – и говорила с ним...
Мы перезванивались так два года. Потом я с ужасом поняла, что начинаю забывать его; потом – стала влюбляться, - то в одного, то в другого. Тут пришел черед и секса; я перебывала в пяти или шести постелях... Большой любви, однако, не было, и все мои романы кончались полным равнодушием.
Прошло 10 лет. Однажды у подъезда ко мне обратился парень, чье лицо мне показалось знакомым. У него была довольно длинная борода. Он попросил разрешения проводить меня; я, естественно, потребовала, чтобы он представился. Он назвал себя Джеком-Потрошителем на пенсии, и объяснил, что когда он провожает юных красавиц – его кровожадность притупляется. Он был насмешливо-вежлив, и сразу понравился мне; кроме того, я клюнула на загадку: я пыталась вспомнить, где я его раньше видела, а мое самолюбие было задето его инкогнито. Я сразу вознамерилась его «расколоть», но мне это не удалось.
Мне долго не удавалось это: каждое утро он встречал меня, провожал, в воскресенье – звал