Истории о море. 30-ые беспокойные. Глава 3
И менять положение, как мне представлялось, не желал ни я, ни она.
Перешагнув трусики, соскользнувшие вниз по красивым ногам, она втёрлась в мои руки, подмурлыкивая что ли? Я не стал томить её. Платьё чулком свернулось над её головой, высвобождая ажурный лифчик и практически голый лобок. Так, несколько редких кусточков, построивших какой-то геометрический рисунок. Лифчик она сняла сама, дразня то одной, то другой грудью. Поднося к моим губам коричневые кружочки, завершавшие её острые груди, она отдёргивала назад, ещё больше возбуждаясь от действий мои пальцев, реагировавших на её игру взрывами активности. Наконец, она запрыгнула на стойку, на заранее брошенное полотенце, развела ноги. Но головка Максима не смогла преодолеть такую узкую расщелину. Я напрягся, она шумно задышала, ухватилась за кожу, потянула в стороны, раздвигая губы. Изогнувшись, Максим протиснулся головкой внутрь, вызвав у хозяина стон удовольствия, а у приёмщицы поскуливание.
— Больно? — Я замер. Делать больно в такой момент?
— Нет. — Она пьяно улыбнулась, откинула голову. — Не останавливайся. Даже если буду плакать и отпихивать тебя. Не останавливайся!
— Как скажите, хозяйка. — Я обхватил её бёдра, потянул на себя, сдвигая её вместе с полотенцем.
— Ф!!! — Она фыркнула, обхватила меня ногами за шею, прикусила губу, хватаясь за край столешницы.
Я не слушал её. Максим достигнув самого дна, радостно нырял и нырял, с особым удовольствием выскакивая наружу и вновь проходя теснины расщелины. В какой-то момент мне даже показалось, что Анжела действительно испытывает дискомфорт. Но помня её просьбу, я драл её со всей силы, игнорируя просьбы остановиться, расшатывая стойку. Она вскрикивала, выгибалась, стонала, плакала, толкала меня в плечи. А я продолжал насаживать эту сочную, страстную хулиганку на свой член. Маленькая татуировка в виде бабочки на самом начале расщелинки то растягивалась, то сжималась, превращаясь в скрученный лепесток. От наших действий сорвалась и упала вниз сковородка, вызвав у неё всплеск нервного смеха, переросший в оргазм. Сжимаемый волнами сокращающейся матки мой член не проскакивал, а пробивался среди этого, давая сигнал «ещё», «ещё», «ещё чуть-чуть и ты кончишь!». Чуть-чуть наступил после того, как она, ухватившись за вертикальную полочку стойки, не приподнялась, беря Максима на излом. Испуганно смотря на меня, она затихла, давая мне кончить в неё полностью. Наконец, мы сползли на стулья, развалившись на мягких сидушках.
— Ты прямо. — Она покачала головой. — Я. Ну, ты меня удивил. Я испугалась тебя.
— Что? — Как же мне хорошо!
— У тебя было такое лицо. — Анжела встала, потрогала себя за грудь. — М! Горит вся! Как и она! — Поглаживание по лобку было аккуратным. — Ты специально выбрил всё там, чтобы так вот усиливать ощущения?
— М? — О чём она? Ах, да! О моём, можно сказать, газоне вокруг Максима?
— Мне понравилось. — Она поднялась, потянула меня за собой. — Пошли в кровать!
— Пошли. — Я поднялся, обнял её со спины. Какая жаркая попка!
— Я только на минутку. — Она нырнула в туалет. — Справа в ванной шампунь. — Какая предусмотрительная.
Тогда же у нас ничего не было бы. Просто помучилась бы немного подольше. Могли бы привлечь внимание к себе, усилить ощущения, так сказать. Но не более того. Так решил я, натягивая на заснувшую Анжелу простыню. Спи, красавица и видь хорошие сны. Ты получила своё, я своё и мы довольны результатами. Немного неопределённо для нас обоих будущие отношения, но пусть будет, как будет. Всё должно идти так, как идёт. И предпринимать что-то по изменению, можно, но вряд ли будет что-то по-другому. Как говорят тут мусульмане «ин шала».
Ночной город всё равно живёт. Невзирая на каком конце света он находится и какого масштаба. Только звёзды видятся по-другому. Тут они более яркие, лохматые что ли? И этот ночной шум другой, более непонятный. Я постоял на балконе, обвиваемый ветерком, шагнул обратно в спальню. Надо спать. Завтра или уже сегодня, мне возвращаться на базу нефтяников, а там работа. И к ней надо быть готовым. Хотя бы не так хотеть спать.
Перешагнув трусики, соскользнувшие вниз по красивым ногам, она втёрлась в мои руки, подмурлыкивая что ли? Я не стал томить её. Платьё чулком свернулось над её головой, высвобождая ажурный лифчик и практически голый лобок. Так, несколько редких кусточков, построивших какой-то геометрический рисунок. Лифчик она сняла сама, дразня то одной, то другой грудью. Поднося к моим губам коричневые кружочки, завершавшие её острые груди, она отдёргивала назад, ещё больше возбуждаясь от действий мои пальцев, реагировавших на её игру взрывами активности. Наконец, она запрыгнула на стойку, на заранее брошенное полотенце, развела ноги. Но головка Максима не смогла преодолеть такую узкую расщелину. Я напрягся, она шумно задышала, ухватилась за кожу, потянула в стороны, раздвигая губы. Изогнувшись, Максим протиснулся головкой внутрь, вызвав у хозяина стон удовольствия, а у приёмщицы поскуливание.
— Больно? — Я замер. Делать больно в такой момент?
— Нет. — Она пьяно улыбнулась, откинула голову. — Не останавливайся. Даже если буду плакать и отпихивать тебя. Не останавливайся!
— Как скажите, хозяйка. — Я обхватил её бёдра, потянул на себя, сдвигая её вместе с полотенцем.
— Ф!!! — Она фыркнула, обхватила меня ногами за шею, прикусила губу, хватаясь за край столешницы.
Я не слушал её. Максим достигнув самого дна, радостно нырял и нырял, с особым удовольствием выскакивая наружу и вновь проходя теснины расщелины. В какой-то момент мне даже показалось, что Анжела действительно испытывает дискомфорт. Но помня её просьбу, я драл её со всей силы, игнорируя просьбы остановиться, расшатывая стойку. Она вскрикивала, выгибалась, стонала, плакала, толкала меня в плечи. А я продолжал насаживать эту сочную, страстную хулиганку на свой член. Маленькая татуировка в виде бабочки на самом начале расщелинки то растягивалась, то сжималась, превращаясь в скрученный лепесток. От наших действий сорвалась и упала вниз сковородка, вызвав у неё всплеск нервного смеха, переросший в оргазм. Сжимаемый волнами сокращающейся матки мой член не проскакивал, а пробивался среди этого, давая сигнал «ещё», «ещё», «ещё чуть-чуть и ты кончишь!». Чуть-чуть наступил после того, как она, ухватившись за вертикальную полочку стойки, не приподнялась, беря Максима на излом. Испуганно смотря на меня, она затихла, давая мне кончить в неё полностью. Наконец, мы сползли на стулья, развалившись на мягких сидушках.
— Ты прямо. — Она покачала головой. — Я. Ну, ты меня удивил. Я испугалась тебя.
— Что? — Как же мне хорошо!
— У тебя было такое лицо. — Анжела встала, потрогала себя за грудь. — М! Горит вся! Как и она! — Поглаживание по лобку было аккуратным. — Ты специально выбрил всё там, чтобы так вот усиливать ощущения?
— М? — О чём она? Ах, да! О моём, можно сказать, газоне вокруг Максима?
— Мне понравилось. — Она поднялась, потянула меня за собой. — Пошли в кровать!
— Пошли. — Я поднялся, обнял её со спины. Какая жаркая попка!
— Я только на минутку. — Она нырнула в туалет. — Справа в ванной шампунь. — Какая предусмотрительная.
Тогда же у нас ничего не было бы. Просто помучилась бы немного подольше. Могли бы привлечь внимание к себе, усилить ощущения, так сказать. Но не более того. Так решил я, натягивая на заснувшую Анжелу простыню. Спи, красавица и видь хорошие сны. Ты получила своё, я своё и мы довольны результатами. Немного неопределённо для нас обоих будущие отношения, но пусть будет, как будет. Всё должно идти так, как идёт. И предпринимать что-то по изменению, можно, но вряд ли будет что-то по-другому. Как говорят тут мусульмане «ин шала».
Ночной город всё равно живёт. Невзирая на каком конце света он находится и какого масштаба. Только звёзды видятся по-другому. Тут они более яркие, лохматые что ли? И этот ночной шум другой, более непонятный. Я постоял на балконе, обвиваемый ветерком, шагнул обратно в спальню. Надо спать. Завтра или уже сегодня, мне возвращаться на базу нефтяников, а там работа. И к ней надо быть готовым. Хотя бы не так хотеть спать.