Евгений Омегин
Евгений Омегин
(переложение пушкинской поэмы на простонародный лад)
Хочу я, братцы, вас забавить. Коль надоел высокий слог, Попытку сделаю избавитьОт поучений, пышных строк. Я покажу реальной жизниКартины - вовсе без прикрас. На славном языке отчизныЯ обосную свой рассказ. Но так и быть, - рукой пристрастной, Прими собранье пестрых главПолусмешных, полузабавных, Простонародных, идеальных-Небрежный плод моих забав.
"Мой дядя, пидар хитрожопый, Чуть заболел, зовет меня, Чтоб подтирал за ним блевоту, Подстилки грязные сменял. Ах, в бога мать, такая сука, Марать об гниль младые руки. Сидеть с развалиной всю ночь, Не отходя ни шагу прочь. Вот развалюха, вот холупа! Его за яйца щекотатьИ мазью растирать залупу. И материться про себя:Когда ж судьба возьмет тебя"!
Так думал молодой повеса, Летя на тройке почтовых. И посылая всех к Зевесу, И поминая всех родных.
Друзья мои, позвольте прямоС героем моего романа, Без лишних слов, Как хуем в глаз:Позвольте познакомить вас.
Омегин - пьяница и ебарь. Мы с ним толкались по пивным, Совмесно баб ебали с ним, Фарцовкой занимались оба, Кололись, чифирили - жуть! Все не желая отдохнуть.
Его пахан напиздил денегИ не скрывал. Раз так - хана. Судьба согнула на колениИ заебала пахана.
Омегина ж судьба хранила. Хуищем длинным наделила, Залупой красной и большой, И возбудительной душой.
Его учил француз убогий. Что б не измучилось дитя, Учил его всему шутя:Нассать на ухо тете Клаве, Загнуть при бабке в бога матьИ в летнем садике насрать.
Когда же хуй стал подниматься, Француза - на хуй, все, пиздец."Теперь учись, сынок, ебаться", - Сказал напутственно отец.
Вот мой Омегин на свободе. Острижен по последней моде. Одет он в джинсовый жакет, И наконец увидел свет.
Он по-французски материлсяИ по-китайски загибал, И колом хуй его вставал. Как молоток в штанине бался. Чего ж вам боле, свет решил, Что наш Омегин очень мил.
Я тоже многому научен. А кто ж не может тюльку гнать. Учиться в школе очень скучно. Язык народа надо знать.
Омегин был по мненью многихСудей решительных и строгихУченый малый, но пиздунИ остроумный хохотун.
Без принужденья в разговореОбматюкнет кого слегка, В ебало сунет кулакаИли харкнет кому за ворот.
Он вызывал улыбки дам, Сверкнув залупой тут и там.
Латынь из моды вышла ныне, Но, если правду вам сказать, Умел он гнуть и по-латыни. Про пенис, клитор мог читать.
"Познанье - сила", - Маркс нас учит. Э-гей, учитесь лучше дрючить. А диамат и сопроматКому, скажите, надо знать?
Омегин не имел охотыЗнать о строении слона. Ведь это чистая хуйня. Но дней минувших анекдотыПро Петьку, Анку и зверейХранил он в памяти своей.
Он помнил охуенно многоРазличных басенок, стишков, Подъебок и всего такого, Что позавидовал Барков.
Но в чем он истинный был гений, Что делал без отдохновений, И чем был рад себя занять, Чтоб хуем груш не обивать, - Была наука извращений, Где сотни поз и сотни пезд. Ебался Женя без стеснений. Его по жизни хуй понес. Ялдой его кормилась слава. Ялде услады было мало.
Великий был пиздострадалец. Пиздой он бредил и пьянел. Вот засадить бы толстый палец! А без пизды совсем хуел.
Залупоглазая мудилаВсех девок к блядству приводила. Стоит, как кирзовый сапог, - Никто бежать ее не мог.
О, как он был в тот миг потешен! Спускал, залупу в дверь совал. И говорил, не он в том грешен. Но находилася дыра, И он кричал: "Ура, ура"!
Как рано мог уж он тревожитьПизду блядищи записной. Известно, чем юнец моложе, Тем он не знающ, как слепой.
Его прозвали пиздорванцем, А он прикинулся испанцем. Но вы, блаженные мужъя, С ним оставалися друзья.
Его ласкал супруг лукавый:"О, необрезанный юнец"!И тот, чей сник давно конец. И рогоносец величавый, Кого наебывали жены, Ялдой Омегина сражены.
Бывало, он еще в постели, К нему записочки несут."Что, приглашенья? В самом деле"!Три бляди на вечер зовут. Там будет бал, там пьянка, праздник, - К кому поедет мой проказник, С кого начнет он? Все равно! Всех усладить ему дано! И он, позавтракав сметанкой, Чтоб одубело хуй стоял, Соседских девок разминал. И ждал, когда начнется пьянка, Пока недремные часыНе позовут надеть трусы.
Уж темно, в санки он садится."Пиздуй, мудак", - раздастся крик. Морозной пылью серебритсяЕго бобровый воротник.
К Мими поехал он уверен, Что муж ушел, открыты двери. Вошел, вхуярил литра два. И ну ей хуй в пизду совать. Под ним кровать трещит, трепещет. Бабец в соку прикрыла глаз. Омегин, знай, сандалит хлеще. Вот это масть, вот это класс! Она торчит, она в экстазе. Омегину же в самом разе.
Но он спешит, другое делоЕго зовет и он идет. Как любит он нагое телоИ вздутый спермою живот.
Театра страстный почитатель, Обворожительных актрис, Незримый гражданин кулис, Омегин ебанул к театру, Чтобы получше разузнать, Как вздернуть нынче КлеопатруИ Лиру яйца показать. Чтоб не приебывался старыйСвоим членякой - тряпкой вялой.
Мои богини, вы мне рады? Внемлите мой пропитый глас. Все те же ль вы? Другие бляди, Сменив, не заменили ль вас?
Театр уж полон, ложи блещут, В партере водку кто-то хлещет. А вон целячка вся в сокуЛежит на сцене на боку. Одной рукой пизду прикрыла, Другою медленно манит. И вдруг как вспрыгнет, как взлетит. Все на нее воротят рыла. Она ж: то раком стан согнет, То быстрой ляжкой ляжку бьет.
Все тащутся. Омегин входит. Пиздует прямо по ногам. И свой бинокль скосясь наводитНа груди незнакомых дам. Взглянул, скривил свое ебало:"А клевых баб по ложам мало"."Хуйня", - сказал он и понес, - Ебал я в рот такое блядство, Уж если хочется ебаться, В пизду засуньте толстый нос. А мне нужна в соку бабец. Неужто я не молодей"?!
Изображу ль картину верно? Уединенный кабинет, Где мод воспитанник примерныйОдет, раздет и вновь одет.
Второй Соловский моей Евгений. Боясь различных зараженийИ сифилических простуд, Он в ванной сколотил уют. Он три часа залупу чистит, Он с мылом кожицу дрочит, Он перед зеркалом "артиста"Трясет в руке и все молчит. Такая, братцы, гигиена. И, я считаю, это верно. Отмыв головки болтик крупный, Омегин двинулся на бал. Распространяя дух залупный, Красив, силен и так удал.
Вот наш герой подъехал к сеням, Вхуярил прямо по ступеням. Вошел и смотрит восхищенно:Летают ножки милых дам, Так и крича: я все отдам. Глазеют мужики влюбленно, Кругом и шум и суета - Толпа развратом занята.
О, ножки, ножки, что за чудо! Каков бы ни был женский ум, Но ножки - главное их блюдо. О, сколь рождают сладких дум! Бывало, я совсем мальченкойУже стремил глаз под юбченку. А там, глядишь, и в темнотеЯ страстно лапал женщин ноги. О, что за счастье! Боги, Боги!
Теперь я, братцы, импотент. Но как ни тяжко это горе, Баб у меня бывало море.
(переложение пушкинской поэмы на простонародный лад)
Хочу я, братцы, вас забавить. Коль надоел высокий слог, Попытку сделаю избавитьОт поучений, пышных строк. Я покажу реальной жизниКартины - вовсе без прикрас. На славном языке отчизныЯ обосную свой рассказ. Но так и быть, - рукой пристрастной, Прими собранье пестрых главПолусмешных, полузабавных, Простонародных, идеальных-Небрежный плод моих забав.
"Мой дядя, пидар хитрожопый, Чуть заболел, зовет меня, Чтоб подтирал за ним блевоту, Подстилки грязные сменял. Ах, в бога мать, такая сука, Марать об гниль младые руки. Сидеть с развалиной всю ночь, Не отходя ни шагу прочь. Вот развалюха, вот холупа! Его за яйца щекотатьИ мазью растирать залупу. И материться про себя:Когда ж судьба возьмет тебя"!
Так думал молодой повеса, Летя на тройке почтовых. И посылая всех к Зевесу, И поминая всех родных.
Друзья мои, позвольте прямоС героем моего романа, Без лишних слов, Как хуем в глаз:Позвольте познакомить вас.
Омегин - пьяница и ебарь. Мы с ним толкались по пивным, Совмесно баб ебали с ним, Фарцовкой занимались оба, Кололись, чифирили - жуть! Все не желая отдохнуть.
Его пахан напиздил денегИ не скрывал. Раз так - хана. Судьба согнула на колениИ заебала пахана.
Омегина ж судьба хранила. Хуищем длинным наделила, Залупой красной и большой, И возбудительной душой.
Его учил француз убогий. Что б не измучилось дитя, Учил его всему шутя:Нассать на ухо тете Клаве, Загнуть при бабке в бога матьИ в летнем садике насрать.
Когда же хуй стал подниматься, Француза - на хуй, все, пиздец."Теперь учись, сынок, ебаться", - Сказал напутственно отец.
Вот мой Омегин на свободе. Острижен по последней моде. Одет он в джинсовый жакет, И наконец увидел свет.
Он по-французски материлсяИ по-китайски загибал, И колом хуй его вставал. Как молоток в штанине бался. Чего ж вам боле, свет решил, Что наш Омегин очень мил.
Я тоже многому научен. А кто ж не может тюльку гнать. Учиться в школе очень скучно. Язык народа надо знать.
Омегин был по мненью многихСудей решительных и строгихУченый малый, но пиздунИ остроумный хохотун.
Без принужденья в разговореОбматюкнет кого слегка, В ебало сунет кулакаИли харкнет кому за ворот.
Он вызывал улыбки дам, Сверкнув залупой тут и там.
Латынь из моды вышла ныне, Но, если правду вам сказать, Умел он гнуть и по-латыни. Про пенис, клитор мог читать.
"Познанье - сила", - Маркс нас учит. Э-гей, учитесь лучше дрючить. А диамат и сопроматКому, скажите, надо знать?
Омегин не имел охотыЗнать о строении слона. Ведь это чистая хуйня. Но дней минувших анекдотыПро Петьку, Анку и зверейХранил он в памяти своей.
Он помнил охуенно многоРазличных басенок, стишков, Подъебок и всего такого, Что позавидовал Барков.
Но в чем он истинный был гений, Что делал без отдохновений, И чем был рад себя занять, Чтоб хуем груш не обивать, - Была наука извращений, Где сотни поз и сотни пезд. Ебался Женя без стеснений. Его по жизни хуй понес. Ялдой его кормилась слава. Ялде услады было мало.
Великий был пиздострадалец. Пиздой он бредил и пьянел. Вот засадить бы толстый палец! А без пизды совсем хуел.
Залупоглазая мудилаВсех девок к блядству приводила. Стоит, как кирзовый сапог, - Никто бежать ее не мог.
О, как он был в тот миг потешен! Спускал, залупу в дверь совал. И говорил, не он в том грешен. Но находилася дыра, И он кричал: "Ура, ура"!
Как рано мог уж он тревожитьПизду блядищи записной. Известно, чем юнец моложе, Тем он не знающ, как слепой.
Его прозвали пиздорванцем, А он прикинулся испанцем. Но вы, блаженные мужъя, С ним оставалися друзья.
Его ласкал супруг лукавый:"О, необрезанный юнец"!И тот, чей сник давно конец. И рогоносец величавый, Кого наебывали жены, Ялдой Омегина сражены.
Бывало, он еще в постели, К нему записочки несут."Что, приглашенья? В самом деле"!Три бляди на вечер зовут. Там будет бал, там пьянка, праздник, - К кому поедет мой проказник, С кого начнет он? Все равно! Всех усладить ему дано! И он, позавтракав сметанкой, Чтоб одубело хуй стоял, Соседских девок разминал. И ждал, когда начнется пьянка, Пока недремные часыНе позовут надеть трусы.
Уж темно, в санки он садится."Пиздуй, мудак", - раздастся крик. Морозной пылью серебритсяЕго бобровый воротник.
К Мими поехал он уверен, Что муж ушел, открыты двери. Вошел, вхуярил литра два. И ну ей хуй в пизду совать. Под ним кровать трещит, трепещет. Бабец в соку прикрыла глаз. Омегин, знай, сандалит хлеще. Вот это масть, вот это класс! Она торчит, она в экстазе. Омегину же в самом разе.
Но он спешит, другое делоЕго зовет и он идет. Как любит он нагое телоИ вздутый спермою живот.
Театра страстный почитатель, Обворожительных актрис, Незримый гражданин кулис, Омегин ебанул к театру, Чтобы получше разузнать, Как вздернуть нынче КлеопатруИ Лиру яйца показать. Чтоб не приебывался старыйСвоим членякой - тряпкой вялой.
Мои богини, вы мне рады? Внемлите мой пропитый глас. Все те же ль вы? Другие бляди, Сменив, не заменили ль вас?
Театр уж полон, ложи блещут, В партере водку кто-то хлещет. А вон целячка вся в сокуЛежит на сцене на боку. Одной рукой пизду прикрыла, Другою медленно манит. И вдруг как вспрыгнет, как взлетит. Все на нее воротят рыла. Она ж: то раком стан согнет, То быстрой ляжкой ляжку бьет.
Все тащутся. Омегин входит. Пиздует прямо по ногам. И свой бинокль скосясь наводитНа груди незнакомых дам. Взглянул, скривил свое ебало:"А клевых баб по ложам мало"."Хуйня", - сказал он и понес, - Ебал я в рот такое блядство, Уж если хочется ебаться, В пизду засуньте толстый нос. А мне нужна в соку бабец. Неужто я не молодей"?!
Изображу ль картину верно? Уединенный кабинет, Где мод воспитанник примерныйОдет, раздет и вновь одет.
Второй Соловский моей Евгений. Боясь различных зараженийИ сифилических простуд, Он в ванной сколотил уют. Он три часа залупу чистит, Он с мылом кожицу дрочит, Он перед зеркалом "артиста"Трясет в руке и все молчит. Такая, братцы, гигиена. И, я считаю, это верно. Отмыв головки болтик крупный, Омегин двинулся на бал. Распространяя дух залупный, Красив, силен и так удал.
Вот наш герой подъехал к сеням, Вхуярил прямо по ступеням. Вошел и смотрит восхищенно:Летают ножки милых дам, Так и крича: я все отдам. Глазеют мужики влюбленно, Кругом и шум и суета - Толпа развратом занята.
О, ножки, ножки, что за чудо! Каков бы ни был женский ум, Но ножки - главное их блюдо. О, сколь рождают сладких дум! Бывало, я совсем мальченкойУже стремил глаз под юбченку. А там, глядишь, и в темнотеЯ страстно лапал женщин ноги. О, что за счастье! Боги, Боги!
Теперь я, братцы, импотент. Но как ни тяжко это горе, Баб у меня бывало море.