Олег так и представил, как выглядело это «я сказал». Вопящий от испуга и боли пацан... Это определенно нельзя так оставить. Ему это пусть будет уроком, но и её надо проучить.

На следующий день Олег приехал на работу к обеду со спортивной сумкой, которая стояла у стены в его кабинете. Когда Марина зашла сдать перевод прайса с пересчитанными на йены ценами, он сказал ей:

— Возьми сумку, надо съездить ко мне за товаром.

— У вас есть курьер.

— Он уехал и вернется нескоро. Ты идешь?

Марина помедлила. Шеф сегодня был особенно серьезен, двое уже получили нагоняй. Ей-то все равно через пару недель уходить, можно и не слушаться особо. Но, в конце концов, подняла довольно легкую сумку, и пошла за Олегом. Он посадил её на переднее сиденье джипа, и всю дорогу молчал.

Только припарковавшись у дома, где в разгар рабочего дня машин было мало, заговорил снова, да и то:

— Возьми сумку, и пошли.

Марине пришлось догонять его, потому что Олег даже не придержал дверь подъезда. В лифт она зашла уже раздраженная.

Квартира у него была двухкомнатная, и очень просторная из-за маленького количества мебели. Дверь в спальню была закрыта, но вторую комнату девушка разглядела. Не по-холостяцки чисто, диван, стол с компьютером, на стене плазма, рядом кадка с фикусом. Марина скинула туфли из уважения к чистоте паркетного пола.

— Брось сумку в тот угол, — Олег показал на дальний, у окна, снимая ботинки. Но, когда девушка подошла к окну и, опустив сумку на пол, глянула в окно, он оказался позади. Что-то ударило её по запястью, Олег подтянул её руки к батарее и пристегнул вторую руку наручником раньше, чем Марина сообразила испугаться и вырваться.


— Что происходит? — она дергала руками, пыталась протащить кисти сквозь туго затянутые браслеты. Никакого розового меха, мягкость ещё надо заслужить.

— Я подумал, что ты вряд ли возьмешься за батарею и подождешь, пока я примотаю тебя скотчем. Хотя идея неплохая.

— Вам Кирилл нажаловался, — ей казалось, что она поняла. Но она совершала ту же ошибку: не верила, что с ней может произойти плохое.

— Я случайно увидел следы у него на спине. Какой бы он ни был, он мой племянник, и с ним нельзя так обращаться.

— В следующий раз я просто напишу заявление о домогательствах, — она оставила наручники в покое. Олег стоял рядом, рассматривая скрученные рыжие волосы, нежную кожу, твердо очерченный рот. Пока руки стянуты впереди, блузка не подчеркивала грудь, зато юбка намекала на круглую, подтянутую попу.

— Да уж лучше бы написала, или просто нажаловалась мне — я бы его приструнил. А вот твой способ... не знаю, отразится ли это на его будущем, но во мне ты точно разбудила худшее.

— И что теперь, вы изобьете меня ремнем? — она, как всегда, смотрела в глаза, и видела там что-то, что заставило её встревожиться больше наручников. Олег подумал, что не будет запрещать ей смотреть на него прямо, очень уж его волновали эти колдовские глаза.

— И это тоже. Начнем с тех же семи, — он вытащил шпильки из её волос, и густая рыжая волна рассыпалась по спине до лопаток. Марина попыталась отдернуть голову, Олег сгреб прядь её волос и повернул голову к себе. Она не дала ему продолжить:

— Да ты больной! Отпусти меня, урод!

— За каждое ругательство в мой адрес ты будешь получать по десять ударов, и ещё пять за просто ругань. Потом, если не научишься быстро, будет больше. Сейчас на твоем счету двадцать семь, и я бы посоветовал остановиться на первый раз.

Он открыл сумку, которую Марина сама принесла и положила рядом. С утра Олег успел закупиться всем, что выбросил несколько лет назад, думая, что не пригодится. Марина взглянула на кожу, резину, все, чему она даже названия не знала, и попыталась отодвинуться.

— Извращенец.

— Тридцать семь. А ты выдержишь, девочка? Я вижу, пока ты не осознаешь всю серьезность моих намерений, можешь довести счет до такой цифры, что я тебя до смерти забью. Чтобы ты не забывала, что принадлежишь мне, будешь носить вот это.

Олег купил очень мягкий, тонкий золотисто-оранжевый изящный ошейник, в каком можно и в клуб ночью пойти, примут за стильное и смелое украшение. Но это потом, когда заслужит, а пока он вытащил из сумки купленный в зоомагазине ошейник для ротвейлеров или овчарок с заранее проколотой дыркой под тонкую девичью шею. Кожаный ошейник с трудом гнулся, и не давал ни опустить голову, ни толком вертеть. Марина пыталась помешать, но борьба была слишком короткой.

— Ещё кое-чего не хватает, — он склонился над сумкой, — чтобы ты в будущем беспрекословно меня слушалась, ты должна мне доверять. Вот эта штука здорово учит доверию.

Он надел ей на глаза маску, сквозь которую невозможно подсмотреть, сам проверил.

— Пока ты не поймешь, но когда начнешь выполнять мои приказы, почувствуешь, как в этой маске важно доверие.

Рвать блузку он не стал, аккуратно расстегнул пуговицы. Марина могла только скосить глаза. Тонкий бюстгальтер не скрывал, а подчеркивал округлую грудь. Сначала Олег собирался раздеть её сразу, но, когда количество ударов дошло до тридцати семи, решил, что потом это можно будет сделать без яростного сопротивления, которое она собралась оказать сейчас. Так что пока он просто закатал блузку на плечи, обнажая тонкую спину с такой нежной кожей, что ему даже стало её немного жаль. Эта кожа солнца и ветра почти не видела, куда уж гадать, били ли её раньше.

Расстегнул лифчик, стянул лямки вперед на плечи, насколько смог. По-прежнему стоя сзади, погладил грудь, нежно сжал сосок пальцами.

— Мразь, — Марина снова дернулась. Маска оставляло главными на лице красивые, чувственные губы.

— Сорок семь, и на первый раз, ремнем, это действительно много. Заткнуть тебе рот?

Отошел на шаг назад, оглядывая работу: девушка стояла у батареи, прикованная за руки, с собачьим ошейником, и обнаженной, такой беззащитной спиной. Олег выдернул ремень из собственных брюк — за такие деньги не спадут, и вообще должны бы сниматься, надеваться, и чиститься по команде. Тщательно убрал с её спины рыжие р волосы.

— И последнее. Ты будешь считать удары, вслух и отчетливо. Понятно?

— Ещё чего, — голос у неё дрогнул.

— Или я считаю сам, но я не сойду с цифры «ноль». Намек ясен?

Нет, он умеет считать сам, и не увлечется настолько, чтобы сбиться, но она должна покориться. Пока же о послушании и речи не идет...

Он ударил без замаха, несильно, на пробу. Ему важно было понять, насколько правдива внешняя хрупкость, сколько она вынесет, определить болевой порог. Марина все равно вскрикнула, скорее всего, больше от неожиданности.

— Считаешь?

— Сука...

— Пятьдесят семь. Ты знаешь, что хлыстом за пятьдесят ударов можно полностью снять кожу со спины? Ладно, пробуем ещё раз.

Он ударил снова, опять несильно. Марина зашипела сквозь зубы. Кричать гордость не позволит? Посмотрим, насколько её хватит...

— Ноль.

Ещё удар. На спине зажглась полоса, потому что этот удар был сильнее.

— Ноль.

Кусает губы, сжимает кулаки, водит лопатками, пытаясь найти положение, в котором не